Вопрос, каким образом "каменные бабы" - антропоморфные изваяния времён половцев и скифов, характерные для степной полосы России, Южной Сибири и восточной Украины, могли оказаться в I пол. XIX века в окрестностях Москвы, издавна будоражил умы учёных и вызывал к жизни мистические толкования. Тем временем, объяснение этого загадочного и редкого феномена оказалось довольно прозаичным, хоть и не без особенного шарма, характерного для времён подмосковного "барства"...
За весь период исследований были открыты, кажется, всего четыре подобных каменных истукана, три из которых к настоящему времени безвозвратно утеряны, а один - хранится в замечательном своей коллекцией Орехово-Зуевском историко-краеведческом музее...
Наибольшую известность в своё время
получили каменные бабы из Кунцева и Зенино. Ещё в 1870 году один из
основоположников русской археологии Алексей Алексеевич Гатцук (1832-1891) опубликовал своё небольшое исследование, посвящённое им, под названием: "Заметка о каменных бабах близ Москвы". В виду редкости, в конце поста мы приводим полный текст статьи А.А. Гатцука.
"Несчастная "баба" из Кунцева
"Несчастная "баба" из Кунцева
Живо интересуясь по какому поводу и когда именно этот каменный истукан был привезён в Кунцево из южнорусских степей и ещё в 1857 году опрашивая местных крестьян, А.А. Гатцук высказал мнение, что её появление в подмосковном имении Нарышкиных относится к концу
XVIII или началу XIX столетия, то есть к временам, когда усадьбой владели известный "балагур и повеса" екатеринских времён ("врождённый арлекин" по словам Екатерины II) Лев Александрович (1733-1799) и его сын Александр Львович (1760-1826) Нарышкины.
Александр Львович Нарышкин (1760-1826).
Известные в обществе своим гостеприимством и широкими празднествами, Нарышкины вполне могли привезти и установить языческий истукан в усадебном парке в качестве экзотического артефакта для увеселения гостей. Позднее, в 1865 г., усадьба Кунцево была продана Козьме Терентьевичу Солдатенкову (1818-1901).
Усадьба в Кунцеве. Откр. нач. ХХ в.
Александр Львович Нарышкин (1760-1826).
Известные в обществе своим гостеприимством и широкими празднествами, Нарышкины вполне могли привезти и установить языческий истукан в усадебном парке в качестве экзотического артефакта для увеселения гостей. Позднее, в 1865 г., усадьба Кунцево была продана Козьме Терентьевичу Солдатенкову (1818-1901).
Усадьба в Кунцеве. Откр. нач. ХХ в.
Другой русский археолог и историк, Иван Егорович Забелин (1820-1909), заинтересовался происхождением этой каменной бабы ещё раньше - в сороковых годах XIX века. С его слов: "Самая важная достопамятность Кунцевской местности, принадлежащая
глубокой, незапамятной древности, есть небольшое древнее городище,
называемое окрестными поселянами городком, а москвичами проклятым
местом. Последнее название романического происхождения и явилось в недавнее время, когда московский романист 30-х годов г. Воскресенский, подражая первым карамзинистам, избрал это место для чувствительных событий своего романа "Проклятое место" [Михаил Ильич Воскресенский (1803-1867) роман "Проклятое место" (изд. Москва, 1838, 1858)- прим. trojza]. На плане 1804 г. оно названо также Татарским кладбищем, называли его славянским и польским кладбищем, всё стараясь объяснить это загадочное место, на котором действительно лежало несколько старинных могильных камней. / ... / В начале сороковых годов [XIX в.], когда мы в первый раз познакомились с этим местом, на самой середине площадки оставалось ещё объёмистое дупло от громадного дерева обхвата в 3 толщиною. Оно имело вышины аршин в 5, было тогда накрыто соломенною круглою кровлею и, таким образом, представляло небольшую и замысловатую беседку в виде исполинского гриба с простыми столиками и скамейками вокруг. Со стороны реки в дупле была широкая расщелина, а внутри, в его середине, стоял истукан - степная каменная баба около 4 аршин вышины. Значительно попорченная с того времени, эта баба поставлена теперь в саду возле дома" [И. Забелин Кунцево и древний Сетунский стан, М.,1873]. Интересно, что работая над своей заметкой в 1870 г., А.А. Гатцук ничего не говорит, о том, что изваяние было куда-то перемещено. Т. е. перевоз к дому состоялся в период между 1870 и 1873 годом. Куда кунцевская каменная баба, прозванная Гатцуком "несчастной", делась впоследствии, - неизвестно.
Интересно, что в 1872 году в Кунцево описываемое "Проклятое место" запечатлел художник Алексей Кондратьевич Саврасов (1830-1897).
Осенний лес. Кунцево. (Проклятое место). Худ.: А.К. Саврасов, 1872.
Никакой беседки на полотне уже не было отображено...
Интересно, что в 1872 году в Кунцево описываемое "Проклятое место" запечатлел художник Алексей Кондратьевич Саврасов (1830-1897).
Осенний лес. Кунцево. (Проклятое место). Худ.: А.К. Саврасов, 1872.
Никакой беседки на полотне уже не было отображено...
"Прогнатическая" зенинская баба
Второй артефакт, также попавший в Подмосковье по барской прихоти, возможно, в подражание кунцевскому истукану, был установлен в усадьбе сельца Зенино, Карнеево тож [Усадьба Зенино.pdf 13 Mb]. По мнению А.А. Гатцука, каменная баба могла появиться здесь в конце XVIII века "любителем древностей и всяких курьёзов" графом Сергеем Петровичем Румянцевым (1755-1838).
Сергей Петрович Румянцев (1755-1838).
Однако, можно высказать и другое мнение. Усадьба Зенино была куплена ещё в 1775 г. отцом графа, генерал-фельдмаршалом (с 1770) и генерал-губернатором Малороссии в 1764-1796 годах, Петром Александровичем Румянцевым-Задунайским (1725-1796). Усадьба у р. Пехорки стала частью его соседнего обширного имения Троицкое-Кайнарджи (в черте городского округа Балашиха).
Пётр Александрович Румянцев-Задунайский (1725-1796).
Победы русского оружия под началом П.А. Румянцева-Задунайского, заключение Кючук-Кайнарджийского мирного договора в июле 1774 года, в честь которого Троицкое и получило дополнительное название "Кайнарджи", связь биографии этого владельца Зенина с Малороссией наталкивают на мысль, что каменная баба могла быть привезена из украинских степей в Подмосковье по его распоряжению.
После смерти фельдмаршала сельцо Зенино принадлежало его сыновьям Николаю (1751-1825) и вышеупомянутому Сергею. В 1827 году имение было продано Сергеем Петровичем генерал-майору Николаю Андреяновичу Дивову (1781-1869) – мужу внебрачной дочери С.П. Румянцева – Зинаиды Сергеевны Дивовой (урожд. Кагульской; 1811-1879), которая и стала фактической собственницей имения.
Зинаида Сергеевна Дивова (1811-1879).
В связи с предстоящим освобождением крепостных владелица в 1860 г. продаёт имение дочери своего арендатора Александре Ивановне Шелапутиной (урожд. Кулаковой; 1815-1880) и навсегда покидает эти места
Александра Ивановна Шелапутина (1815-1880).
Новой владелице не удалось справится с хозяйственными трудностями переходного периода и после ряда конфликтов с крестьянами она в 1866 г. продаёт имение чиновнику И.И. Шаховскому.
Как раз в 1870 г. А.А. Гатцук посетил усадьбу, где сделал рисунок "каменной бабы", который был опубликован в его статье (см. приложение к этой статье, внизу). Когда именно каменное изваяние, стоявшее в парке, неподалёку от памятника графу Сергею Петровичу Румянцеву, пропало из усадьбы - неизвестно.
Барский дом усадьбы Зенино в нач. ХХ в.
По губернаторской программе "Наше Подмосковье" остатки усадьбы Зенино в 2013 году выставлены на продажу [Скачать рекламный буклет.pdf 13 Mb]. Неплохая статья, посвящённая истории усадьбы размещена здесь. Интересная книга под названием Село Троицкое-Кайнарджи и сельцо Зенино, Карнеево-тож. Исторический очерк была издана в Москве в 1915 году.
"Везучая" митинская баба
Две каменные бабы были обнаружены орехово-зуевским краеведом Владимиром Афанасьевичем Галкиным (1886-1961) в 1921 г. в селении Митино Караваевской волости Орехово-Зуевского уезда (ныне: у д. Караваево Пекшинского с.п. Петушинского района Владимирской области). По странному стечению обстоятельств и в современных статьях, посвящённых необычной биографии В.А. Галкина [см., см.] и на экспликации в Орехово-Зуевском музее указано, что Митино было "бывшим имением графа Воронцова-Дашкова".
Загадочная экспликация из Орехово-Зуевского краеведческого музея. Фотография: А. Послыхалин, 2013. Кликабельно.
Тем не менее, удалось узнать, что с XVI века Митино неизменно принадлежало представителям нетитулованного дворянского рода Караваевых и Кузьминых-Караваевых [см.]... Ещё в 1730 г. Дмитрий Афанасьевич Кузьмин-Караваев построил ныне существующую, хоть и заброшенную, каменную церковь Успения Пресвятой Богородицы с шатровой колокольней. Во второй половине XVIII века Митино от своего отца, Петра Ильича Кузьмина-Караваева, унаследовал Андрей Алексеевич Кузьмин-Караваев [с 1781 г. отставной секунд-майор, в 1782-1787 гг. был Покровским уездным предводителем дворянства, в 1797-1802 гг. - Владимирским губернским предводителем дворянства, с 1800 г. коллежский советник] и его родственник полковник Дмитрий Петрович Кузьмин-Караваев, убитый в сражении в Польше во времена восстания Т. Костюшко в 1794 году. К сожалению, более подробных сведений о его биографии найти не удалось.
Каменная баба из усадьбы Митино. Орехово-Зуевский Историко-краеведческий музей. Фотография: А. Послыхалин, 2013.
Зато известно, что вдова полковника, Варвара Алексеевна Кузьмина-Караваева (ум. 1844), была дочерью владимирского уездного предводителя дворянства А.Г. Безобразова (1736—1803) и приходилась родной сестрой Аграфене Алексеевне (урожд. Безобразовой, в I браке Пожарской; 1766-1848) - супруге (также во II браке) известного русского поэта и драматурга Ивана Михайловича Долгорукова (1764-1823).
Иван Михайлович Долгоруков (1764-1823).
Занимая пост губернатора Владимирской области с 1802 по 1812 гг., И.М. Долгорукий часто бывал в Митино и о своих приездах туда писал, к примеру: «Я никогда не забуду прелестного этого места, этого убежища, которым так сильно восхищался! Какой там прекрасный был сад, виды, рощи; на каждом шагу разновидные беседки и скромные уюты для двух, трех и для общей круговеньки. Там я в саду, не редко по целому утру, занимался философскими занятиями, читывал, ходя взад да вперед по широким аллеям, уединен от хозяев и гостей, мечтал на кратких роздыхах, сидя под ветвистыми дубами или спрятавшись в ветвистую беседку, за простым столом писывал стихи, из коих многие произведены в сем очаровательном для меня месте. Свидания мои с настоящей женой усугубляли прелести тамошней жизни. Я за ней волочился, влюбился в нее и там решился на супружество с ней. О, я никогда, никогда Митина не забуду. Из всех сельских убежищ, какие я знаю, ни одно мне так не нравилось, как сад и поместье Варвары Алексеевны, и признаюсь, что по близкому сходству наших характеров в отношении к роскоши и забавам, я из родственниц жены моей ни к кому так охотно не влекусь, как к ней» [Долгоруков И.М. Капище моего сердца. М., 1997, с. 128.].
В другом месте можно найти следующие его строки о Митине: «В этом самом уезде я много дней приятных в жизни вспомнить могу в деревне госпожи Караваевой. Митино не богато, не великолепно, но прекрасно свободой и всеми отрадами гостеприимства. Сколько здесь сожжено фейерверков, сколько удовольствию принесено в жертву денег и часов!». Кроме того, Митину И.М. Долгорукий посвятил даже стихотворение "На сельский праздник".
Кто и по какому случаю привёз каменные изваяния в Митино из степных далей, - неизвестно до сих пор.
По мнению археологов, вероятно, изваяние было привезено в Митино из Екатеринославской губернии, а по воспоминаниям можно уточнить, что из Митино в Орехово-Зуево в 1921 году на подводах было привезено две каменные бабы: "Со временем одна известковая баба рассыпалась, а гранитная [???] хранится в городском музее до сих пор" [см.]. Как говорится, "этой бабе повезло"...
Загадочная экспликация из Орехово-Зуевского краеведческого музея. Фотография: А. Послыхалин, 2013. Кликабельно.
Тем не менее, удалось узнать, что с XVI века Митино неизменно принадлежало представителям нетитулованного дворянского рода Караваевых и Кузьминых-Караваевых [см.]... Ещё в 1730 г. Дмитрий Афанасьевич Кузьмин-Караваев построил ныне существующую, хоть и заброшенную, каменную церковь Успения Пресвятой Богородицы с шатровой колокольней. Во второй половине XVIII века Митино от своего отца, Петра Ильича Кузьмина-Караваева, унаследовал Андрей Алексеевич Кузьмин-Караваев [с 1781 г. отставной секунд-майор, в 1782-1787 гг. был Покровским уездным предводителем дворянства, в 1797-1802 гг. - Владимирским губернским предводителем дворянства, с 1800 г. коллежский советник] и его родственник полковник Дмитрий Петрович Кузьмин-Караваев, убитый в сражении в Польше во времена восстания Т. Костюшко в 1794 году. К сожалению, более подробных сведений о его биографии найти не удалось.
Каменная баба из усадьбы Митино. Орехово-Зуевский Историко-краеведческий музей. Фотография: А. Послыхалин, 2013.
Зато известно, что вдова полковника, Варвара Алексеевна Кузьмина-Караваева (ум. 1844), была дочерью владимирского уездного предводителя дворянства А.Г. Безобразова (1736—1803) и приходилась родной сестрой Аграфене Алексеевне (урожд. Безобразовой, в I браке Пожарской; 1766-1848) - супруге (также во II браке) известного русского поэта и драматурга Ивана Михайловича Долгорукова (1764-1823).
Иван Михайлович Долгоруков (1764-1823).
Занимая пост губернатора Владимирской области с 1802 по 1812 гг., И.М. Долгорукий часто бывал в Митино и о своих приездах туда писал, к примеру: «Я никогда не забуду прелестного этого места, этого убежища, которым так сильно восхищался! Какой там прекрасный был сад, виды, рощи; на каждом шагу разновидные беседки и скромные уюты для двух, трех и для общей круговеньки. Там я в саду, не редко по целому утру, занимался философскими занятиями, читывал, ходя взад да вперед по широким аллеям, уединен от хозяев и гостей, мечтал на кратких роздыхах, сидя под ветвистыми дубами или спрятавшись в ветвистую беседку, за простым столом писывал стихи, из коих многие произведены в сем очаровательном для меня месте. Свидания мои с настоящей женой усугубляли прелести тамошней жизни. Я за ней волочился, влюбился в нее и там решился на супружество с ней. О, я никогда, никогда Митина не забуду. Из всех сельских убежищ, какие я знаю, ни одно мне так не нравилось, как сад и поместье Варвары Алексеевны, и признаюсь, что по близкому сходству наших характеров в отношении к роскоши и забавам, я из родственниц жены моей ни к кому так охотно не влекусь, как к ней» [Долгоруков И.М. Капище моего сердца. М., 1997, с. 128.].
В другом месте можно найти следующие его строки о Митине: «В этом самом уезде я много дней приятных в жизни вспомнить могу в деревне госпожи Караваевой. Митино не богато, не великолепно, но прекрасно свободой и всеми отрадами гостеприимства. Сколько здесь сожжено фейерверков, сколько удовольствию принесено в жертву денег и часов!». Кроме того, Митину И.М. Долгорукий посвятил даже стихотворение "На сельский праздник".
Кто и по какому случаю привёз каменные изваяния в Митино из степных далей, - неизвестно до сих пор.
По мнению археологов, вероятно, изваяние было привезено в Митино из Екатеринославской губернии, а по воспоминаниям можно уточнить, что из Митино в Орехово-Зуево в 1921 году на подводах было привезено две каменные бабы: "Со временем одна известковая баба рассыпалась, а гранитная [???] хранится в городском музее до сих пор" [см.]. Как говорится, "этой бабе повезло"...
Свой небольшой рассказ мы завершим статьёй А.А. Гатцука:
Гатцук А. Заметка о каменных бабах близ Москвы
(ЧОИДР, 1870 г. Июль-сентябрь. Кн. 3.[См.])
Кеппен
указал Обоянский Уезд, как границу распространения на север древних
человекоподобных каменных изображений, называемых в наших южных степях
«бабами». Между тем известно, что под Москвою, именно в Кунцеве, в имении,
принадлежавшем прежде гг. Нарышкиным, а ныне гг. Солдатенкову и Солодовникову,
находится такое же точно каменное изображение. Появление его на столь
отдалённом севере объяснялось прихотью барства прошедшего века, хотя, при
отсутствии всяких положительных данных, первоначальное место нахождения этой
«каменной бабы» в большом отдалении от усадьбы и парка (более чем на версту), в
глуши леса, на высоком холме, или мысе, образуемом рекою Москвою, на так
называемом «Проклятом Месте», где видны следы какого-то древнего кладбища [Прим.: К сожалению, это, признаваемое по догадке учёными татарским, кладбище доселе, как и многое в окрестностях Москвы, остаётся не изследованным.]. Несколько
десятков лет эта «каменная баба» Кунцева обращала уже на себя внимание
просвещённых русских людей и археологов; но всё это внимание ограничивалось
лишь созерцанием древнего идола и упорным сохранением убеждения, что он
перевезён сюда с юга России в недавнее время. На том всё и успокаивались, как
успокаивались на многом, как успокаивались, например, и на мысли, что случайно
найденные под Москвою и раскопанные Чертковым и Нечаевым курганы суть случайные
могилы, какие-то «Татарские» курганы, покамест мне, новому в Москве человеку,
не пришлось указать, что вся почва Московской губернии покрыта густо этими
[кон. с. 123]
курганами, и что они не случайные, не Татарские, а курганы предшественников
Славян в здешней местности. Так точно и в этом случае: никто, сколько мне
известно, не полюбопытствовал доселе дознаться: не сохранилось ли у бывших
владельцев Кунцева какого-нибудь письменного сведения, доказывающего, что
действительно, по воле одного из их предков, или по какому-либо особенному
случаю, издалека притащили сюда эту несчастную «бабу», и нет ли около Москвы
других подобных «баб»? Спешу исправить дело, обращаясь ныне от имени науки к
бывшим владельцам Кунцева с следующею покорнейшею просьбою: не благоволят ли
они разыскать в своём семейном архиве какого-нибудь письменного приказания их
предка времени Екатерины II касательно перевозки с юга России «каменной бабы»,
счёта, или какого-нибудь извещения об её доставке в Кунцево? Одним таким
сведением они избавили бы нашу науку от напрасной потери времени, сил и
издержек.
Не
сомневаясь, что просвещённые Русские Бояре не оставят без внимания этой
небольшой просьбы нашей науки, я считаю нелишним заметить, что в окрестностях
Москвы найдена ещё одна «каменная баба». Именно, в сельце Зенине (в стороне,
следовательно, прямо противоположной Кунцеву), в 21 версте на восток от Москвы,
принадлежавшем, кажется, графу Сергею Петровичу Румянцеву, потом... Дивовой, и
ныне принадлежащем госпоже Шалапутиной, близ пруда, и где находится памятник
графу Сергею Петровичу Румянцеву, на небольшом холмике одиноко стоит себе
каменная баба наших южных степей. Приезжающие гулять в Кусково и Зенино, где
недавно ещё помещался, замечательный по породистому скоту, скотный двор, имеют
обыкновение осматривать, между прочими достопримечательностями сельца Зенина, и
каменную бабу, но никто доселе не считал нужным заявить науке об её
существовании. Меня известил о ней знаток московских окрестностей, лектор
французского языка и литературы при Московском Университете, А.П. Гемилиан,
доставивший и предлагаемое при сём изображение её, снятое им карандашом с
натуры в 1860 году. Размеры её на этом рисунке не вполне точны, но общее
впечатление верно.
[кон. с. 124]
Таким
образом мы знаем теперь о существовании под Москвою двух «каменных баб», и при
подобных открытиях не можем быть уверены, чтобы не нашлось здесь этих «баб» ещё
две, три, кроме двух находящихся уже в Москве. В Императорском Обществе Истории
и Древностей Российских и в Румянцевском музее, привезённых сюда в 1839 году из
Харьковской губернии Вадимом Пассеком, по поручению и при содействии упомянутого
Общества. Новое данное, предлагаемое нами в настоящей Заметке, служит,
по-видимому, к подтверждению мнения о перевозке каменной бабы в Кунцево в конце
XVIII или в начале XIX столетия. Брат Канцлера, граф Сергей Петрович Румянцев,
как любитель древностей и всяких курьёзов, мог перевезти «каменную бабу» в
Зенино. Подражая ему, и Нарышкин мог перевезти другую «бабу» к себе в Кунцево.
Но в таком случае старики-крестьяне здешних мест помнили бы появление около них
чудной «бабы»; между тем, сколько я с 1857 года ни расспрашивал их, сколько ни
возбуждал в них воспоминаний касательно диковинной «бабы», не мог, однако,
вызвать что-либо путное. «Давно, говорят, было,
[кон. с. 125]
до нашей памяти». Но спросите
их о курганах, они прямо вам скажут: «Это было, когда Литва находила».
Следовательно, помнят, быть может, набеги Литвы 1612 года, быть может, XV и XIV
века; помнят времена Екатерины II, поскольку они отразились на окрестных
местах; до мелочей помнят 1812 год и последующие события, касавшиеся здешних
мест. Как бы, кажется, не помнить им появления чудной «бабы» на «Проклятом
Месте»? Когда они были мальчишками, часто должны были заглядываться на это
новое явление. А между тем они не помнят появления здесь этой «бабы»...
Впрочем, быть может, мои расспросы были недостаточно тщательны или неудачны.
Позволю
себе в заключение прибавить ещё одну заметку, заметку касательно «каменных баб»
вообще.
За
весьма малым исключением, почти все они изображают людей типа «прогнатического»
(с значительно развитою, выдающеюся нижнею частию лица), отличающегося от
прочих типов «прогнатизма» развитием широты лица на счёт верхней части черепа.
Зная, что, несмотря на грубость искусства у младенческих народов, изображения
ими людей и животных отличаются вообще верною передачею общих черт типа, мы не
можем не признать, что в наших «каменных бабах» верно изображены общие черты
типа того народа, который их произвёл [Прим. Профессор Богданов в своей диссертации: "Антропологические материалы для курганного периода племени московской губернии" 1867 г., развивая заметку академика Бера об одном черепе московских курганов, доходит до крайности в своём стремлении развить у первожителей Московской губернии "прогнатизм" и "долихоцефализм" (см. мою статью в ЧОИДР. 1869 г., кн. 4.). Почтенному профессору стоило бы найти в Московской губернии побольше "каменных баб", и он вернее достиг бы своей цели].
Кто же был этот народ? К какому времени отнести происхождение этих «баб»?
Понимаю,
что этот, не новый в науке, вопрос требует, для решения его, не лёгкой заметки,
а целого исследования. Но как я не собираюсь окончательно решать вопрос и не
желаю утомлять моего учёного читателя повторением известных ему сведений и
данных для того только (как это зачастую делается), чтобы высказать одно, другое,
более или менее своеобразное соображение, то и ограничиваюсь скромною за-
[кон. с. 126]
меткой.
Иное дело, если бы соображение это заняло науку и последняя потребовала бы
представления не одних выводов из личных исследований, но наглядного сочетания
всех известных и не известных ей данных, тогда можно будет представить и 5
исследований, начиная каждое если не от Адама, и даже не от Авраама с его
отцом, то, по крайней мере, со свидетельством Византийских писателей и до
Записок Российской Академии Наук включительно.
Византийцы,
как известно, ничего не говорят о «каменных бабах» наших степей. Молчат о них и
арабские писатели. Молчат и русские свидетельства древности. Только свежий глаз
Европейского посла в Орду в XIII веке замечает их здесь, как давнишних идолов,
и, хотя не совсем ясно, но приписывает их местным кочевникам, половцам. Но не
ошибся ли этот правдивый вообще путешественник? К XIII веку следует отнести
употребление в Придонских и Приволжских степях этих идолов, или к более
отдалённому времени и, следовательно, признать их не половецкими? Не простое ли
это соображение заезжего европейца, которому татаре, или даже половцы, только
рассказывали об этих степных идолах? Лет 30 тому назад путешественники наши
видывали в степях цыган, «творящих игрищи поганьскыя» вокруг «каменных баб».
Цыгане видели в этих каменных изображениях не только просто людей, почему-то
окаменевших, но существ близких их духу, предков своих, родственные их
божества. Вот как мало младенцы-народы знакомы с антропологией! Им достаточно
встретить родную их духу обстановку, родную им степень скульптурного искусства,
чтобы принять изваянную обезьяну за своего окаменевшего предка. Здесь действует
тот же закон, как у нашего простолюдина и старообрядца, смотрящего с подобающим
почтением только на те иконы, где лики Святых изображены по известному стилю и,
главное, не похожи на обыкновенных людей. Разве половцы, блуждая по нашим
степям, не могли также, как цыгане, признать эти каменные изображения за своих
идолов?
Половцы
прибыли к нам из-за Волги, во время господства уже в России и Средней Азии так
называемого железного века. Между тем, всматриваясь в украшения, изображаемые
[кон. с. 127]
на «каменных бабах», мы нередко встречаем украшения стиля чисто медного
(бронзового) века, могущие объяснить употребление той или другой вещи. Так,
напр., груди некоторых «баб» прикрыты двойным плоским завитком, совершенно
подобным тем, какие находят в Западной Европе в могилах бронзового века и
употребление которых можно было объяснять различно. На одной из «баб»,
помещающихся во дворе Харьковского университета, я заметил тоже такое украшение
и полагаю невозможным считать это за попытку грубого ваятеля изобразить
возвышения груди, тем более что изображена здесь и линия проволоки, соединяющая
оба завитка. То же замечаем мы в изображениях браслетов и проч. Далее, в одном
из исследованных мною по верховьям Донца курганов, в большом кургане,
совершенно подобном тем, на которых стоят «бабы», я нашёл, при горшках с
удлинённым горлышком, признаки чисто бронзового века. Наконец, в Харьковской,
Полтавской, Екатеринославской и Херсонской губерниях, а равно и вверх по
Днепру, мы находим в огромном количестве и разнообразной формы медные стрелы —
свидетелей медного века тамошних мест.
Сколь
ни скудны эти данные, но всё-таки они дают право относить происхождение
«каменных баб» к тому времени, когда у народа, производившего их, господствовал
(по крайней мере, относительно украшений) вкус бронзового века; а у половцев он
едва ли уже мог сохраниться; в России, следовательно, они, или, по крайней
мере, некоторая часть их, не могут быть признаваемы за половецкие: это
произведения более отдалённого времени, чем время появления половцев в наших
степях. Впрочем, нужно принять и то в соображение, что однажды созданный
художественный тип младенческие народы повторяют со всеми подробностями, со
всеми принадлежностями, в течение
[кон. с. 128]
многих сотен лет так же рабски, как наши
древние иконописцы следовали «Подлинникам».
Доселе,
сколько мне известно, не исследован тщательно камень, из которого сечены эти
«бабы»: принадлежит ли он к породам, встречающимся на поверхности наших степей,
или привозной? Все эти «бабы», сколько могу судить, сечены из камня одной
породы.
А. Гатцук, 24 июля 1870. Москва.
P.S./ Поступила подсказка о двух каменных бабах в Абрамцеве. Жаль, об их появлении в усадьбе крайне мало информации. Найдутся ли у моих читателей уточняющие комментарии по этому вопросу?
При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com.
P.S./ Поступила подсказка о двух каменных бабах в Абрамцеве. Жаль, об их появлении в усадьбе крайне мало информации. Найдутся ли у моих читателей уточняющие комментарии по этому вопросу?
При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com.