«К коням, брат, и ногу в стремя!…»: победы войскового старшины Григория Победнова на Троицкой дороге в 1812 году

В предыдущих двух публикациях по истории прикрытия Троицкой (Ярославской) дороги в 1812 году полком войскового старшины Григория Петровича Победнова 1-го, описав места, по которым проходила дорога и приведя данные послужного списка 7-го Донского казачьего полка, рассказали о его действиях в составе отряда Ф.Ф. Винцингероде в первые дни по вступлении Наполеона в Москву и о диспозиции русских и французов на Ярославском направлении в период первых 15-ти дней оккупации Москвы  [См. часть I], подробно рассмотрели атаки казаков Победнова на аванпосты французов по Троицкой дороге и его действия после занятия французами Богородска и Дмитрова и вопросы, связанные с организацией действий крестьянской самообороны между Владимирской и Троицкой дорогами в следующие 19 дней оккупации (по 6 (18) октября 1812 года) [См. часть II].

Заключительная часть нашего исследования посвящена описанию и анализу многочисленных народных преданий «о походе Бонапартия на Троицу», продвижению казаков полка Г.П. Победнова от Тарасовки до Ростокина, и, наконец, их блестящей атаке, в ходе которой с боем они прорвались в Москву. Кратко описаны дальнейшие действия полка во время преследования французов и в ходе заграничной кампании, дальнейшая судьба Григория Петровича и вопросы сохранения памяти о героическом прошлом на берегах реки Клязьмы.

Народные предания «о походах Бонапартия на Троицу»

Вопрос о том, собирался ли «француз» продвинуться вперёд по Троицкой дороге до Троице-Сергиевой лавры с 22 сентября (4 октября) по 30 сентября (12 октября), или успешно сдерживаемые небольшим, 176-сабельным отрядом донских казаков войскового старшины Г.П. Победнова нападения французов 26-28 сентября были ответом на казачий демарш с нападением на передовые пикеты французов 18  сентября, – вопрос этот остаётся открытым. Был ли отдан Наполеоном приказ захватить Троице-Сергиеву Лавру с её несметными богатствами именно тогда, когда, «Великая армия» испытывала наибольшую нужду не в золоте, но в хлебе и фураже? Мог ли быть отдан этот приказ, коль скоро, неплохо сведущие в русской истории генералы армии Наполеона, среди которых было достаточно  польских шляхтичей, ещё помнивших о затяжных «осадах на вымирание» этой русской Святыни? Стоит ли в наши дни пытаться узреть в тактических ошибках французского императора, верности казаков-донцев приказу и готовности местных крестьян сражаться за своё добро – чудеса Преподобного Сергия?



Казаки в бою. Худ.: Н.В. Колупаев.

Приведённые выше документы, свидетельствующие о том, что полк Г.П. Победнова после боев оставил Тарасовку лишь 29 сентября, вернувшись туда после 1-го и до 5 октября, казалось бы, не дают нам возможности слепо доверять многочисленным легендам и преданиям, связанным с будто бы имевшим место наступлением крупного отряда французов, сравнимого с 6000-10000 отрядами на  Дмитровском и Богородском направлениях – на Троицу.  Тем не менее, эти легенды заслуживают особого пристального внимания и изучения. Расплодившись во множестве вариантов, все они сводятся к нескольким, наиболее типичным преданиям, приводимым ниже по времени их публикации.

Одно из них было изложено в издании 1840 года «Описания Отечественной войны 1812 года»: «Ничто не могло воспрепятствовать неприятелю овладеть Троицкою лаврою, огражденною только слабыми казачьими заставами; французы были от нее не далее 12 верст [даже от Братовщины по прямой линии Сергиева Лавра в ок. 33 верстах – А.П.]. Князь Багратион, привезенный из Бородина в Троицу [князь П.И. Багратион, получивший тяжёлое ранение в Бородинском сражении в 12 часов дня 26 августа (7 сент.) был перевезён в его имение Сима во Владимирской области, кратчайшим путём по Владимирке, где и скончался 12 (24) сентября 1812 г. – прим А.П.], припадая к раке преподобного Сергия, упрашивал братию отправить сокровище мощей Угодника и драгоценности, но митрополит Платон  [митрополит Платон (Лёвшин), ум. 11 ноября 1812 г. – прим. А.П. ] не велел прикасаться к святыне, и только сняли балдахин с престола и раки. С каждым днем возрастала опасность. Нельзя было предполагать, чтобы неприятель, стоя 7 дней [Sic! – А.П.] в самой близости от обители, не простер на нее хищнической руки. Молитвы в лавре не умолкали. Наконец, французский отряд был послан в Троицу и выступил в поход. В тот самый день, на праздник Покрова Богоматери, были носимы вокруг обители иконы с крестным ходом. Молебствие еще не кончилось, как неприятельский отряд, направленный на лавру, получил приказание возвратиться с дороги» [1]. Другой вариант этой легенды был напечатан в 1850 году: «По разорении Москвы отряду французских войск, стоявшему в Дмитрове, дано повеление идти к Лавре [Sic! – А.П.]. Но 1 октября, когда французы должны были выступить к Лавре, иноки совершили молебное пение и крестный ход вокруг всего посада, и враги в тот же день внезапно обратились к Москве» [2].

Партизаны 1812 г. Худ.: А.Н. Самсонов.

В «Рассказах очевидцев о двенадцатом годе», собранных Е.В. Новосильцевой (Толычевой), были  приведены две не менее интересные старинные легенды «о походах Бонапартия на Троицу»: «Как поселился Бонапарт в Кремле, так и думал добраться до Сергиевской лавры, и вошел на колокольню Ивана Великого [в другом варианте предания, приводимом, кажется, в трудах П.В. Сытина, – Сухареву башню – прим. А.П.], чтобы посмотреть на Троицкую дорогу. Пуста  была дорога, и развивалась пред ним что лента, и он узнал тотчас святую обитель. «Пойду туда, - говорит он вслух: – Много там накоплено богатства, много серебра и золота и камней самоцветных, и все будет мое. Дорога открыта: Русский царь собрал в другое место свое войско, а здесь не стоит ни одного воина, не блестит ни одного штыка». И вдруг, он видит, выходит из монастырских ворот седовласый старец в монашеской рясе и с крестом в руке. За ним идет несметное войско. Стало ему мало большой дороги, и покрыло оно все засеянные поля. А старец все идет впереди, и вдруг он поднял глаза и показал Бонапарту золотой крест. А Бонапарт так испугался, что чуть не слетел с Ивановской колокольни. / По другому преданию, Наполеон водил свое войско до трех раз на лавру и подходил к самому монастырю, но вдруг пред ними вырастал лес дремучий. Страх нападал на войско, и оно возвращалось два раза в Москву; а в третий – решился Бонапарт пробиться во что бы то ни стало через лес, да и проплутал в нем трое суток, и насилу уж выбрался опять на Московскую дорогу» [3].

Французская пехота на марше. Худ.: Шарль-Филибер Ластье, 1817 г. 

Другая, более пространная версия последнего сказания о многочисленных неудачных попытках французов приступить к осаде была опубликована в 1850 году в месяцеслове Троице-Сергиевой Лавры как рассказ, «переданный наместнику Лавры графинею З. возвратившеюся несколько лет тому назад из Парижа»: «В бытность свою в Париже она встретилась в одном доме с герцогом де Мортемар, и когда зашел разговор о 12 годе, о Москве, о Троицкой лавре, герцог заметил, что он сам двукратно был послан в 12 году с отрядом к Троицкой Лавре, и вот что рассказывал об этом: "Я тогда был еще полковником. Во второй половине сентября призывает меня к себе начальник штаба Маршал Бертье и отдает приказ Наполеона взять отряд, отправиться в Троицкую Лавру и захватить все монастырские сокровища. Маршал сказал, что при монастыре войска нет, что народ устрашен успехами французского оружия, и потому овладеть монастырем нет никакого труда. Получив приказание, я поспешил принять отряд и в 4 часа вечера выехал из заставы по Троицкой дороге. Вечер был холодный и ненастный. Проехав 10 верст, или немного более, мы сбились с дороги. В отряде были поляки, порядочно говорившие по-русски. Мы брали по дороге мужиков в проводники, ласками и угрозами хотели заставить их указать нам дорогу, но решительно все из них говорили, что знать не знают дороги к Троице. На вопрос, есть ли там войско, все они отвечали: тьма тьмущая, и все казаки. Положение наше час от часу становилось затруднительнее: стало очень темно, местность была совершенно незнакома, мы легко могли попасться в руки неприятелей или партизанов, которые разсеяны были по всем дорогам около Москвы, и сочли благоразумным возвратиться в Москву. Узнав об этом, Наполеон рассердился, и через неделю Бертье опять послал меня к Троице, усилил отряд, велел взять две пушки и на другой день рано утром выступить из Москвы. Еще с вечера, когда я вышел от маршала, заметил, что на дворе густой туман. Поутру он чрезвычайно усилился. Когда мы выступили за заставу, туман до такой степени был силен, что мы друг друга в двух шагах не могли видеть, и чем дальше ехали, тем гуще становился туман. Проехав около 15 верст, мы остановились и составили совет, идти далее, подождать ли, когда разсеется туман, или воротиться назад в Москву. Все единогласно решили, что лучше воротиться. Надобно заметить, что солдаты отряда были люди закаленные в битвах, но тут напал на них такой панический страх, что всем представлялось, будто их всех в этом мраке заберут в плен неприятели. Туман продолжался целый день, и на другой день утром мы были уже в Москве. Я с величайшею робостию явился к маршалу с донесением о втором неудачном походе на Лавру. Маршал пошел к Наполеону и застал его стоящим у окна в Кремлевском дворце; ближайших строений из дворца нельзя было видеть по причине тумана. Выслушав донесение, он с сарказмом отозвался о русском климате; тем дело и кончилось. Маршал передал мне замечание императора, и успокоил меня. Вот каким двум случаям, заключил герцог свой рассказ, обязана Лавра своим спасением"» [4].

Французская пехота и кавалерия на марше. Худ.: Wilhelm von Kobell , 1800-1805 гг.

Любопытно не то только, что рассказ изобилует конкретикой (напр. упоминание Луи Александра Бертье, разработавшего план зимовки французских войск в окрестностях Москвы, любопытные «через неделю», или «две пушки»), но и то, что упомянутый в этом сообщении французский генерал и дипломат герцог Мортемар был реальным историческим лицом и действительно участвовал в русской кампании Наполеона, что не было отражено даже при публикации редкого источника в «Московском журнале», к сожалению со множеством ошибок в отношении первоисточника а также его фамилии. Публикатор назвал Мортемара «Монтемаром» [5].  Известно, к примеру, что с 12 февраля 1811 года Казимир Луи Виктурьен де Рошешуар, принц Тонне-Шаран, герцог Мортемар (Casimir-Louis-Victurnien de Rochechouart-Mortemart; 1787 – 1875) состоял при Наполеоне в качестве офицера для особых поручений. Он отличился в сражении при Бородино, был в Москве и тяжело заболел при отступлении. С 1828 по 1830 год – Мортемар служил послом Франции в России.

Герцог Казимир де Мортемар (анфас и профиль).

Некоторые сведения об операции французов к северу от Владимирской дороги сохранились в воспоминаниях  Раймона Эмери Филиппа Жозефа герцога де Монтескё-Фезенсака (Raymond Aymery Philippe Joseph Montesquiou-Fezensac; 1784 – 1867), командира полка III корпуса Мишеля Нея, занявшего город Богородск (Ногинск): «Я не пошел в Богородск. В то время [с 28 сентября (10 октября) – прим. А.П. ] я участвовал в экспедиции под командованием генерала Маршана [Жан Габриель Маршан (Jean Gabriel Marchand; 1765-1851) – граф, французский генерал, в 1812 году командовал 25-й Вюртенбергской дивизией – прим. А.П.] на берегах Клязьмы между Владимирской и Тверской [именно той, что шла на Санкт-Петербург. Ни Троицкая (Ярославская), ни Стромынская дороги (ни, тем более "Хомутовка") не знакомы автору – прим. А.П.] дорогами. Часть моего полка сопровождала меня, другая последовала за маршалом Неем. Враги, верные своему обычаю, отступили при нашем приближении. Генералом Маршаном был построен блокгауз на Клязьме, в местности, наводненной полком [Sic! – А.П.] казаков. Лишь только командование этим фортом было предоставлено очень способному офицеру, как генерал Маршан внезапно получил приказ возвращаться со всем его отрядом. Нетрудно было догадаться, что армия собралась оставить Москву, так как подходы к ней уже не будут охраняться. В ходе этой экспедиции я обнаружил всюду те же страдания.  Генерал собрал некоторые припасы, но не было никаких ресурсов для армии. Крестьяне прятали продовольствие и не решались достать его даже когда мы обещали заплатить им. Солдат моего полка, сын фермера с «Золотого берега» [Кот-д-Ор, департамент на востоке Франции – прим. А.П.] умер у меня на глазах у костра. Этот молодой человек мучился в течение долгого времени; вялотекущая лихорадка, вызванная усталостью и плохой едой, поглотила его. Он умер от истощения, и, убедившись, что он мертв, мы похоронили его у подножия дерева. Мы нашли в его ранце некоторые письма от его матери, которые были очень трогательны в их простоте. Я искренне сожалел о смерти этого несчастливца, обреченного умереть вдали от своей земли и семьи, которая любила его. Такое несчастье было распространено среди нас, и я рассказал об этой смерти, свидетелем которой я был только потому, что это печальное зрелище походило на предвосхищение тех бедствий, которые должны были еще нас постигнуть. Отряд вернулся в Москву 15 числа [по григорианскому календарю – прим. А.П.]» [6]. 

Жан Габриель Маршан.

К сожалению, сведений, предоставленных автором недостаточно для того, чтобы определить, где именно на берегу Клязьмы мог быть возведён французский деревянный блокгауз. Очевидно, он должен был быть построен для прикрытия одной из важнейших в дорог, пересекавшей эту реку, а именно у села Городищи (г.п. Свердловский), при мосте у Стромынской дороги. Мелкие и не имеющие стратегического значения мостки и плотины через Клязьму, находившиеся выше по течению реки у Амерева, Щёлкова, Хомутово и выше по течению до Тарасовки вряд ли принимались в расчёт.

Бивак французов. Худ.: Жан Анри Марле, 1823 г.

В этом свете интересный объём приобретает местное предание, сохранённое краеведом посёлка Свердловский Михаилом Михайловичем Писановым, рассказывавшего автору этих строк об общераспространённой трактовке микротопонима "Серина гора" на левом берегу Клязьмы. Будто бы она получила такое название благодаря обильным испражнениям, стоявших на ней французов. Сопоставив те обстоятельства, что Стромынская дорога могла в то время пересекать Клязьму в этом месте и естественная возвышенность могла показаться удобной для расположения блокгауза – с воспоминаниями де Монтескё-Фезенсака, писавшего о молодом французском солдате, скончавшемся от дизентерии на берегу Клязьмы, – на первый взгляд кажущаяся не заслуживавшей внимания из-за своего грубого сарказма легенда обрела, кажется, несколько другое измерение.

Кухня на французском биваке. Худ.: Орас Верне, 1825 г.

Стоит напомнить, что согласно приведённым в прошлой части документам, переодетые в казаков щёлковские крестьяне вместе с казаками Победнова выезжали и в Лукино, "откуда им виделась опасность", - то есть в те же самые места (ныне рабочий посёлок Свердловский). В частично сохранившемся усадебном паре села Лукино, по преданию были погребены французы.

"Место захоронения французов". Фотография: А.Ю. Послыхалин, август 2013 г. Часть насыпи была срыта в 1920-1930 под строительство тира (стена слева). Заброшенный тир стоит пока.

Другие, впрочем, довольно путаные сведения оставил и находившийся в плену у французов в оккупированной Москве Пётр Алексеевич Волконский (1759 – 1827): «24 числа [т.е. 24 сентября (6 октября) – прим. А.П.] в вечеру вышел корпус из его уже гвардии [Наполеона – прим. А.П.], состоящий из 2 полков, по Дмитровской дороге на город Дмитров, чтобы пробраться в посад Троицко-Сергиевской Лавры [Sic! – А.П.], полагая на двоякие удачи: чрез Александров на Владимирскую дорогу, либо на Ярославль. В ту же ночь по Дмитровской дороге сожгли два селения. По сему последнему тракту французы опасались казаков, стоявших в Малых и Больших Мытищах и д. Тарасовке, почитая, что их находится там около 5000 человек, на самом же деле их стояло всего только 178 казаков. Однако наши, занимающие сей пост, казацкого полку Денисова, по командам майора Победного, забрали в плен, кроме убитых, 300 человек» [7].  Известно, что с вечера 22 сентября (4 октября) Богородск по Владимирке был занят корпусом маршала Мишеля Нея. Русские пленные, находившиеся в разных частях Москвы, конечно, могли лишь догадываться о направлениях движения неприятеля. Замеченные пленниками через два дня после выхода французов на Дмитров, отряды неприятеля, спешившие на помощь частям Дельзона/Пажоля, натолкнувшимся на  решительное противодействие со стороны отрядов Винцингероде, были приняты ими за накопление сил для «удара в самое сердце России», которое, что интересно, отождествлялось именно с Троицкой Лаврой (не с Санкт-Петербургом). Передвижение войск по Тверской на север оценивалось, видимо, именно так, хотя логичней было бы предположить, что на Лавру французы должны были идти по Первой Мещанской (нынешнему Проспекту Мира).

Стоит отметить, что  уже второй раз в преданиях мы встречаем наступление иноплеменных на Лавру не со стороны Москвы, а именно со стороны  захваченного французами Дмитрова [8]. Любопытно, что и в 1850 году именно эту версию продолжали транслировать троицкие церковные иерархи. Не чувствуются ли в этом некоторые отголоски из прошлой истории нашего Отечества, времён Смуты начала XVII века, когда север присягал Лжедмитриям, или из времён заграничных поездок Петра I, вольно или невольно транслировавшихся на ту современность, в которой император Александр I, позволив сдать Москву басурманам, «покинул свою страну», укрывшись в Санкт-Петербурге?*

Казаки. Худ:  Christian Gottfried Heinrich Geissler, 1813 г.

Весьма любопытно, что память о столкновениях, произошедших между казаками Победнова и французами на берегах реки Клязьмы между Тарасовкой и соседними деревнями по Клязьме и Куракино продолжительное время сохранялись в народной памяти местных жителей. Так тарасовский краевед Павел Анатольевич Киселёв в своей книге «Тарасовка» писал: «По сохранившимся устным преданиям, французы несколько раз пытались перейти реку Клязьму в Тарасовке, но, каждый раз встречая сопротивление, отступали. После одного из нападений французский отряд понёс значительные потери и вынужден был отступить окончательно. Тела погибших французских солдат и русских казаков были преданы земле на левом, возвышенном берегу реки Клязьмы, справа от моста» [9]. Предположительно  на этом месте (на нынешней улице Б. Тарасовская рядом с домом № 55; между домами № 55 и № 57 [23]) в 1912 году, в память 100-летия Отечественной войны по проекту архитектора Семёна Митрофановича Ерофеева (1875 – после 1917) на средства владельца куракинской шелкоткацкой фабрики Григория Владимировича Сапожникова (ум. 1938) была возведена каменная часовня. По воспоминаниям жительницы Тарасовки Е. Нечай, на одной из памятных плит, расположенных на фасаде часовни, имелась (примерная, не точно-воспроизведённая) надпись: «В 1812 году отряд французов пытался перейти реку, но казаки, находившиеся по ту сторону Клязьмы, не допустили неприятеля. В честь сего события сооружена сия часовня» [10]. В 1930 – 1932 годах часовня была разобрана на кирпич тарасовским колхозом «Память Ильича». Кроме того, в различных местных краеведческих изданиях краеведов из соседних Черкизова и Королёва упоминаются и особые часовни в д. Черкизово [11] и деревне Куракино (ныне - микрорайон Текстильщик города Королёва).


Воссозданная в 2012 г. Часовня Сергия Радонежского в Тарасовке. Проект (отсюда) и современная фотография А.М. Чеботарь отсюда.

Справедливости ради, стоит указать ещё один интересный источник. Современник событий, житель города Ростов, Михаил Иванович Маракуев, видимо, всё то грозное время в Ростове и пребывавший, в своих записках писал: «Деревня Тарасовка отстоит от Москвы на 22 версты по нашему тракту, в ней протекает река Клязьма. Во всю бытность неприятеля в Москве деревня служила неприятельскому передовому посту квартирою, а река границею с нашими казаками под командою сотника Победнова, которого квартира была в Пушкине» [12]. Перед нами  единственное упоминание о том, что ставка отряда Г.П. Победнова, когда-либо в этот период могла находиться в селе Пушкино. Также сомнительно и утверждение автора о местонахождении передового поста. Тем не менее, именно это сообщение ростовского жителя, вопреки вполне доступным по многочисленным изданиям советского времени данным, «легло в основу» местного краеведения и изучения края периода 1812 года. 

Вопрос, отчего Наполеон не двинул на Троицу существенных сил, заставлял задуматься об этом ещё современников тех страшных дней. Находившаяся в Ярославле супруга главнокомандующего Москвы Ф.В. Ростопчина, Екатерина Петровна, недоумевала: «Я не понимаю, как Наполеону не пришло в голову послать несколько отрядов в нашу сторону. Два таких богатых монастыря как Ростовский и Троице-Сергиева Лавра, расположенные на самой большой дороге в Ярославль представляли собой лакомый кусок для французских солдат, а в самом Ярославле можно было найти огромные запасы ржи, сена, муки и полотна. Но к счастью нас оставили как и монахов в покое, и нам пришлось видеть французов только в качестве пленных» [14].


Бивак Донских казаков. Худ.: С.Н. Трошин. 

Появление первых преданий о том, что «спасение» Сергиевской Лавры от нашествия иноплеменных было обязано именно  Провидению относится к посланию 75-летнего митрополита Платона (Лёвшина) Святейшему Правительствующему Синоду от 30 октября 1812 года: «Между тем Лавра и Вифания, по судьбам Провидения, не испытали на себе пагубоносных перунов /…/И странное чудо! От Москвы, где огнь истощил силу, к Лавре и Вифании не более разстоянием, как с одной стороны от Дмитрова, а с другой до Богородска, где меч пресек свои действия: в разстоянии их разности совсем нет никакой, или самая малейшая. Дивен Бог во святых своих, дивен в Преп. Сергие!» [15]. 

«К коням, брат, и ногу в стремя!…»

Итак, судя по корпусу военных донесений, отряд 7-го Денисова полка под командованием Г.П. Победнова, Тарасовка снова была занята его отрядом о 2-го до 5 (17) октября. К 6 (18) октября относится начало отступления I и IV корпусов наполеоновской армии из Москвы. Видимо тогда же казаки Победнова отбили у французом Большие Мытищи, как о том сообщал Г.П. Ольденбургский. В то же время, около  5 (17) октября, житель Ростова М.И. Маракуев записал: «...известия, привозимые казаком, каждый день становились благоприятнее. Дурные для неприятеля обстоятельства отчасу умножались по осеннему времени года и усилению наших войск. Лучшие войска начал он в это время приготовлять к обратному походу, и на нашем тракте оставались кое-какие, но мало, что казакам дало возможность оттеснить их до Ростокина, в чем способствовали им и окружные мужики, которых корысть делала храбрыми. Такие приятные вести удерживали нас в Ростове день за днем» [16]. Иными словами, уже до 5 октября  казачий полк Победнова мог войти в Ростокино… Военные донесения последовавших двух дней не касались положения на  Троицком (Ярославском) направлении...

В 5 часов утра 7 (18) октября Наполеон ушел из Москвы с основными силами, оставив в городе дивизию маршала Мортье.

Казак. Худ.: Карл Верне, 1815 г. 

На рассвете следующего дня, 8 октября, полк Победнова решительно атаковав передовой пикет французов, находившийся в селе Алексеевском, обратил неприятеля в бегство. Продолжив преследование, казаки в 8 часов утра ворвались в Москву через Крестовскую заставу… Разрозненные упоминания об этом происшествии позволяют сложить вполне целостное представление о произошедшем.

Донесение войскового старшины Победнова ярославскому гражданскому губернатору М.Н. Голицыну о боях ярославских казачьих полков с французскими войсками на Ярославской дороге во время отступления неприятеля от Москвы и о скором прибытии в Ярославль пленных французов. 11 октября 1812 г. Отсюда.

Наиболее подробное описание было представлено в донесении ярославского губернатора городской думе от 10 октября, составленном на основе донесения, присланного от самого Георгия Победнова: «Сего числа от войскового старшины Победнова получил я рапорт от 8 настоящего октября. Он поспешает донести, что партия казаков его полку, по Ярославской дороге посланная, 8 октября на рассвете сбила неприятеля с места и за шлагбаум Троицкой прогнала в самую Москву, а в 8 часов того же дня поутру Победнов со всем своим полком вошел в столицу и прогнал неприятеля за Никольские ворота, почти до самого Кремля. При сем действии потерял неприятель 30 убитыми и 50 человек доставшимися нам в плен. С нашей же стороны легко ранены два казака: один в руку саблею, а другой в ногу пулею. В таковом деле офицеры и казаки полку Победнова оказали отличные подвиги. Они с примерною храбростию поражали и гнали неприятеля на всех пунктах, где они ни появлялись… Сам же войсковой старшина того же числа перед вечером действовал на петербургскую заставу и был у господина генерал-адъютанта барона Винценгероде, который отрядом своим, из трех казачьих полков состоящим, искусно отвлек неприятеля в 1000 человек кавалерии к Петровскому дворцу, и тогда уже все и со всех сторон, ударив его в пики, кололи до самого петербургского шлагбаума и немало взяли в плен, так что после сего неприятель принужден был высылать несколько пехоты для удержания разъяренных казаков. По окончании всего того неприятель не сделал ни малейшего движения, и, как рассказывают жители, собирает он силы свои в Кремль, никого из обывателей туда не впускает, и большая часть его войск, из оставшихся в Москве, пошли на Калужскую и Смоленскую дороги. Наконец, войсковой старшина Победнов, пробывши в Москве до самой ночи 8 октября и оставя там, неподалеку от Троицкого шлагбаума, пикеты, сам отступил на ночлег до селения Алексеевского» [13]. Вечером того же дня после боя Ф.  Винцингероде писал императору: «На Ярославской дороге Войсковой Старшина Победнов, явившийся ко мне во время дела, донес что он также со вверенным ему полком и с отрядом, стоящим на Владимирской дороге, подошел к самой Москве, и что партии его въезжали равным образом в город, взяли не малое число пленных» [17]. До Ростова известие об этом дошло в следующем виде:  «Потом тот же казак известил, что они доходили до заставы, до Сухаревой башни, потом привез известие, что дрались у самых Никольских ворот, что неприятелей в Москве мало и что, вероятно, они выходят» [18].


Чем он победил врага своего? Нагайкой. Худ.: И.И. Теребенев, 1812 г.

В ночь с 8(20) на 9 (21) октября отряд Мортье покинул Москву. Соединившись с отрядом Ф. Винцингероде 7-й Донской казачий Войскового Атамана В.Т. Денисова полк под руководством Г.П. Победнова приступил к преследованию неприятеля. В своём донесении от 11 (23) октября  Г.П. Ольденбургский  указывал, что в период с 6-го сентября по 8-е октября казаки, потеряв одного убитым и четверых ранеными, уничтожили 59 и захватили в плен 381 француза [19]. Эти данные стоит считать итоговыми.

Сохранились сведения о том, что уже 15 (27) октября, получивший звание майора Победнов преследовал неприятеля под Вереей, где взял в плен ещё 21 солдата наполеоновской армии  [20]. 22 октября полк бил французов при Вязьме, 4-6 ноября при  Смоленске, 8 ноября при деревнях Дубровне и Гончарах; 9 ноября – при Любавицком базилиановском монастыре; 21 ноября при м. Молодечне; 28 ноября при г. Вильно; 2 декабря при г. Ковно, 31 декабря – при г. Мариенвердере. Полк участвовал в заграничном походе русской армии.  В январе 1814 года Г.П. Победнов был произведён в полковники, а в октябре 1814 года полк возвратился в Россию [21]. 


Казаки нападают на отступающих французов. Худ. Г. Аткинсон, 1813 г.

В 1817 – 1820 годах имя Григория Петровича Победнова 1-го встречается в качестве командующего второй частью кордона правого фланга Кавказской линии [См.] под началом А.П. Ермолова. В апреле 1821 года полковник Победнов  со своим отрядом из 700 казаков совершил набег на абазинев в верховьях Кубани, отбив у неприятеля значительный конский табун.  Последующие годы он продолжал служить на кавказской линии. Осенью 1824 г. полковник Победнов  заведовал частью Кубанского кордона. Стоя с войском в Тахтамышском ауле во главе двух рот пехоты и четырехсот казаков с четырьмя орудиями, он без боя пропустил черкесский отряд Джембулата. Промах был замечен командованием и 20 ноября Победнов был снят с командования кордоном [22]. По отрывочным сведениям, в 1828 – 1829 годах Григорий Петрович командовал корпусом казаков-донцев в сражениях Русско-турецкой войны 1828 – 1829 годов и участвовал в штурме Карса в 1828 году, командуя первой бригадой казаков (431 чел.). Григорий Петрович Победнов скончался в 1830 году. Светлая память герою 1812 года.

А.Ю. Послыхалин, 2014. При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com.

1. Михайловский-Данилевский А.И.  Описание  Отечественной войны 1812 года. Ч.3. СПб., 1840 С. 97-98.

2. Церковно-исторический Месяцеслов Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. – М., 1850, с. 68-69.

3. Рассказы очевидцев о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой (Е.В. Новосильцевой) М., 1912. С. 112-113.

4. Церковно-исторический Месяцеслов Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. – М., 1850, с. 69-71.

5. Дукельский В. А. «Невезение» герцога де Монтемара. О двух безуспешных попытках Наполеона захватить Троице-Сергиеву лавру // Московский журнал. № 1, январь 2003. С. 48.

6.Fezensac M. Le Duc de. Souvenirs militaires de 1804 á 1814. – Paris., 1863, р. 249-250.

7. Волконский П.А. У французов в Московском плену 1812 года. Замечания действий французов, вошедших в Москву, узнанные во время двадцати двух дневного у них полону бригадирным князем Петром Алексеевым сыном Волконским. — Русский архив, 1905, № 11. С. 355.]

8. Волконский П.А. У французов в Московском плену 1812 года. Замечания действий французов, вошедших в Москву, узнанные во время двадцати двух дневного у них полону бригадирным князем Петром Алексеевым сыном Волконским. — Русский архив, 1905, № 11. С. 355; Церковно-исторический Месяцеслов Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. – М., 1850, с. 68-69.]

9. Киселев П. А. Тарасовка: Страницы истории. – М., 2006. См.

10. Долгирев В.А. Пушкинские вечности. – М., 1999.

11. Васнев Б.И. Частица Руси. Книга о Черкизове. – Черкизово, 2005, с. 55.

12. Маракуев М. И. Записки ростовца М. И. Маракуева. Ростов, 1906.

13. Пономарев А.М. Ярославль. История города в документах и материалах от первых упоминаний до 1917 года. Ярославль, 1990. С. 205.

14. Пребывание в г. Ярославле семьи графа Ф.В. Ростопчина осенью 1812 г. По описанию Н.Ф. Нарышкиной. Ярославль., 1912, с. 11.

15. Дубровин Н.Ф. Отечественная война в письмах современников. – СПб., 1882, с.305 (№ 216).

16. Маракуев М. И. Записки ростовца М. И. Маракуева. Ростов, 1906.

17. Донесение Ф.Ф.Винцингероде от 8 (20) октября 1812 г.

18. Маракуев М. И. Записки ростовца М. И. Маракуева. Ростов, 1906.

19. История России: на перекрестке мнений.  – М., 2001, с. 13.

20. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изданные П. И. Щукиным. Ч. 7. –М., 1903, с. 258-259.

21. Калинин С.Е. Донское казачье войско в 1812-1814 гг. – М., 2010, с. 41.]

22. См.: Потто В. А. Кавказская война. В 5 томах. Том 2. Ермоловское время. – М., 2007.
23.  Коршун В. Была ли часовня в Куракино., Калининградская правда, 25.10.2005.
* Может, стоит, наконец, снова сказать Кутузову спасибо за то, что он, всё же, своим продолжительным «сном в Тарутине» сделал то, что должен был сделать?  Дождаться скорой и холодной русской зимы, заведомо превращавшей любые маневры в посмешище. Великий Наполеон понял, что это не страна, взяв боем столицу которой, можно её подчинить, даже если подчинится ему полу-французский, полу-австрийский, полу-незнамо какой двор и даже сам российской император. Он понял, что этой странной страной никто не управляет. Она растёт как деревья в лесу  и ветки на деревьях, и умирает так же И всё прочее здесь не случается, а происходит, да и всё, что не касается восхода и заката, а также сезонного выпадения снега, большинству жителей совершенно безразлично. Существенно беспокоят лишь кометы и метеориты...