18.01.2014

Мещанский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев

Мещанский район расположен на северо-востоке Центрального административного округа Москвы. В его современные границы входит территория Белого города между улицами Неглинной и Большой Лубянкой. С юга этот участок ограничен Театральным проездом и Лубянской площадью, а на севере – Рождественским бульваром между Трубной площадью и площадью Сретенские ворота. Территория Земляного города в границах современного района между Цветным бульваром и улицей Сретенкой простирается от Рождественского бульвара до Садового кольца (Садово-Сухаревской улицы). 


По административно-территориальному делению первой половины XIX века эти участки Белого и Земляного города относились к Сретенской части. Мещанская часть, сердце современного района, располагалась севернее Садового кольца, за Земляным городом. На западе Мещанская часть граничила с Сущевской частью города. Граница между ними проходила в районе современного Олимпийского проспекта, резко сворачивала в районе Троицкого подворья к 1-ой Мещанской улице (сейчас – проспект Мира) и шла по правой стороне 1-ой Мещанской до Камер-Коллежского вала (ул. Сущевский вал). Заканчиваясь на севере валом, на востоке Мещанская часть граничила с Лефортовской и Басманной частями Москвы, захватывая значительную территорию современного Красносельского района до Сокольничьего шоссе (Русаковской улицы). Сейчас на западе Мещанский район граничит с Тверским районом ЦАО г. Москвы по Самотечной улице. Севернее его граница с районом Марьина роща Северо-Восточного административного округа проходит по улице Советской Армии. На востоке Мещанский район граничит с Красносельским районом ЦАО по 1-му Коптельскому, Астраханскому переулкам и Пантелеевской улице...

Историческое введение
Древнейший участок Белого города современного Мещанского района имеет интересную многовековую историю. До конца XVIII века на месте нынешней улицы Неглинной текла река Неглинная, или, как говорили в народе, Неглинка. На ее левом берегу между улицами Неглинной и Рождественкой в XV веке был построен Пушечный двор, на котором отливались первые русские артиллерийские орудия.


Пушечно-литейный двор на реке Неглинной в XVII веке. Художник: А.Васнецов, 1918 г.

В конце XV века река Неглинка в начале нынешней улицы была запружена для устройства водяных мельниц. Так как в образованный пруд пушкари и литейщики спускали отходы своего производства, пруд в народе звали «Поганым». В 1670 году с востока к Пушечному двору примкнули здания Пушкарского приказа, ведавшего всей артиллерией и пороховыми заводами страны. Эти постройки были разобраны до 1796 года, а в 1803 году был срыт и Пушечный двор. Рядом с ним находилась слобода работавших на Пушечном дворе кузнецов, давших первоначальное название улице Кузнецкой (ул. Кузнецкий мост). Здесь же с давних времен располагались обширные владения московских Чудова монастыря, Тверского подворья, подворья суздальских Покровского и Спасо-Ефимьева и костромского Богоявленского монастырей. В конце улицы Неглинной находилась слободка Рождественского монастыря, в которой проживали монастырские крестьяне. 


Богородице-Рождественский монастырь. Рис. кон. XIX в.

Построенный в конце XIV века женский Рождественский монастырь дал название улице Рождественке. Эта улица, идущая строго на север от Театрального проезда до Рождественского бульвара, лежит между Неглинной и Большой Лубянкой параллельно им. Немного южнее монастыря, в районе современного Звонарского переулка в XVI— XVII веках находилась Звонарская слобода, в которой проживали как звонари кремлевских церквей, так и мастера по отливке церковных колоколов (1., с. 247-248). Центром слободы был храм Николая Чудотворца в Звонарях, построенный в дереве в 1619, а в камне - в 1657 году. По соседству, между Рождественкой и Большой Лубянкой, в старину располагался Варсонофьевский женский монастырь, основанный в конце XV - начале XVI века. При этом монастыре находилось обширное городское кладбище, предназначавшееся для погребения безымянных усопших, нищих и убогих, свозившихся сюда со всей Москвы. Желая облечь позором память народа о царе Борисе Годунове, скончавшемся в 1605 году, самозванец Лжедмитрий I приказал похоронить его на этом кладбище. Позднее Борис Годунов был перезахоронен в Троице-Сергиевском монастыре (с 1742 года – Лавре). Варсонофьевский монастырь был упразднен в 1765 году. 


Церковь Вознесния в Варсонофьевском переулке. Бывш. соборный храм Варсонофьевского монастыря. Фотография ок. 1900 г. Отсюда.

В современном наименовании соседнего Кисельного переулка до наших дней сохранилось название Кисельной слободы, в которой проживали кисельники, специализировавшиеся на производстве этого традиционного исконно-русского напитка. Здесь же, в районе площади Сретенские Ворота и поныне находится мужской Сретенский монастырь, основанный в 1397 году царем Василием I в память встречи (сретения) Владимирской иконы Божией матери, перенесенной из Владимира в Москву в 1395 году. Эта встреча, которая произошла на месте теперешних Сретенских ворот, по преданию избавила Москву от нашествия орд Тамерлана. На востоке этот участок Белого города ограничен улицей Большой Лубянкой – одной из древнейших улиц столицы. По преданию, во времена основания Москвы здесь находились владения боярина Кучки и «Кучково поле» - первое поселение на территории будущей Москвы. В 1510 году по указу Василия III в начале улицы были расселены переведенные на жительство в Москву уроженцы Новгорода, которые перенесли в Москву название одной из новгородских улиц – Лубяницы, запечатлевшейся в названии Лубянской площади. Внук Василия III, Иван IV в 1569 году поселил здесь переведенных в Москву жителей Пскова. 


Вид улицы Большая Лубянка в Москве. Худ.: Барановский Г.Ф., 1848 г.  dedushkin1:на первом плане дом Голицыных (позже 3-я гимназия). Дом Ростопчина (в его основе палаты Пожарского) - соседний, в глубине рисунка.
Старинная Большая Лубянка издревле имела важное торговое значение. Здесь же в начале XVII века силились и представители московской знати. На углу современного Фуркасовского переулка находился обширный двор видного деятеля Смутного времени – князя Д.М. Пожарского. Весной 1611 года в захваченной польско-литовскими интервентами Москве вспыхнуло восстание. Вместе с пушкарями Пушечного двора Д.М. Пожарский отбил наступавших из Китай-города врагов, сам получив множественные ранения. В середине XVIII века между Кузнецким мостом и Сандуновским переулком находилось крупное землевладение графа И.Л. Воронцова. В 1778 году граф возвёл новое здание усадьбы, стоящее до сего времени. В начале XIX века усадьба перешла богатой помещице Бекетовой, а в 1808 году часть владений была приобретена в казну для устройства Медико-хирургической академии, подготавливавшей лекарей и хирургов. За главным зданием был парк, доходивший до Неглинной. В 1789-1791 годах река Неглинная была заключена в канал, обложенный диким камнем. Под Трубной площадью она протекала по подземному туннелю. По восточному берегу реки был проложен водопровод, доставлявший в Москву чистую воду из подмосковных Мытищ. Мытищинский водопровод в 1806 году был продолжен трубами до Большой Арсенальной башни Кремля. В том же, 1806 году, используя водопровод, артист Сила Сандунов построил здесь большие каменные строения бань, популярных и в наше время. После 1812 года, с 1817 до 1819 река была заключена в подземную трубу, а поверхность над ней и оба ее берега превратились в обыкновенную улицу. На месте стены Белого города, снесенной в 1760 году между Трубной площадью и пл. Сретенские Ворота после пожара 1812 года был устроен Рождественский бульвар.


Рождественский бульвар. Художник: Л. Корсаков.
К северу от бульвара, в Земляном городе издревле проживали служащие Печатного двора — первой московской типографии, основанной в 1553-1554 году на Никольской улице Китай-города. В 1631 году в дворцовой Печатной слободе значилось 49 дворов. Приходской церковью московских печатников был храм Успения Богородицы в Печатниках, сохранившийся и поныне. Чуть дальше к северу, на месте нынешнего Колокольникова переулка с 1680 года находился старейший литейный завод известной династии Маториных, в 1733-1735 годах отливших здесь знаменитый «Царь-колокол». За ним начиналась обширная Пушкарская слобода – место проживания литейщиков-пушкарей, служивших на Пушечном дворе. Севернее слободы пушкарей при царе Алексее Михайловиче были поставлены многочисленные дворы стрелецкого войска. Приходской церковью Стрелецкой слободы служил храм Троицы Живоначальной в Листах известный по документам с 1635 года и перестроенный в камне в 1661 году. На востоке через Пушкарскую и Стрелецкую слободы проходила улица Сретенка, застроенная дворами торговцев и ремесленников в середине XVI века. Издревле по ней проходили многочисленные паломники, направлявшиеся на богомолье в Троице-Сергиевский монастырь. Далее Троицкий тракт (Старая Переяславская дорога) соединял Москву с Ростовом, Суздалем, Переславлем-Залесским и Владимиром на Клязьме. На площади в начале улицы издавна проходил крупнейший в городе торг мясом. В XVIII веке на Сретенке возникли многочисленные усадьбы верхушки московского дворянства. Здесь поселились представители княжеских родов Волконских, Голицыных и Хованских. На западе владения слобод ограничивались руслом реки Неглинной. Северо-восточная граница Земляного города проходила по валу, насыпанному в конце XVI века по повелению Бориса Годунова после опустошительного набега на Москву крымского хана Казы-Гирея. К концу XVII века вал утратил свое фортификационное значение. В 1692-1695 годах на месте старых Сретенских ворот вала Земляного города по распоряжению Петра I был сооружен важнейший высотный ориентир этой части Москвы – Сухарева башня, названная по фамилии полковника стрелецкого полка Лаврентия Панкратьевича Сухарева. В башне размещалась знаменитая своими выпускниками «Школа математических и навигацких наук». Напротив, в 1792-1810 годах на средства графа Н.П. Шереметьева был возведен Странноприимный дом, положивший начало становлению одного из ведущих медицинских учреждений страны, НИИ СП им. Н.В. Склифосовского. После Отечественной войны 1812 года, по утвержденному в 1816 году проекту Комиссии для строений Москвы вал земляного города был срыт, а на его месте была создана кольцевая мощенная булыжником улица – Садовое кольцо.


Сретенка у Сухаревой башни. Фотография из собрания Э.В. Готье-Дюфайе.
За Садовым кольцом начинались земли Мещанской слободы, давшей название современному району. В 1671 году здесь были поселены многочисленные уроженцы белорусских городов, присоединенных к России в результате русско-польской войны. Слобода, под которую были отведены выгонные земли за Сретенскими воротами и бывшие стрельбища Пушкарского двора, получила свое название от польского слова mieszczanin – «горожанин». Духовным центром Мещанской слободы был построенный в 1672 году деревянный храм святых мучеников Адриана и Натальи, перестроенный в камне после пожара 1688 года. Жители Мещанской слободы занимались различными ремеслами: металлическим производством, золотым и серебряным делом, изготавливали одежду на продажу. Среди мещан в конце XVII века встречалась и такая профессия как лекари. В 1706 году на 1-й Мещанской (Пр. Мира) улице возник Аптекарский огород для культивации лекарственных растений (ныне – Ботанический сад МГУ). В 1777 году на 3-й Мещанской улице была построена Старо-Екатерининская больница, ставшая крупнейшим лечебным учреждением Москвы (ныне – МОНИКИ им. М.Ф. Владимирского).


Местность в районе Сухаревой башни, 1770-е годы. Художник В.А. Рябов.
К северо-западу от Мещанской слободы в XVII веке находились дворы Троицкой слободы, принадлежавшей Троице-Сергиеву монастырю. В 1646 году помимо пяти дворов причта храма Троицы Живоначальной в Троицкой слободе, построенного в 1632 году (в камне - с 1696 года), здесь по обе стороны р. Неглинной находилось 129 жилых дворов. Древнейшим поселением нынешнего Мещанского района за пределами Земляного города являлось дворцовое село Напрудное, располагавшееся на берегах речки Напрудной, впадавшей в Неглинку, и впервые упоминавшееся в 1331 году. К концу XVII века крупное село стало Напрудной слободой. Приходским храмом села была церковь Трифона в Напрудном, построенная в камне между 1475 и 1485 годами и сохранившаяся до наших пор. К концу XVI века высокое торговое значение 1-й Мещанской улицы и следовавшего за ней Троицкого тракта привело к образованию Переяславской ямской слободы, состоявшей из многочисленных дворов ямщиков, обслуживавших торговые пути к северу от древней столицы. В 1750 году к северо-западу от Напрудной слободы по повелению императрицы Елисаветы Петровны было устроено первое городское кладбище, названное Лазаревским по имени первого деревянного храма, освященного в 1766 году честь святого праведника Лазаря Четверодневного (ныне – Сошествия Св. Духа на Лазаревском кладбище). 
"...Нечего француза бояться: мы его шапками закидаем"
В понедельник 7 сентября (26 августа по старому стилю) вокруг Белого города, Китая и Кремля чинно продвигалась торжественная процессия. В очередной раз свершался ежегодный крестный ход из Сретенского монастыря. На своих плечах народ с честью нес взятые из Сретенской обители три самые обожаемые святые чудотворные иконы Богоматери - Смоленскую, Иверскую и Владимирскую. Во главе крестного хода шествовал викарий Московской епархии епископ Августин с двумя грузинскими архиереями. Но необычен был этот крестный ход в 1812 году...


Августин, архиеп. Московский. Портрет. Неизв. художник.

От Сретенских до Арбатских ворот шествие проходило посреди тянущихся обозов с ранеными и умирающими русскими воинами. Этих солдат, взиравших и молившихся на чудотворные иконы Божией Матери и на древние хоругви, священники окропляли святой водой. Изредка, в перерывах между церковными песнопениями можно было расслышать гулкие раскаты далекой пушечной пальбы. Во время пламенной молитвы образам Богоматери о спасении Москвы и России от кажущегося несокрушимым Наполеона за 100 километров от города кипела великая Бородинская битва и широкими потоками лилась кровь бесстрашных русских воинов. Москвичи  не знали точно, откуда ветер приносил в древнюю столицу грозное эхо сражения. Лишь на следующий день через афишу генерал-губернатора Москвы Ф.В. Ростопчина они получили первые сведения о героической битве. 
По воспоминаниям свидетелей тех полных тревог и волнений дней, московское общество разделилось в своих мнениях о ближайшем будущем. Одних успокаивали ростопчинские афиши и объявление о победе у Бородино, другие, предвидя неминуемое наступление неприятеля, спешно готовились к отъезду вглубь страны. Житель Мещанской части, купчиха Анна Григорьевна Круглова, проживавшая в доме купца Полякова за Сухаревой башней, вспоминала: «Когда прошли слухи, что идет на нас француз, стали мы уговаривать батюшку, чтобы он выехал из Москвы. Я всегда была своим родителям покорной дочерью и старость их всячески покоила, а что правда, то правда: отец был упорный человек. «Ни за что, говорит, не выеду, нечего француза бояться: мы его шапками закидаем». Что мы тогда слез-то пролили! А он стоял на своем, а не то, чтобы добрых людей послушаться» (2., с. 59). Но такие бравурные настроения быстро улетучивались. В то время в Богородице-Рождественском женском монастыре проживало много знатных представительниц московского дворянства из родовитых семейств Шереметевых, Евлашовых, Хованских, Чаплиных. Вместе с ними при монастыре жили их многочисленные слуги: кучера, повара, разные мастеровые и даже собственные певчие. Но в августе они стали спешно выезжать из Москвы, обитель стала пустеть. Несмотря на это многие монахини продолжали верить, что Ростопчин и Кутузов не допустят французов в Москву, и остались в своем монастыре. Тем не менее, монахини долго и настойчиво пытались уговорить игуменью Эсфирь покинуть Москву, но та, предвидя грозящие сестрам бедствия, говорила: «Хорошо, говорит, если бы всем можно, а ведь иным-то поневоле придется здесь оставаться, и мне совестно их покинуть в беде» (2., с. 78). 


Граф Федор Васильевич Ростопчин. Художник О. Кипренский, 1809. 
Московский генерал-губернатор, граф Федор Васильевич Ростопчин до последнего дня надеялся на то, что русская армия даст сражение у самых стен древней столицы. К его роскошному особняку на Большой Лубянке в приходе церкви Введения Пресвятой Богородицы во Храм было приковано пристальное внимание всей Москвы. Все высшее общество съезжалось сюда в эти дни, чтобы получить самые последние сведения о военных действиях и ответы на неизменный вопрос – стоит ли уезжать из города? Не раз сюда наведывался и преосвященный Августин, на долю которого легла забота обо всем московском духовенстве. 


Дворец гр. Ф.В.Ростопчина на Лубянке до перестройки. (Из колл. И.Е.Забелина).
Описывая дом графа Ростопчина, современник писал: «Казалось, в нем жила тогда судьба Москвы, которая высказывалась народу в гадательных афишках. Близка была развязка этой драмы» (3., с. 9-10). В эти грозные дни граф почти не спал и не переменял одежд. Утро после бессонной ночи он проводил на Тверской, в генерал-губернаторской резиденции. Днем следовали приемы посетителей в его доме на Большой Лубянке, а вечером Ростопчину изредка удавалось посетить семью, проживавшую в усадьбе в Сокольниках (4. Прим., с. 355). Оживленная переписка графа с главнокомандующим русской армией, М.И. Кутузовым долго не давала точного ответа на вопрос о судьбе города. В то же время напряженная ситуация требовала от генерал-губернатора незамедлительных решений и точных распоряжений по самому широкому кругу городских проблем. Так, по его приказу в эти дни были закрыты многочисленные французские торговые лавки, сосредотачивавшиеся в то время у Кузнецкого моста, вывески на французском языке были сбиты, а их хозяева-французы - высланы из Москвы в Казань и Нижний Новгород. 


Кузнецкий мост. Художник О. Кадоль, 1834 г.

Необходимы были срочные меры по сохранению крупного артиллерийского арсенала Московского Артиллерийского Депо на Каланчевском поле, находившегося на месте нынешнего Ярославского вокзала. Бомбы, гранаты и ядра, которые не должны были достаться неприятелю, были затоплены в Красном пруду, находившемся у Сокольничьего шоссе, севернее нынешней Русаковской улицы.


Красный пруд из Атласа Москвы А. Хотева, 1852 г.

Но не только практических и хозяйственных распоряжений требовало от графа время. Воодушевляя широкие массы на сопротивление неприятелю своими афишами, и желая предотвратить панику, которая могла вспыхнуть среди москвичей, граф Ростопчин продолжительное время запрещал священникам прятать церковные ценности. Желая предотвратить смятение и ропот в народе, он запретил вывозить из города особо почитаемые церковные святыни. В церкви св. Марии Египетской Сретенского монастыря на Большой Лубянке оставался на аналое ковчег с мощами преподобной Марии Египетской, постоянно находясь на виду у молящихся прихожан. По Москве было публично объявлено об оставлении этой святыни в городе.


Дом графа Ф.В. Ростопчина на Большой Лубянке. Гравюра, 1852.
Накануне: «готовьте хлеб-соль встречать дорогих гостей!»
Настала суббота 12 сентября (31 августа по старому стилю). Полки Наполеона двинулись на Москву из Можайска. Любое промедление грозило гибелью. Заботы по срочной эвакуации церковно-монастырских сокровищ взял на себя Преосвященный Августин, руководивший процессом из подворья Троице-Сергиевской Лавры в Мещанской слободе. С полудня со всех сторон стекались в Кремль подводы груженные ризницей из московских храмов. В то же самое время на Троицком подворье Августин прощался с тяжелобольным митрополитом Платоном (Левшиным), отправлявшимся из Москвы в Спасо-Вифанский монастырь под Троице-Сергиевской Лаврой (5., с. 31; 6.). 


Митрополит Платон. Художник А.П. Антропов.

Эта их встреча была последней. 11 ноября 1812 года митрополит Платон скончался в Вифании. В тот же день, 12 сентября, по всем храмам и монастырям Москвы было срочно распространено секретное предписание Августина принять меры по сохранению того церковного имущества, которое оставалось в городе. Во избежание паники духовенству рекомендовалось, запрятывая ценности, не касаться вещей, находившихся на виду у верующих (7., с. 23). Священник церкви Троицы Живоначальной в Троицкой слободе справа от здания храма под деревянным помостом вырыл яму, куда спрятал ризницу и серебряные оклады с икон, засыпав их землей, разным сором и прикрыв обломками разной рухляди. Строго исполнила предписание Августина и игуменья Богородице-Рождественского монастыря Эсфирь. Вместе с двумя монастырскими священниками и двумя специально нанятыми для этого работниками она уложила всю утварь и ризницу в ящики. Туда же они положили специально снятые с икон дорогие ризы. Часть ящиков была спрятана в яме, вырытой под плитами пола в трапезе церкви Иоанна Златоуста, а оставшиеся – отнесли в кладовую, находившуюся под колокольней, а дверь в нее заложили кирпичом и заштукатурили. Третья часть ризницы была спрятана в церковной палатке (8., с. 47). На престоле был оставлен крест и недорогие сосуды, чтобы не подать подозрения неприятелям. На виду были оставлены будничные ризы и кое-где серебряные венцы на иконах (2., с. 78). Вслед за этим, поддавшись на уговоры монахинь, игуменья Эсфирь пешком ушла из Москвы во Владимирский девичий монастырь. Печальная процессия, увозившая из Москвы в Вологду особо почитаемые святыни и церковно-монастырские ценности, выступила из Кремля в полночь с субботы на воскресенье 13 (1) сентября. Обозы тянулись на северо-восток, проходя по Никольской, Большой Лубянке, Сретенке и 1-й Мещанской к Крестовской заставе, которая выводила их на Троицкую дорогу. По недостатку казенных подвод, управлявший в 1812 году Сретенским монастырем игумен Чудова монастыря Феофилакт, не успел отправить имущество монастыря вместе со всеми. Богатейшая ризница Сретенского монастыря выехала из города лишь на следующий день по Владимирской дороге в Казань в сопровождении купцов Капустиных. Наместник Феофилакт отправился в Суздаль. 



Дом Ростопчина на Большой Лубянке. Современная фотография.

В то самое время, когда обоз двигался по Большой Лубянке мимо дома Ростопчина, в его окнах все еще горел свет. Внутри шли спешные приготовления к встрече незваных гостей. Генерал-губернатор приехал сюда из Сокольников накануне, в субботу, и отдавал личные распоряжения своим слугам (9., с. 139). Что это были за приготовления - мы узнаем уже из воспоминаний дворцового префекта, сопровождавшего Наполеона в походе, Луи-Франсуа де Боссе (1770—1835), писавшего: «даже трубы печей губернаторского дома, были полны маленькими адскими машинами, взрывом которых стены должны были обрушиться и задавить наших солдат. Предусмотрительность в деле разрушения была доведена до такой степени совершенства, что только после того, как разрубили поленья, которые казались предназначенными для топки печей, узнали, что они начинены порохом» (10., с. 208). Во время пребывания французской армии в Москве в доме Ростопчина на Большой Лубянке квартировал наполеоновский генерал, граф Анри-Франсуа Делаборд (1764—1833), командовавший одной из дивизий корпуса Мортье. Благодаря охране дома, выставленной генералом, дом Ростопчина был сохранен французами от пожара. В 1842 году особняк перешел от сына графа, Андрея Федоровича Ростопчина – герою 1812 года, генералу от кавалерии, графу Василию Васильевичу Орлову-Денисову (1775-1843), а после его кончины, наступившей в следующем году – его сыну Николаю Васильевичу. Этот великолепный особняк – свидетель 1812 года цел и сейчас, хоть и требует профессиональной реставрации. 



Вид Сухаревой башни. Гравюра, вторая половина XIX в. 
Всю ночь и весь следующий воскресный день 13 (1) сентября москвичи с горестью покидали свой город. Александра Назарова, в 1812 году бывшая послушницей Богородице-Рождественского монастыря, так описывала улицу Рождественку в этот день: «Тянулись обозы за обозами, ехали дорожные экипажи, шли толпы пешеходов с мешками да с узлами: всякий спасал, что мог захватить из своего добра. Женщины несли детей на руках, все покидали с плачем Москву: просто, стон стоял в народе» (2., с. 79). В пять часов вечера на историческом совете в Филях было принято решение об оставлении русскими войсками Москвы. Армия начала отступление по Владимирской и Рязанской дорогам. На северо-восток к Крестовской (Троицкой) заставе шли в основном простые жители, на Мытищи тянулись обозы с раненными. Купчиха Анна Круглова, выбежавшая из ворот дома купцов Поляковых у Сухаревой башни порасспросить солдат о приближении французов, получила в ответ язвительные слова: «готовьте хлеб-соль встречать дорогих гостей!» (2., с. 60). При огромном скоплении народа, шедшего по Сретенке, у Сухаревой башни будто бы произошло легендарное событие, описание которого встречается во множестве публикаций, издававшихся после Отечественной войны. Как описывал это «знаковое» событие писатель и москвовед Сергей Михайлович Любецкий: «на шпиле у Сухаревой башни, в крылах двуглавого медного орла запутался ястреб с путами на ногах; долго вырывался он, наконец, обессиленный, повис и издох. Собравшийся там народ говорил: вот так-то и Бонапарт запутается в крылах русского орла» (9., с. 148; 11. Т.2., с. 19-20). В этот день после литургии в Успенском соборе преосвященный Августин прибыл на подворье Саввино-Сторожевского монастыря на Тверской улице, где пробыл до вечера, а перед рассветом 14 (2) сентября, увозя с собой чудотворные образы Владимирской и Иверской Божией Матери, он отбыл по предписанию графа Ростопчина на Владимир. 
Гибель несчастного Верещагина
В понедельник 14 (2) сентября наступил переломный исторический момент. В четыре часа утра на дворе дома графа Ростопчина на Большой Лубянке произошла трагедия, сильно сказавшаяся на репутации московского градоначальника в последующие годы его службы и вызвавшая впоследствии полемику, не остывавшую весь XIX век. С утра густая толпа народа стеклась во двор дома графа Ростопчина. Генерал-губернатор, спустившись на крыльцо, приказал вести туда же во двор молодого купеческого сына, Верещагина, привезенного в дом с раннего утра из тюрьмы, где он содержался. Недоказанной виной молодого человека было то, что он перевел из одной иностранной газеты статью, в которой приводились недружелюбные по отношению к России слова французского императора и, приводя их как пример клеветы и лжи Наполеона, показывал эту статью нескольким близким друзьям и своим родителям. Но у Ростопчина были другие планы. Будучи яростным любителем всего русского и ненавистником модного в те времена в светских кругах масонства, московский генерал-губернатор нашел в Верещагине, так сказать, «козла отпущения». 


Граф Ростопчин выдает народу купеческого сына Верещагина. Худ. А. Д. Кившенко, 1877.

По словам очевидца и непосредственного участника событий, капитана Алексея Гавриловича Гаврилова (ум. 1847): «прокричав на крыльце народу, что Верещагин изменник, злодей, губитель Москвы, что его надобно казнить, Ростопчин закричал [квартальному поручику] Бурдаеву, стоявшему подле Верещагина: «руби!». Не ждавши такой изустной сентенции, Бурдаев оторопел, замялся и не поднимал рук. Ростопчин гневно закричал на меня: «вы мне отвечаете своей собственной головой!», «рубить!». Что тут было делать? Не до рассуждений! По моей команде: «сабли вон!» мы с Бурдаевым выхватили сабли и занесли вверх. Я машинально нанес первый удар, а за мной Бурдаев. Несчастный Верещагин упал: Ростопчин и мы все тут же ушли, а чернь мгновенно кинулась добивать страдальца и, привязав его за ноги к хвосту какой-то лошади, потащила со двора на улицу» (12., с. 256-257). Сразу же после этих событий, в 10 часов утра граф Ростопчин выехал из дома на Яузский мост на встречу с главнокомандующим М.И. Кутузовым, а затем вместе с армией покинул город.


Смерть Верещагина. Худ. К.В. Лебедев, 1912 г.

В этот роковой день по Москве, оставленной военной и гражданской властью все еще передавалась из рук в руки его последняя афиша следующего содержания: «Братцы! Сила наша многочисленна и готова положить живот, защищая отечество. Не пустим злодея в Москву; но должно пособить, и нам свое дело сделать. Грех тяжкий своих выдавать: Москва наша мать; она вас поила, кормила и богатила. Я вас призываю именем Божией матери на защиту храмов Господних, Москвы, земли Русской» (13., № 47, с. 60). 
«Пропали мы! Французы пришли!»
По воспоминаниям послушницы Богородице-Рождественского монастыря Александры в тот роковой день после полудня: «монахини вышли за ворота, чтобы узнать, какие вести, и принесли афишку. Прочли ее вслух на дворе: было в ней сказано, что бояться нечего и торопиться некуда. Тут же несколько монахинь полезли на крыши, потому что с высоты дальше видно. Стали они смотреть, да как крикнут: «Батюшки! Солдаты, да словно не наши!». Бросились все на крышу, я одна осталась на дворе со старушками, и завидно мне стало, что мне посмотреть-то нельзя. Вдруг закричали: «Пропали мы! Французы пришли!» Такой был страх, что и рассказать не расскажешь! Точно все обезумели: бросаются, сами не знают куда» (2., с.80). 


Богородице-Рождественский монастырь. Найденов Н.А., 1881 г.

Монахини крепко заперли ворота и долго в волнении оставались на дворе. В то самое время на Лубянской площади появились передовые отряды французского авангарда - кавалерийской дивизии корпуса Мюрата под предводительством графа Франсуа Себастиани. Остаток дня для монахинь прошел без происшествий. В пятом часу вечера 14 (2) сентября отряд молодой гвардии Наполеона занял пост на Кузнецком мосту (38., с. 197).


1812 г. Эпизод из времен пожара Москвы. Открытка, Ф. Нейман.

У Сухаревой башни в эти минуты развертывались куда более трагичные события. Купчиха Анна Круглова, которая вместе с матерью так и не смогла уговорить своего отца вовремя покинуть опустевший город, вспоминала: «слышим, пришел француз, а видеть не видали, как он входил, и не знаем, верить ли, нет слухам. Сидим и толкуем: что-то Бог даст. Вдруг кто-то закричал: горим! Глядь, – наша половина загорелась. Все стали наскоро забирать, что было под рукой, да в узелки увязывать. Я сняла живо со стены три платья, и надела их все на себя друг на дружку. Отец взял ружье. Собрались мы, и пошли к старушке Поляковой [хозяйке дома, в котором они проживали – прим.А.П.], а она стоит у киота и лампадку пред иконами зажигает: а сама нарядилась, словно на праздник собирается: вся в белом и на голове белый платок. Мы ей говорим: «что это вы, бабушка, или не знаете, что дом загорелся? Заберем поскорее ваши вещи, да и уйдем с Богом: мы за вами пришли». А она говорит: «спасибо вам, мои голубчики, что не забыли меня, а я свой век в этом доме прожила, и не выйду из него живая. Как он загорелся, я надела свою подвенечную рубашку и нарядилась как покойница. Стану на молитву, и за молитвой застанет меня смерть: я готова». Начали мы ей представлять все резоны, что зачем, мол, вам идти на мученическую смерть, когда Господь вам помогает спастись?» - «Я, говорит, не сгорю, я задохнусь, пока огонь до меня не дойдет. Ступайте, пора: уж и сюда дым пробирается, а мне еще помолиться надо. Простимся, и уходите с Богом!». Обняли мы ее, а сами рыдаем. Она нас всех благословила и слезы у нее на глазах навернулись. «Простите меня, говорит, грешницу, если я в чем пред вами провинилась, а моих увидите, передайте им мой последний поклон». Мы ей поклонились в ноги как покойнице и ушли. В комнате стоял уже густой дым» (2., с. 60). Пожар на Сухаревке начался еще до того, как сюда проникли французы, и был, видимо, делом рук русских поджигателей. Этот первый пожар, по всей видимости, носил локальный характер и вскоре был потушен силами местных жителей. Большой пожар испепелил Мещанскую часть только через два дня в четверг 17 (5) сентября.

Не тронув в первый день Богородице-Рождественский монастырь, отдельные караулы французского авангарда расположились биваком у Сретенских ворот, а французские офицеры заняли окрестные дома. В первый же день своего пребывания в Москве, к вечеру французы ворвались в Сретенский мужской монастырь. 


Сретенский монастырь. Найденов Н.А., 1881 г. 

После отъезда наместника, игумена Феофилакта, в Сретенской обители оставались: казначей иеромонах Алексий, престарелый иеромонах Иона, иеромонах Варсонофий, иеродиакон Иоаким, послушники Алексий Семенов, Андрей Устинов, Симеон Иванов, Никифор Леонтьев и Феодор Парфеньев (14). Сходу вломившись в церковь святой Марии Египетской, «просвещенные варвары» вынесли из нее всю остававшуюся в стенах храма утварь. Подошвами сапог выбивая из иконостаса святые образа, и обдирая с них оклады, враги сильно повредили иконостас и осквернили придел Сретения Господня (15). Похищенного показалось мало, и несколько наполеоновских солдат, схватив 64-летнего казначея - иеромонаха Алексия, остававшегося за старшего в обители, жестоко избили его, пытаясь узнать, где будто бы было спрятаны церковные сокровища. Но внезапно посреди этих бушующих волн безверия и греха в храме произошло чудо. Наместник Феофилакт в своем отчете, основанном на словах очевидцев, впоследствии писал: «Замечательно, что французы во время грабления церкви неоднократно брали в руки серебряный ковчег с частью мощей мари Египетской, и опять поставляли его на месте, так, что он остался целым» (8., с. 41). Действительно, лишь Промысел Божий мог уберечь святыню в это страшное время. Москвичи считали, что святые мощи преподобной обладают особой, ограждающей от зла силой. По описи 1816 года серебряный ковчег стоял слева от царских врат перед почитаемой иконой Владимирской Богоматери местного ряда иконостаса. Войдя в Собор Сретения Иконы Божией Матери Владимирская в Сретенском монастыре, французы обнаружили здесь русских тяжелораненых воинов. Ограбив их, и, видимо, удовольствовавшись полученным, они не тронули икон и не осквернили храм (8., с. 40). Лишь поэтому после возвращения преосвященного Августина в Москву, еще до освящения кремлевского Успенского собора, главный храм Сретенского монастыря некоторое время был местом свершаемых им священнодействий и проповеди, (8., Прим., с. 50). Церковь святого Николая Чудотворца в Сретенском монастыре также до самого выхода французов из Москвы оставалась цела от поругания.


Сретенский монастырь. Современная фотография.

Проведя ночь с 14 (2) на 15(3) сентября в одном из домов Дорогомиловской слободы, утром следующего дня император Наполеон торжественно въезжал в Кремль. В это время на площади Сретенских ворот пост французского авангарда сменяли польские солдаты 5-го корпуса, служившие во французской армии под командованием генерала и польского князя Юзефа Антония Дмитрия Понятовского, которому накануне был отдан приказ блокировать улицы города от Покровской (ныне – площадь Абельмановская Застава) до Троицкой (Крестовской) заставы. В этот день у Сухаревской башни был поставлен неприятельский караул, а польские кавалеристы впервые промчались по 1-й Мещанской улице до Троицкой заставы (16., с. 230). 
К вечеру того же дня отряд польских солдат подошел к запертым воротам Богородице-Рождественского монастыря. По словам послушницы А.Назаровой они «стали в ворота стучаться и кричать в несколько голосов, а что говорят – не разберем. Подошли монахини к воротам и спрашивают: чего хотите? Сами ли они выучились, или с ними поляки были и кое-как по-русски говорили, уже не могу сказать, а только разобрали, что они просят хлеба, масла и вина. Хоть и плохо выговаривали, а понять можно было. Казначея приказала изрезать им на ломти целый хлеб и побросать со стен, а ворот не отворять. Влезли монахини на стены и побросали им, «а вина и масла, говорят, нет: здесь монастырь». Видно, они поняли, и сами говорят: «Монастырь». Было их человек двадцать» (2., с. 81). Через несколько часов в монастырь прибежали несколько монахинь, которым удалось убежать от мародеров, зверствовавших в Георгиевском женском монастыре на Большой Дмитровке в Тверской части. Эти монахини посоветовали уступить требованиям французов, если те будут еще пытаться прорваться в монастырь, однако, остававшаяся за главную, матушка казначея стояла на своем. За наглухо запертыми воротами монахини в трепете и молитвах провели еще два или три дня, изредка поглядывая с монастырских стен вдоль Рождественки на охваченный огнем Китай-город и кидая ломти хлеба еще дважды приходившим к воротам французам.


Московский Богородице-Рождественский монастырь. Фото Н.Прудников.

Но не дремали в эти грозные дни русские воины. С севера дорогу на Санкт-Петербург прикрывал отряд генерал-адъютанта барона Ф.Ф. Винцингероде. 15 (3) сентября для прикрытия Троицкого тракта – пути на Троице-Сергиевскую Лавру и Ярославль по приказу М.И. Кутузова барон выслал Донского войска казачий Денисова 7-го полк под предводительством казачьего войскового старшины Григория Петровича Победнова 1-го (1774-1830). Ему было предписано, уклоняясь от боевых действий, вести широкую разведывательную деятельность к северо-востоку от Москвы, для чего в полк отправлялись несколько служащих московских полицейских команд, прекрасно знавших эту часть города. Кроме того в обязанность Г.П. Победнова вменялось осуществление непрерывного сообщения между отрядами Ф. Винцингероде и основными силами армии М.И. Кутузова через город Покров на Владимирской дороге в 100 километрах от Москвы, Егорьевск и цепь постов (17., с. 480). Штаб-квартира этого сравнительно небольшого отряда из 178 казаков находилась в деревне Тарасовке на реке Клязьме. Уже на следующий день, в среду 16 (4) сентября отважные казаки предприняли дерзкую разведку боем у Троицкой (Крестовской) заставы, в ходе которой ими были взяты в плен несколько наполеоновских солдат, незамедлительно доставленных к барону Винцингероде. В ответ на смелый казачий демарш за Троицкую заставу французами были посланы два полка кавалерии из 4-го итальянского корпуса дивизионного генерала Евгения Богарне, надолго остановившиеся в селе Алексеевском за Марьиной рощей в трех километрах от Троице-Крестовской заставы (18., с. 182).


Фердинанд Федорович Винцингероде (1770-1818). Художник: Дж. Доу. 
Пожар Москвы: "Что слез-то было пролито!"
Всю ночь с 15 (3) на 16 (4) сентября горела Москва. Пламя, бушевавшее в Китай-городе, с юга угрожало району Кузнецкого моста и Лубянке. Поздно ночью резкие порывы ветра перенесли искры с горевших кровель через Неглинку. Огнем занялась кровля церкви Воскресения Словущего у Кузнецкого моста, построенной в камне в 1657 году. Пожар охватил деревянные кресты церковного кладбища, горели церковные лавки, двор священника и причта и находившаяся рядом «блиння». К утру храм выгорел дотла. После войны здание храма было признано не подлежащим восстановлению. Приход был упразднен в 1813 году. Сохраненный прихожанами почитаемый образ Нила Столбенского был передан в церковь Бориса и Глеба у Арбатских Ворот. После разборки руин в 1816 году, церковные земли площадью 1212 саженей в 1821 году были проданы известному дипломату, действительному тайному советнику Д.П. Татищеву, который построил на этом месте дом с магазином «Город Париж», долгое время снабжавших состоятельных москвичей изысканными одеждами для балов и маскарадов. В 1870 году дом был перестроен на средства купца Г. Г. Солодовникова (19). Это здание, ставшее после революции филиалом ЦУМа, в 1941 году было разрушено во время бомбежки Москвы немецко-фашистскими захватчиками. 

Кузнецкий мост в конце XVIII века. Реконструкция: К.К. Лопяло. Справа виден храм Воскресения Словущего. 
Немного севернее Кузнецкого моста в ту же ночь погорели звонарские дворы, располагавшиеся в приходе церкви Николая Мирликийского Чудотворца в Звонарях, но саму церковь пожар не затронул. Дворы были вновь отстроены после 1818 года, когда здесь была проведена новая планировка, а с Неглинной до Рождественки был проложен Звонарский переулок (1., с. 249). 


Улица Кузнецкая. Гравюра И. Дациаро, 1834 год. 
Дальнейшему распространению огня по кварталам в районе Кузнецкого моста помешала вовремя подоспевшая на помощь соплеменникам старая гвардия Наполеона, квартировавшая в Сенатском дворце Кремля (20., с. 53). Здесь находились многочисленные торговые лавки и дома французских коммерсантов, обратившихся за помощью к французскому императору. В тушении огня принимало участие до 5000 французов (4., с. 372). Кузнецкая улица уцелела от огня, и уже к 1814 году один из авторов «Русского вестника» писал, что здесь вновь «засело прежнее владычество французских мод». 

Церковь Сергия Радонежского (Троицы Живоначальной) в Пушкарях. Найденов Н.А., 1881 г. 
Той же ночью огонь, пожиравший накануне Каретные ряды, перекинулся через русло Неглинной на «Трубу», как тогда называли район нынешней Трубной улицы. Разрушая все на своем пути, пламя добралось до пятиглавого храма Сергия Радонежского (Троицы Живоначальной) в Пушкарях с шатровой колокольней и трапезой, построенного в камне в 1689 году в Колокольниковом переулке (21). В начале XIX века, по словам авторов «Словаря географического Российского государства», «эта церковь была первенствующею при всех полках артиллерийских» (22. Ч. 5., с. 1215). Кроме церковных строений огонь сильно повредил обширное церковное кладбище (23., с. 40). После Отечественной войны храм был восстановлен, а в 1838 году в нем был устроен новый придел во имя Митрофания Воронежского. Храм не сохранился до наших дней. Он был снесен в середине 30-х годов ХХ века.  


Церковь Преображения Господня, что в Пушкарях. Найденов Н.А., 1881. 
Пожар охватил все переулки этого участка Земляного города. Сильно обгорела построенная в камне в 1681 году и перестроенная в 1722-м пятиглавая церковь Преображения Господня, что в Пушкарях с приделами Николая Чудотворца, Казанской Божьей Матери и величественной трехъярусной колокольней 1753 года постройки. Эта церковь, некогда стоявшая в Мясном переулке (ныне – пер. Последний) была восстановлена после Отечественной войны 1812 года. В 1817 году церковная земля была обнесена каменной оградой. Почти столетие храм простоял в неизменном виде, но в середине тридцатых прошлого века храм был полностью разрушен.  


Пожар Москвы. Художник: А.Смирнов, XIX в.  
В страшную ночь, когда напротив Богородице-Рождественского монастыря огонь бушевал от Рождественки до Сухаревки, как вспоминала сестра А.Назарова, на монастырском дворе было так светло, «что нитку в иголку взденешь». Монахини собрались, подняли икону Неопалимой Купины, вынесли ее из церкви на монастырский двор и вместе со священником отслужили молебен с коленопреклонением: «то-то молились! Что слез-то было пролито! Как запели канон Царице Небесной, так у монахинь голос дрожал. После молебна все просили батюшку, чтобы он не вносил иконы в церковь, а оставил бы ее на аналое среди двора. Словно легче было, что Заступница тут перед глазами, и стояла икона на дворе несколько дней, а внесли ее, когда пошел сильный дождь» (2., с. 83-84). Особого внимания заслуживает тот факт, что среди последовавших за этим событием грабежей святой образ Неопалимой Купины с богатым серебряным окладом остался цел и неприкосновенен, а ни одна из построек монастыря так и не была повреждена огнем (8., с. 47). 


Сранноприимный дом графа Шереметьева. Гравюра, сер. XIX в. 
В то же самое время, в ночь с 15 (3) на 16 (4) сентября пожар вплотную подступал с востока к рынку у Сухаревой башни и Странноприимному дому графа Шереметева, построенному в 1792-1810 годах. Архитектурным центром здания Странноприимного дома была церковь Троицы Живоначальной с приделами святителя Николая Чудотворца и Димитрия Ростовского, перестроенная по проекту Дж. Кваренги в 1803 году. По словам аптекаря Странноприимного дома, Петра Михайловича Бера (1775-1844), во время отступления русской армии через Москву в доме оставалось много раненных русских офицеров и солдат, а также 32 человека в богадельне при больнице. Во время ночного пожара П. Бер при помощи больных вынес тяжелораненых в сад, находящийся и поныне за домом. Во все это время русские раненые солдаты и гражданские больные подвергались беспрерывному грабежу со стороны баварцев 6-го корпуса французской армии, к тому времени сменивших поляков на посту у Сухаревой башни. К полуночи разбушевавшийся пожар охватил правый флигель Странноприимного дома, докторское жилище и экономическое строение. К утру больным из последних сил удалось потушить пламя. 


НИИ СП им. Н.В. Склифосовского. Фотография автора, 2011 г.  
Следующие несколько дней аптекарю удавалось отказывать начальникам баварцев в размещении их раненых в больнице, но впоследствии ему пришлось уступить, но с тем условием, чтобы здесь содержались лишь баварские офицеры. Затем пришли французы и выслали из дома уже разместившихся здесь раненых баварцев (24., с. 183).  


Церковь Адриана и Наталии (Петра и Павла), что в Мещанской слободе. Найденов Н.А., 1881. 
16 (4) сентября пожар, миновав Странноприимный дом и Сухареву башню, нашел обильную пищу в кварталах Мещанской части за Земляным городом. Существенно пострадала от огня церковь Адриана и Наталии (Петра и Павла), что в Мещанской слободе, стоявшая на месте нынешнего сквера между домами 11 и 13 Проспекта Мира. После окончания войны она была восстановлена на средства прихожан храма. Церковь сломали в 1936 году, а свидетель войны 1812 года, храмовая икона святых мучеников Адриана и Наталии из разрушенной церкви поступила в храм иконы Божией матери «Знамение» в Переяславской Слободе, где эта святыня находится и поныне. Мещанская часть выгорела в тот день до самого Капельского переулка. 

«У младенца же семи недель, отняли полбутылки молока»
В тот же день после выезда Наполеона в Петровский дворец, всем русским было приказано в строгом порядке покинуть Кремль. Надворный советник Алексей Дмитриевич Бестужев-Рюмин, заведовавший московским вотчинным архивом, вместе с супругой, грудным младенцем семи недель от роду и 12-летним сыном попытались пройти из Кремля до дома Познанского у Сухаревой башни, в котором квартировала семья. Еще в Кремле напротив Сената французские солдаты, называя его русским поджигателем, в присутствии их пьяного командующего генерала Ле-Гросса отняли у Бестужева-Рюмина сюртук и капот, едва не проколов штыком его самого. После этого они сорвали с сына кафтан и фрак, а «у младенца же семи недель, при мне с матерью находившегося и которого мать от испуга не могла кормить грудью, отняли полбутылки молока» (4., с. 372). Если такие бесчинства творились 16 (4) сентября в самом сердце столицы, нечего было и думать отправляться в путь до Сухаревки без надежного провожатого. Упросив обер-гофмаршала Императорского двора, дивизионного генерала Жеро Кристоф Мишель Дюрока, семья Бестужева-Рюмина получила солдата-провожатого до квартиры. Как писал сам А.Д. Бестужев-Рюмин позднее: «Сему провожатому, по имени Сабле, я и мое семейство обязаны жизнью. Он довел нас до Сухаревой башни благополучно, и в знак благодарности моей я отдал ему образ Божией Матери, сохраненный мною на груди, и коего золотая оправа стоила 80 червонных». Бестужев-Рюмин многое повидал в этот час на Большой Лубянке и Сретенке, прямо назвав виденное «ужасами». Заночевала семья в доме Познанского у Сухаревой башни.

Судьба "славной сухаревской игрушки"
На следующий день, 17 (5) сентября с утра, загорелась Сретенская часть, что у Сухаревой башни и дом в котором провела ночь семья. В эти же минуты занялось огнем здание церкви Троицы Живоначальной в Листах, построенное в 1661 году с приделами Покрова Божией Матери (1678), святителя Алексия (1805) и колокольней (1788). Тлела кровля, пылали оконные и дверные проемы церкви. Подхватывая на лету искры, ветер нес их на Сухареву башню.


Церковь Троицы Живоначальной в Листах. Фотография отсюда.
В тот момент, когда посреди толп, бесчинствовавших на площади врагов, семья бежала к церкви Преображения Господня, что в Спасском, рядом с Сухаревой башней загорелась по виду ничем не примечательная деревянная пристройка, в которой находился так называемый «маскарадный кораблик», называвшийся «Миротворцем». 


Празднование Ништадтского мира и Маскарадное шествие в 1722 году в Москве. Отсюда.

Этот кораблик был сделан еще в 1721 году по указанию Петра I в честь заключения Ништадского мирного договора, ознаменовавшего окончание 21-летней войны со Швецией. Во время московских торжеств и маскарадов, устроенных в Москве по случаю мира украшенный лентами, флагами и символическими украшениями кораблик возили по городу. 


Маскарад в Москве по случаю празднования Ништадского мира. Гравюра по рисунку А.Шарлеманя, 1722 г. На заднем плане видна Сухарева башня. Отсюда.

Олицетворяя весь российский флот, он принимал участие в торжествах по случаю мира со Швецией в 1744 году. В 1799 году по личному указанию Павла I «эта славная сухаревская игрушка» была отремонтирована. Ежегодно в день памяти святых Адриана и Натальи 8 сентября (26 августа по старому стилю), во время традиционных гуляний у Сухаревой башни, ворота пристройки отворялись, и любой желающий мог полюбоваться на эту прекрасную модель грозного русского флота (25., с. 115). 17 (5) сентября «Миротворец» вместе с пристройкой погиб в огне. По-видимому, пламя пробралось и внутрь Сухаревой башни. Есть сведения, что от пожара 1812 года пострадал значительный архив документов, хранившийся в ее стенах (16., с. 230).  


Наличники снесенной Сухаревой башни, экспонирующиеся в Донском монастыре. Фотография, 1991 г.  
Сильно обгорела пристроенная к башне в 1755 году со стороны 1-й Мещанской каменная часовня Иверской иконы Божией матери, приписанная к Николо-Перервинскому монастырю. После войны часовня некоторое время принадлежала церкви Панкратия епископа Тавроменийского у Сухаревой башни, но после ее восстановления она снова вернулась Николо-Перервинской обители. Старая постройка часовни была сломана и заменена новой в 1883 году. В 1925 году большевики не нашли ей лучшего применения, как устроить в ней общественный туалет. Часовня была варварски снесена вместе с Сухаревой башней в 1934 году. Уже после пожара по воспоминаниям князя Петра Алексеевича Волконского (1759-1827), находившегося в Москве во время оккупации: «Наполеон приказал открыть трактиры близь Креста у Сухаревой башни, а на продажу калачей, французских и пресных хлебов и ржаных учреждена французская пекарня у Калужских ворот, где хлеб продавался 10 копеек серебром» (26., с. 357). 


Сухарева башня.

Постоянное присутствие крупного французского караула у башни не может вызывать сомнений. Ее стратегическое положение и значительная высота, с которой можно было без труда наблюдать за Троицкой (Крестовской) заставой города в конце 1-й Мещанской привлекла, по словам С.М. Любецкого, самого Наполеона, взобравшегося на башню и осматривавшего с нее Троицкую дорогу (9., с. 10).
Продолжение здесь...


См. по теме:
Тверской район Москвы (Сретенское благочиние) в 1812 году по воспоминаниям очевидцев;
Пресненский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.


А.Ю. Послыхалин, 2011. При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com.


Исп. лит.
1. Сытин П.В. Из истории московских улиц. М., 1958.
2. Рассказы очевидцев о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой (Е.В. Новосильцевой). М., 1912.
3. Дом графа Орлова-Денисова, прежде бывший графа Ростопчина. М., 1850.
4. Бестужев-Рюмин А.Д. Краткое описание происшествиям в столице Москве в 1812 году./ Русский архив. Год 34-й. 1896. №7.
5. Очерки жизни московского архиепископа Августина. М., 1848.
6. Московские Ведомости 1812., август 31, №70.
7. Орлов И.Ф. Историческое описание Московской Троицкой, что в Троицкой, с ее приходом. М., 1844.
8. ЧОИДР, 1858, кн. 4 отд. 2.
9. Любецкий С.М. Русь и русские в 1812 году. М., 1869.
10. Россия первой половины XIX века глазами иностранцев. Л., 1991.
11. Снегирев Н.М. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. В 6 тт. М., 1852-1860.
12. Дело о Верещагине и Мешкове. Новое известие очевидца и личного деятеля катастрофы. / ЧОИДР. 1866. Т. 4. Смесь.
13. Картавов П.А. Летучие листки 1812 года. Ростопчинские афиши. М., 1904.
14. Именная ведомость за 1813 г. Центральный исторический архив Москвы. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 1. Л. 77.
15. О церкви Марии Египетской и приделе Сретения Господня // Опись церковному имуществу 1816 г. Центральный исторический архив Москвы. Ф. 1184. Оп. 1. Д. 307.
16. Немые свидетели пребывания французов в Москве./ Искры. 29 июля 1912г. № 29.
17. Бескровный Л.Г. Отечественная война 1812 года. М., 1962.
18. Афанасьев А.К. 1812-1814: секретная переписка генерала П.И. Багратиона. М., 1992.
19. Сорокин В. Памятные места Неглинной улицы. / Наука и жизнь. 1993, №06.
20. Федосюк Ю. А. Москва в кольце Садовых. М., 2009.
21. Виноградов Н.П. Церковь Св. Троицы, что в Пушкарях, в Москве./ Труды Комиссии по осмотру и изучению памятников церковной старины г. Москвы и Московской епархии. Т.1. М., 1904.
22. Щекатов А.М., Максимович Л.М. Словарь географический Российского государства. В 7 частях. СПб., 1807—1809.
23. Токмаков И.Ф. Историко-статистическое и археологическое описание церкви во имя Преподобного Сергия Радонежского Чудотворца, что в Пушкарях, в Москве, и ее прихода. М., 1895.
24. Письмо к вдовствующей императрице Марии Федоровне, писанное после нашествия французов аптекарем Шереметевского странноприимного дома. / Каллаш В.В. 1812 год в записках и воспоминаниях современников. М., 1912.
25. Сухарева башня в соборное воскресение. / Москвитянин. Т. III. М., 1854. Смесь. Отд. 5.
26. Волконский П. А. У французов в Московском плену 1812 года. Замечания действий французов, вошедших в Москву, узнанные во время двадцати двух дневного у них полону бригадирным князем Петром Алексеевым сыном Волконским. / Русский архив, 1905, № 11.
27. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изданные П. И. Щукиным. Ч. 1-10. М., 1897-1908.
28. Попов А. Французы в Москве. М., 1876.
29. Дневник анонимного москвича. / Каллаш В.В. 1812 год в записках и воспоминаниях современников. М., 1912.
30. Пономарев А.М. Ярославль. Ярославль: История города в документах и материалах от первых упоминаний до 1917 года. Ярославль., 1990.
31. Пребывание в г. Ярославле семьи графа Ф.В. Ростопчина осенью 1812 г. По описанию Н.Ф. Нарышкиной. Ярославль., 1912.
32. Памятники архитектуры Москвы: Белый город. М., 1989.
33. Антушев Н. П. Летопись Введенской церкви, что на углу Кузнецкого моста и Большой Лубянки в Москве. М., 1897.
34. Иосиф, иеромонах. Московский Сретенский монастырь. М., 1911.
35. Токмаков И.Ф. Полное историческое описание церкви Св. Живоначальныя Троицы, что на Листах, в Москве. М., 1884.
36. РГАДА, ф.1204, оп.1, д.3291. — 1816 г., л.71 — 73об; д.3100 — 1813 г., л.173 — 174, 213 — 213об.
37. Высокопреосвященный Августин архиепископ Московский и Коломенский. М. 1895.
38. Письмо аббата Сюрюга, настоятеля Московской Римско-Католической церкви, к своему другу аббату Николю от 10 ноября 1812 года. /Русский архив, 1882, кн. III.