12.03.2013

Шведские военнопленные времён Северной войны 1700-1721 гг.

Статья была написана в 2009 году и в сокращенном виде опубликована в историко-литературном информационном журнале "Щёлково" [№3-4, 2009. С. 2-27]. В первой части рассмотрены: исследованность вопроса; национальный состав шведских военнопленных; "быт и будни": свобода переписки, межконфессиональные браки, свобода вероисповедания. 



Тема военного плена не часто избирается предметом специальных исторических исследований. В дореволюционной историографии по этому вопросу выделяются труды Юлия Исидоровича Гессена (1871-1939), преимущественно посвященные положению пленных в Московском государстве [2]. Особое внимание теме уделил академик Яков Карлович Грот (1812-1893) в статье 1853 года «О пребывании пленных шведов в России при Петре Великом» [3].  Большинство современных работ   посвящены размещению и судьбам шведских военнопленных в в Тобольске и Самаре, на Нижней Каме и в Татарстане после Полтавской битвы 1709 года. Среди них обращает на себя внимание труд Г.В. Шебалдиной «Шведские военнопленные в Сибири» [4]. В 1997 году в Кирове вышел сборник работ «Шведы и русский север» [5]...

 Шведские пленные на строительстве Петербурга. 
Рисунок шведского военнопленного Карла Фридерика Койета, 1722 г.

Судьба шведских военнопленных в Ленинградской области и северной столице также в последнее время подвергается изучению. В 2003 году в рамках цикла выставок «Иностранцы в Петербурге» в Государственном музее истории Санкт-Петербурга была проведена фотовыставка «Шведский Петербург». На ней в визуальных образах была подчеркнута роль шведских военнопленных в возведении северной столицы. Действительно, эта роль была велика, недаром  место, где жили выходцы из Швеции, сохранило свое название - Шведский переулок, и в настоящее время там расположено Генеральное консульство этой страны. В 1712 году пленные шведы вместе с монахами Александро-Невской Лавры и русскими солдатами прокладывали Невскую «першпективу» - будущий Невский проспект[6], одевали в камень Петропавловские бастионы [7]. Пленный швед Шредер разбивал первый Михайловский сад. В 1714 году шведские пленные ювелиры основали в Петербурге первый в России небольшой цех иностранных золотых и серебряных дел мастеров. Тем не менее, сведения, содержащиеся в многочисленных источниках отрывочны, и требуют комплексного изучения. Пристальное внимание к судьбам шведских военнопленных в Санкт-Петербурге уделено в статьях недавно вышедшего сборника «Полтава: судьбы военнопленных и взаимодействие культур» [8].


Одно из первых изображений Санкт-Петербурга, 
исполненное бывшим шведским военнопленным П. Бетуном около 1715 года.

Обращает на себя внимание малая исследованность вопроса о размещении военнопленных шведов в Москве и Подмосковье. В то же время интерес к этой проблематике подтвержден тем, что в 2003 году в Москве в стенах Российского Государственного гуманитарного университета при содействии Российско-шведского учебного центра прошла международная конференция «Шведы в Москве», на которой были заслушан ряд интересных докладов  В.Ф. Козлова, «Шведы в Москве: историко-краеведческий аспект изучения»,  С.Р. Долговой «Шведские пленные в Москве», Г.В. Шебалдиной, под названием «Московские перекрестки полтавских пленников». Вместе с тем следует отметить недостаточную степень разработанности вопроса о местах размещения шведских военнопленных до Полтавской виктории, в период 1700-1709 годов. 

В большинстве перечисленных исследований преимущественное внимание зачастую уделяется судьбам отдельных персоналий, что вызвано мемуарно-биографическим характером большинства доступных источников. Меньше внимания уделено судьбам основной массы рядовых военнопленных. Надо сказать, что пленные шведы представляли собой разные социальные прослойки, что не могло не влиять на места, выбранные для их расселения. Выбор мест размещения в крупных городах и даже столицах был доступен преимущественно генералитету,  представителям  офицерского состава и тем рядовым, которые нанимались для ведения городских работ. Зачастую судьба рядовых солдат складывалась более плачевно. Сын шведского военнопленного Б.А. Эннес так описывал положение офицеров и рядовых шведских пленных в России: «с пленными офицерами в России вообще обращались хорошо; они пользовались большою свободою, если только вели себя тихо и порядочно, оставаясь в тех городах, куда были посланы или на время отпущены /…/ Унтер-офицеры и рядовые находились совершенно в других местах, где должны были исправлять тяжкие работы, - особенно в сибирских рудниках и при построении Петербурга. Из них одни умерли, другие принуждены были вступать в русскую военную службу или перекреститься, так что очень немногие возвратились в отечество» [9]. Если военные-дворяне, по крайней мере, офицеры имели определенные важные привилегии, то на рядовых солдат ложилась вся тяжесть плена, с голодом, болезнями, непосильной работой.

На протяжении Северной войны менялись не только места пребывания военнопленных на территории России, но и общий характер их содержания. В настоящее время признанным считается мнение шведского историка Х. Альмквиста, согласно которому режим содержания шведских военнопленных до 1709 года был в целом более щадящим, а материальное положение несколько лучшим, чем во второй половине войны, когда резко увеличилась масса пленных. Во многом эту ситуацию можно объяснить и тем, что в России до 1709 года только начинала складываться новая политика по отношению к военнопленным, а после Полтавского сражения относительно крупных масс пленных поневоле приходилось принимать резкие решения и не всегда обдуманные решительные меры.

Опыт использования труда и, в частности, специальных навыков основной массы шведских военнопленных – одна из интересных, но столь же малоисследованных тем. Необходимо обратить особое внимание на прецеденты использования труда рядовых военнопленных в качестве мастеровых, приписанных к ранним российским мануфактурам. Вся эта обширная проблематика  ждет своих исследователей. Данные крайне отрывочны, разбросаны по многочисленным источникам, что затрудняет их общий обзор. В рамках этой статьи мы попытаемся  предложить вариант методологического подхода к систематизации отрывочных данных, попробуем наметить векторы дальнейших исследований на основе обширного и разнохарактерного материала по предмету присутствия шведских военнопленных в Подмосковье в период Северной войны.


Национальный и социальный состав  шведских военнопленных
Для начала необходимо подчеркнуть важное обстоятельство, связанное с национальной составляющей пленных, взятых русскими в ходе Северной войны. Этнический состав армии Карла XII был довольно разнообразен. В основу ее комплектования была положена поземельная воинская повинность (indelningsverket, «индельта») свободного шведского крестьянства в сочетании с вербовкой наемников. В армии Карла XII  были, таким образом,  англичане, шотландцы, датчане, голландцы (часто на флоте), и, преимущественно, немцы. Отмечено, что на основании поземельной повинности комплектовались в основном пехотные части, тогда как высокий процент вербованных частей был в кавалерии. Конкретно в русском походе 1707-1709 годов в составе шведской армии было 6 вербованных кавалерийских немецких полков, штатной численностью около 8250 драгун[10]. В составе пехоты и кавалерии были представители финнов (например, 3 финских рейтарских полка под Полтавой) и, надо полагать,  других национальностей населявших Швецию.

http://s58.radikal.ru/i161/0810/f1/268e12fbb85e.jpg
Вербовщик. Шведский художник Густав Седерстрём (Gustaf Cederström). 1879 г.

Другое важное обстоятельство связано с социальным составом пленных. В плен попадали не только военные, но и гражданские лица, к примеру, находившиеся в обозе. Армию зачастую сопровождали жены и даже дети солдат, священники, маркитанты, повара, разнообразные ремесленники, погонщики, строители, военные инженеры, не говоря уже о представителях свит вельмож, участвующих в походе. Все эти социальные группы также входили в общий состав военнопленных. Кроме того, к примеру, в 1704-1705 годах в качестве военнопленных в Россию было частично депортировано гражданское население Дерпта, Нарвы, Мариенбурга, Волмера и других городов. Как пишет В. Возгрин: «Число мирных жителей, угнанных в качестве "пленных" в 1700-1710 гг., измерялось многими тысячами жителей Лифляндии, а также карел и инкери» [11]. После победы Шереметева при Гуммельсгофе в июле 1702 в ходе разорения местностей, прилегавших к Ревелю, Пернау, Риге, Дерпту по свидетельству П.О. Бобровского в плен попало около 12000 латышей [12]. Таким образом, этнический и социальный состав «шведских военнопленных», пребывавших в России был очень разнообразен. 

Свидетельства о «шведских военнопленных», которые анализируются в статье, основываются на сказанном о национальной и социальной разнородности людей попадавших в русский плен в ходе Северной войны 1700-1721 годов. Зачастую в статистические данные о плененных при той или иной баталии военных попадали и гражданские лица и даже мирные жители, - таким образом, приводимой в первоисточниках  статистике не всегда стоит доверять полностью.

Быт и будни шведских военнопленных
Тяжелое положение как шведских пленных в России, так и русских рядовых военнопленных в Швеции в хозяйственно-бытовом ключе надо отметить особо. Заглавия сочинений, выходивших в печать в Стокгольме в период войны, говорят сами за себя: "Правдивый отчет о нехристианском и жестоком отношении московитов по отношению к взятым в плен высшим и младшим офицерам, слуг и подданных Его Величества Короля Швеции, а также их жен и детей…" [13]. Другая брошюра имела название: "Выдержка из письма, отправленного из Штенау 20 июля 1707 г., об ужасающих поступках московитских калмыков и казаков". Стокгольм, 1707" [14]. Надо сказать, что такое же представление об отношении шведов к русским пленным было распространено и в России. Федор Алексеевич Голицын в письме А.А. Матвееву от 10 ноября 1703 года, описывая неудачи в создании общей комиссии по обмену военнопленных, писал: «[шведы] держат оных генералов и полоняников наших в Стекголме, как зверей, заперши, и морят голодом, что и своего к ним что присылают получить они свободно не могут, и истинно многие из среди их померли. Которого утеснения и так тяжкого мучительства ни в самих в барбаризах [даже у варваров не] обретается» [15].

Шведский мундир армии Карла XII.  Рисунок второй половины XIX века.

Конечно, положение рядовых пленников было тяжелым. Изношенность одежды, непосильный труд и болезни часто делали жизнь невыносимой. Особенно трагично складывалась ситуация в первые годы войны. В то же время, надо сказать, что и сами пленные обладали определенными правами. Шведские власти, хотя и не всегда регулярно, присылали в Москву деньги для содержания своих подданных в плену. Для их получения в Москву приезжали уполномоченные представители пленных. Так же поступали и русские власти, пока в 1709 году не был оговорен «взаимозачет» по схеме: количество выданных шведской казной русским пленным денег должно быть выдано и шведским пленным в России [16]. Пленным с обеих сторон оказывалась медицинская помощь, полагалось определенное кормовое обеспечение со стороны содержателей. Шведы, поступавшие на городскую службу при  московском коменданте М.П.Гагарине, получали определенное жалованье, не говоря уже о тех из них (в основном наемных немцев), которые переходили на русскую военную службу. Пленным было разрешено заниматься ремеслами, которые так же приносили доход. В 1709 году был случай, когда пребывавшие в Москве пленные офицеры, очевидно, считая  занятия ремеслами и городские службы ниже своего статуса, оказались без содержания со стороны шведской короны и стали «жить не смирно»[17].  Как писал тогдашний губернатор Москвы Т.Н. Стрешнев, «а многих и смиряли». Конечно, на протяжении долгих лет войны положение пленных менялось иногда в лучшую, иногда в худшую сторону. К примеру, в 1707 году Петр приказал Т.Н. Стрешневу прислать ведомость,  касающуюся выдачи пленным шведским офицерам и солдатам кормового обеспечения и затем приказал прекратить его выдачу «потому что русским пленным в Стокгольме ничего не дается» [18]

Иногда квалификация отдельных пленников  позволяла получить им оплачиваемую работу на первых русских мануфактурных производствах. Во второй половине войны в Тобольске возникали и производственные предприятия, основанные шведами. С другой стороны, как мы увидим ниже, имела широкое распространение практика использования неоплачиваемого физического труда рядовых военнопленных на заводах с опасным производством и сибирских рудниках, при реконструкции захваченных и возведении новых оборонительных сооружений. Положение пленных зависело так же и от характера их содержания. Есть сведения, что рядовые шведские военнопленные в 1704-1705 годах в Новгороде содержались в кандалах [19]. Однако, особенно в конце войны, пленные имели право свободно передвигаться по городу поселения и за ним, в определенных городскими властями пределах в 2-3 версты в сопровождении караульного.

 Письмо домой. Рисунок шведского художника Göte Göransson из книги Оберга и Йорансона "Каролинер".

Свобода переписки. С начала войны была налажена система переписки военнопленных с родными.  Выдающийся русский историк, Иван Иванович Голиков (1735-1801), правда, немного в другом контексте, свидетельствует: «Его Величества шнава (судно) с письмами от наших и от их Шведских пленных, с Поручиком Шмитом под белым Его Царским флагом, к Шведскому флоту, каковые пересылки между воюющими с обеих сторон обыкновенно свободно были дозволяемы…» [20]. Свобода переписки привела в итоге к некоторым неприятным результатам. В своем письме от 6 августа 1710 года князю Гагарину Пётр пишет: «Также слышно здесь, что в Немецкой слободе много явилось бездельных людей, которые имеют противную корреспонденцию с шведами, больше чаем из тех же шведов, которые ходят в слободе по воле, или те, которые приняты в службу; того для приставь ты над слободою ведать кого доброго человека из царедворцев, чтоб он того накрепко смотрел и таких людей, которые в худых поступках или корреспонденциях явятся, имал и приводил в приказ» [21]. Указ 1716 года накладывал ограничения на их содержание: «А чтоб ничего о военных Государственных делах в таких письмах не было» (ПСЗРИ. Т.5, №2974). Однако высокопоставленные пленники обходили это запрещение благодаря своим связям: их письма прикладывались к дипломатической переписке, которая в то время не перлюстрировалась. Вскоре последовал указ под названием «Запрещение пленным пересылать к неприятелю тайным образом письма» (ПСЗРИ. Т.5, № 3006. Воин. Арт. 124), а также указ, в котором содержалось условие, что письма из Швеции должны «объявлять Почтовому Начальству» (ПСЗРИ Т.5. № 3209). В 1720-1721 годах законодательно были оформлены условия переписки военнопленных, в которых предписано «отправлять со свидетельством», то есть перлюстрировать [22].

Межконфессиональные браки. Большой интерес представляет обстоятельство с синодальным разрешением межэтнических и межконфессиональных браков между шведами и русскими.  Учрежденная 25 января 1721 года  Духовная коллегия была официально открыта 14 февраля 1721 года с названием Святейшего Правительствующего Синода.  В конце войны, но до подписания Ништадского мирного договора в августе, 23 июля 1721 года вышел один из первых синодальных указов «О разрешении пленным шведам жениться на русских девках и вдовах». Отметим, что для заключения венчанного брака от пленника не требовалось изменения веры, достаточно было того, чтобы он был христианином. Спустя месяц, 18 августа Святейший Синод выпустил «Послание к православным о беспрепятственном вступлении в брак с иноверцами», в котором содержались следующие строки: «...Шведским пленникам, которые имеют искусство в рудных делах и в торгах, и в службу государеву идти пожелают: и таким в женитьбе оной на русских девках, без перемены их закона позволение дать надлежит: понеже в чужих краях в рудных делах гораздо искусных людей достать трудно и мало таких сыскать можно, дабы кто, тамо оставя свои домы и промыслы и в Россию пошли в службы» [23]. Того же числа было принято послание Синода к православным Сибири не осуждавшее браков со шведами [24]. Интересны причины этого достаточно решительного шага, тем более важные в том свете, что, как отмечают исследователи, не так уж много шведов последовали этим законодательно закрепленным возможностям. Сама формулировка названия указа, позволявшая шведам жениться на вдовах, косвенно свидетельствует о начале зарождения того, что называется в настоящее время «демографической политикой». Как верно отмечает Ю.Л. Проценко, ссылаясь на данные, взятые из книги «Реформы и контрреформы в России» [25]: «Причины, изложенные в Послании о беспрепятственном вступлении в брак православных с иноверцами, были не единственными и, наверно, не главными. Главными причинами были изменения демографической ситуации в России, вызванные непрерывными на всем протяжении царствования Петра I войнами, а также его реформаторской деятельностью. Невзирая на явный монарший успех, Петр I оставил преемникам тяжелое наследство. Вымотанный войной и реформами, которые в России обслуживают государство, а не народное дело, народ был перенапряжен, страна расстроена. Численность городского населения к концу царствования Петра I едва держалось на уровне 3 %,отображая серьезные недостатки и перекосы общественного разделения труда» [26]. Интересно отметить отраженные в «Послании Святейшего Синода» условия заключения такого межконфессионального брака. Под угрозой  физического наказания шведский пленник должен был подписать обязательство, что в течение всей своей жизни не будет  склонять своих русских жен к перемене веры, а так же не будет укорять их за следование православию. Кроме того детей обоих полов возникших от такого брака родителя были обязаны воспитывать в православной вере [27]. Те же положения впоследствии нашли отражение в известном «Православно-догматическом Богословии» Макария [28]. Особенно интересно, что такие браки фактически были действительны только на территории России. Как пишет Ю.Л. Проценко: «Если пленные шведы, получая свободу, покидали Россию, то жен с ними не отпускали. Если же в течение определенного срока они не возвращались, то согласно Указу от 21 октября 1721 г. браки расторгались» [29]. Интересно, что согласно довольно запутанной формулировке 23 пункта Ништадского мира выезд женившихся шведов на родину вместе с семьей был ограничен [30]. В то же время были и исключения. Одно из них описывает в своем дневнике Фридрих-Вильгельм Берхгольц: «26-го мая 1722 ко двору приезжал прощаться прапорщик шведской гвардии Тернер, который много лет находился здесь в плену. Он был обязан единственно его королевскому высочеству и тайному советнику Бассевичу, что получил паспорт на отъезд в Швецию, потому что женился на русской, между тем как есть императорский указ, строго запрещающий шведам, женившимся на русских подданных, увозить с собою своих жен и рожденных от них детей, а он слишком дорожил своею женою, чтоб решиться оставить ее здесь» [31]. В другом месте Берхгольц уточняет действия Бассевича: «С помощью многих просьб тайный советник добился наконец обещания от князя Меншикова, что из особенной любви и уважения к нему, тайному советнику, желание этого офицера будет исполнено и он получит паспорт на отъезд в Швецию с женою и дочерью» [32]. Речь в указанных отрывках идет об участии в судьбе прапорщика Геннинга-Фридриха Бассевица, президента тайного совета герцога голштинского Карла-Фридриха. Как обычно строгость этого закона вполне компенсировалась необязательностью его выполнения, и, возможно, даже взяткой.
 
Молитва. Шведский художник Густав Седерстрём. XIX век.

Свобода вероисповедания. Несколько слов надо сказать об обеспечении  свободы вероисповедания пленных. Надо думать, что издание специального закона о шведских пленных «Неволею их не крестить и на русских не женить» (ПСЗРЛ. Т.V, № 3121) косвенно подтверждает неоднократные прецеденты насильственного обращения лютеран в православие. В то же время разрешение межконфессиональных браков 1721 года было призвано избежать необходимости менять пленнику веру для вступления в брак. Согласно указу от 3 марта 1719 года иностранцы, временно прибывавшие в Россию, повсеместно и беспрепятственно могли исповедовать свою веру. Право свободы вероисповедания всех подданных на новых присоединенных к России землях было  законодательно закреплено в 1721 году. Достаточно много сведений существует об активной религиозной жизни шведских военнопленных.  В 1718 году в Тобольске была образована лютеранская община из пленных шведов, возглавленная шведским проповедником М.П. Штаипенбеком. Она прекратила свое существование в 1722 году в связи с массовым освобождением шведских военнопленных по условиям Ништадского мира. В 1720 году возникла лютеранская община шведских военнопленных в Екатеринбурге. До 1721 года лютеранская кирха действовала в Омске [33]. В 1718 году был создан лютеранский приход в Кронштадте, там же в 1719 году была построена первая лютеранская церковь св. Елизаветы [34]. Первая лютеранская община св. Петра и Павла в Санкт-Петербурге возникла уже во время его строительства: «Местом встреч всех иностранцев, принимавших участие в обустройстве северной столицы, стал дом организатора русского флота, вице-адмирала Корнелиуса Крюйса. Крюйс, встретившийся в Голландии с молодым царем Петром I и прибывший по его приглашению в Россию, сыграл важнейшую роль в организации лютеранской диаспоры города. С 1704 г., ставшего отсчетом основания прихода, богослужения в доме Крюйса были регулярными, их проводил пастор Вильгельм Толле на голландском и немецком языках. В 1708 г. во дворе дома Крюйса для общины была построена небольшая деревянная часовня в форме креста»[35]. Кроме общины св. Петра и Павла в Санкт-Петербурге действовала и другая, под именем св. Анны, объединявшая преимущественно офицерский состав военнопленных, а так же многочисленных оружейников, артиллеристов, техником и строительных инженеров. Датой образования общины св. Анны считается 1719 год. Богослужения проводились в одном из помещений здания Берг-коллегии. В Москве в 1722 году по свидетельству Бергольца в наемной комнате (вмещавшей, впрочем, более 50 человек) действовала «шведская церковь», в которой служил пленный шведский пастор иногда и на шведском языке: «23 марта 1722 после обеденной же проповеди у нас при дворе никогда не бывает, то я убедил графа Бонде и полковника Лорха отправиться со мною в шведскую церковь, где до сих пор никто из нас еще не был и где, как меня уверяли, можно слышать очень хороших проповедников. Мы в самом деле выслушали прекрасную проповедь, сказанную одним пленным шведским полковым пастором, но в церкви нашли только человек 40 или 50 бедных пленных офицеров, прибывших недавно из Сибири /…/Вся церковь заключается в одной комнате, которую они нанимают и в которой стоят несколько старых скамеек и стол» [36]. Исходя из этого можно признать, что в целом межконфессиональные взаимоотношения пленных шведов и коренного русского населения отличались лояльностью и веротерпимостью. 

Продолжение следует...
Общее содержание:







Возвращение на Родину

При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com


 [2] См. напр.: Гессен Ю. Пленные в России в древнейших времен. Пг., 1918. Вып.1; Гессен Ю. Жизнь пленных в Московском государстве; Гессен Ю. Труд пленных в Московском государстве //Русское прошлое №2, Пг., 1923.
 [3] Труды Я.К. Грота Т.4. СПб. 1901. С. 122-156.
 [4] Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. Первая четверть XVIII века. М. 2005
 [5] Шведы и русский Север. Сб. Киров, 1997.
 [6] «Великолепное предместье Петербурга, - писал Г. Ф. Бассевиц, - названное проспектом, было все вымощено их руками, и они до самого Ништадтского мира подвергались унизительной обязанности чистить его каждую субботу». См.: Бассевич Г.-Ф., фон. Записки, служащие к пояснению некоторых событий из времени царствования Петра Великого // Юность державы. История России и дома Романовых в мемуарах современников XVII-XX вв. - М., 2000. С. 360.
 [7]Эренмальм Л. Ю. Описание города Петербурга, вкупе с некоторыми замечаниями // Петербург Петра I в иностранных описаниях. Л., 1991
 [8] Полтава: судьбы военнопленных и взаимодействие культур. М., 2009.
 [9] Цит. по: Труды Я.К. Грота Т.4. СПб. 1901. С. 127.
 [10] Беспалов А.В. Северная война. М., 1998. С. 12
 [11] Возгрин В. Проблема геноцида в российской и скандинавской историографии Северной войны // Материалы Шестой ежегодной научной конференции (14-16 апреля 2004 г.) Под ред. В.Н. Барышникова Санкт-Петербург, 2005.
 [12] Завоевание Ингрии Петром Великим (1701-1703 гг.). Генерал-лейтенант П.О.Бобровский. СПб., 1891. С.14
 [13] Warhafftiger Bericht von der Muskowiter Unchristlichen und harten Verfahren gegen I.K.M-t von Schweden hohe und niedrige gefangene Officierer, Bedienten und Unterthanen samt ihren Weibern und Kindern. Und im Gegentheil, wie milde, hцfflich und gьtig die Russische Gefangene im Schweden bisher bequemt worden und annoch handtiert werden, nebst ddemjenigen, was insonderheit betreffend Auswechselung beyderseits Gefangenen vorgegangen- Stockholm, 1705.
 [14] Ett Udtog af nеgre ifra Stenau, den 20 Julii 1707 daterade bref om dhe Muskowitiske Callmuckers och Cosakers grufweliga fцrtfarande. Stockholm, 1707.
 [15]  Письма и бумаги Петра великого. Т.2 СПб.1889. С. 269.
 [16] См.: письмо Петра  I №3147 2 апреля 1709 к Тихону Никитичу Стрешневу.// Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып. 1.М. 1950. С.140
 [17] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып. 2.М. 1950. С.971.
 [18] Половцов А.А. http://www.rulex.ru/xPol/index.htm?pages/25/588.htm
 [19] «…прочих рядовых всех перековать и послать на работы». См.: Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.3. СПб. 1893. С. 371.
 [20] Голиков И. Деяния Петра Великого Т. IV, 133. 1838.
 [21] Сборник Русского исторического общества. Т.11. СПб. 1873. С. 134
 [22] «А от которых шведцких арестантов будут посылатца писма в Свею, и из Свей присылатца к ним, и те писма со свидетелством повелено отправлять нам же». См.: РГАДА. Ф. 9. Отд. 2. Кн. 47. Л. 435-436 об. Письмо И. Н. Плещеева Кабинет-секретарю А.В. Макарову от 2 июля 1720 // Серов Д. Администрация Петра I. М., 2008.
 [23] Законодательство Петра I.Отв. ред. А. А. Преображенский, Т. Е. Новицкая. М.: Юрид. лит., 1997. С. 719-720.
 [24] Словцов П. Историческое обозрение Сибири. Кн. I. - М„ 1838. - С. 348. 374.
 [25] Ильин В.В.Реформы и контрреформы в России. М.: Изд-во МГУ, 1996.
 [26] Проценко Ю.Л. Образование и развитие абсолютной монархии в России. Волгоград, 2004. С. 105.
 [27] Послание Святейшего Синода к православным о беспрепятственном им вступлении в брак с иноверцами 18 августа 1721 года // Законодательство Петра I. М., 2008. С. 720, 722.
 [28] «Православно-догматическое Богословие Д.Б. Макария. Т.2. СПб. 1827. С. 371.
 [29] Проценко Ю.Л. Образование и развитие абсолютной монархии в России. Волгоград, 2004. С. 106.
 [30] «23. Имеют такожде от сего числа все те, которые по воспоследованной ратификации сего мира для учиненной измены, убивства, воровства и иных причин или без причины, от свейской к российской или от российской к свейской стране одни или с женами и с детьми перейдут, когда они от той страны, от которой они сбежали, назад требованы будут, какой бы нации они ни были и в таком состоянии, как они пришли, с женами и детьми и со всем тем, что они из краденых или пограбленных пожитков привезли, бесспорно выданы и назад отданы быть». См.: Под стягом России: Сборник архивных документов. М., 1992.
 [31] Дневник камер-юнкера Берхгольца. Ч.2. Отд.5.
 [32] Дневник камер-юнкера Берхгольца. Ч.2. Отд.4.
 [33] Данные взяты из: Черказьянова И.В. Организация духовной жизни лютеран Сибири: хроника событий //Известия ОГИК музея. - № 8. - Омск, 1999. - С. 207 - 226.
 [34] Российский Государственный Исторический Архив (далее РГИА), ф. 828, оп. 1—1836, д. 2.  Цит. по: Лиценбергер О.А. Военные и военнопленные протестанты и их роль в формировании Евангелическо-лютеранской церкви в России (XVI- начало XX) // Военно-исторические исследования в Поволжье. Сборник научных трудов. Вып. 6. Саратов: Научная книга, 2005.
 [35] Лиценбергер О.А. Военные и военнопленные протестанты и их роль в формировании Евангелическо-лютеранской церкви в России (ХVI – начало ХХ вв.) // Военно-исторические исследования в Поволжье. Сборник научных трудов. Вып. 6. Саратов: Научная книга, 2005. С. 26–29.
[36] Дневник камер-юнкера Берхгольца. Ч. 2 Отд.3.