В поисках золотой чаши Великого Могола

В детстве мы закапывали в землю разные "клады" или "секретики" из фантиков с кусочками фольги - "алмазами", битого стекла зелёных винных бутылок - "изумрудами" и бересты с детскими посланиями тем, кто, должен был бы жить при коммунизме. Особым умением считалось найти зарытый клад на следующий день, что удавалось далеко не каждому. С унылым и обречённым видом блуждающие мальчики в шортиках с подтяжками и готовящиеся  разрыдаться от прямо тут-таки начинающихся постоянных жизненных неудач девочки в коротеньких ситцевых платьицах в крупный горох, блуждающие с лопатками и пластиковыми совочками по местам вчерашних "схронов" - навсегда отпечатались в моей памяти. К чему это я: никто лучше нас не сможет спрятать то, что не суждено найти. Иллюстрацией к этому служит наше нынешнее исследование, на сей раз посвящённое "всамделишным" алмазам и изумрудам...

Историки спорят по поводу степени участия владелицы подмосковной усадьбы Гребнево, светлейшей княгини и ландграфини Анастасии Ивановны Гессен-Гомбургской в дворцовом перевороте 1741 года, случившимся в Петербурге в ночь с 24 на 25 ноября. Одни говорят, что около полуночи, когда будущая императрица ЕлизаветаПетровна уединилась для молитвы в её дворце, находившемся у Летнего сада против Царицына луга, ландграфиня уже находилась  в соседней комнате, другие рассказывают, что она присоединилась к восставшим по призыву Лестока уже в Преображенских казармах, а третьи, и вовсе, настаивают на том, что  она вместе со своим  мужем, Людвигом-Груно Гессен-Гомбургским участвовала в перевороте уже после ареста Анны Леопольдовны.  Вдаваться в эти споры здесь мы не собираемся, да и само дело, несмотря на обилие разнообразных источников, - «довольно тёмное».


Анастасия Ивановна Гессен-Гомбургская (в первом браке Кантемир, урожд. Трубецкая) в ленте ордена св. Екатерины. Неизвестный немецкий худ. XVIII в. Редкий портрет отсюда.

Однако необходимо отметить, что действия  Анастасии в ходе переворота были высоко оценены самой Елизаветой Петровной. Ландграфиня Настасья была единственным и первым придворным лицом, награждённым   новой государыней  в саму ночь переворота высшим женским знаком отличия – орденом св. Екатерины, ленту которого Елизавета возложила на неё, сняв со своих плеч. Уже в три часа ночи сводный брат Анастасии, Иван Иванович Бецкой лично докладывал французскому посланнику маркизу де Шетарди об успехе переворота и о высочайшем пожаловании его сестры [1].

Орден святой великомученицы Екатерины I-й степени. Середина XIX века. Золото, серебро, бриллианты, алмазы, эмаль, монтировка. С оригинальным бантом (муар, серебряное шитье).

Однако сегодняшний наш рассказ посвящён вовсе даже не ордену и ленте, а той чаше, в которой он хранился с 1741 года (поскольку, в отличие от обер-гофмейстерины, Анастасии было позволено появляться при дворе без этой ленты). Так, Н.М. Чулков уточнял, что кроме ленты Елизавета подарила Анастасии в ту славную ночь «золотой веер, соболью шубу и массивную эмалированную чашу с драгоценными камнями, принадлежавшими великому моголу» [2]. А.А. Половцов указывал, что «…массивная эмалированная чаша, украшенная редкими и драгоценными каменьями… была взята персидским Кули-ханом от великого могола» [3], как, по крайней мере, уже после переворота писала сама Анастасия отцу мужа в Гомбург.  По словам Г. фон Гельбига, в 1809 году «…эту орденскую ленту можно видеть еще в Академии художеств, где она хранится в урне, в которую положила ее сама принцесса Гессен-Гомбургская» [4]. Действительно, урна, или чаша, с, по крайней мере, 1765 года, находилась тогда именно при Академии.

Около 1759 года, находившийся в Париже И.И. Бецкой, у известного французского скульптора Огюстена Пажу (Pajou; 1730 – 1809) заказал кенотаф в память об Анастасии, скончавшейся 55-ти лет от роду в Санкт-Петербурге 27 ноября (или 2 дек.) 1755 года. Этот сохранившийся до наших дней мраморный горельеф был исполнен мастером в 1759 году и впервые представлен широкой публике на Парижском салоне  того же года.

Мемориальная стела (кенотаф) в память Анастасии Гессен-Гомбургской. Скульптор: О. Пажу, 1759. Государственный Эрмитаж.  Фотография отсюда.

При этом в описании памятника, размещённом в Каталоге выставки, указывалось, что произведение скульптора «представляет княгиню Гессен-Гомбургскую в виде Минервы», то есть греко-римской воинственной богини мудрости, способствующей победам.  Точнее: «Un bas-relief de marbre de trios pieds de haut, sur deux de large, représentant la Princesse de hesse-Hombourg, cous la figure de Minerve, qui depose dans un vase, & consacre sur l’Autel de l’Immortalité, le Cordon de l’Ordre de Sainte Catherine, don’t elle fut décorée par l’Imperatrice regnant de toutes les Russies» (Мраморный барельеф трёх футов в высоту и два в ширину, представляющий принцессу Гессен-Гомбургскую в виде Минервы, которая помещает в вазу, также возлагая на Алтарь Бессмертия, ленту ордена святой Екатерины, который украшен [изображением] правящей императрицы вея Руси) [5]. Любопытно, что кенотаф продолжительное время считался первым фигуративным надгробием, привезённым в Россию [6], и лишь сравнительно недавно удалось уточнить его настоящее предназначение в отличие от утраченного надгробия ландграфини, также исполненного по заказу Бецкого в Париже  [7].

 Мемориальная стела (кенотаф) в память Анастасии Гессен-Гомбургской. Скульптор: О. Пажу, 1759. Государственный Эрмитаж. Фотография отсюда.

Стоит уточнить, что на стилобате (в нижней части горельефа) Елизавета представлена ещё в ленте-перевязи ордена св. Екатерины, одетой поверх платья, покрывающего, между прочим, железную кирасу. Она предводительствует марширующим отрядом солдат, голову которых украшают характерные шапки гвардейских гренадеров с заметным карпусом спереди, и, стоя перед ними, левой рукой указывает на комплекс Зимнего дворца, образ которого, по справедливому замечанию С.О. Андросова, трактован в духе французской архитектуры того времени с классическим портиком, тогда как портики дворца времён елизаветинского переворота были завершены не классическими, а фигурными барочными фронтонами.  «Третий» Зимний дворец, перестроенный в 1731 – 1735 гг. при Анне Иоанновне по проекту архитектора Ф.Б. Растрелли, выдают высокие многоскатные ломаные крыши зданий.


Стилобат.

Зимний дворец в Петербурге времён Анны Иоанновны. Худ.: М.И. Махаев, 1750 – 1753 гг. 

Пьедестал кенотафа, выставленного в наши дни в Эрмитаже украшен надписью, найти которую оказалось довольно сложно, несмотря на ряд изданных (в  т.ч. и недавно) специализированных изданий по латинским надписям Санкт-Петербурга. Оригинал латинской надписи отыскать не удалось. Лишь фрагмент перевода без заглавной надписи: «Вечной памяти светлейшей Анастасии, ландграфини Гессен-Гомбургской, урожденной княгини Трубецкой, удостоенной ленты (ордена) святой Екатерины в ту самую ночь, когда Императрица Елизавета восстановила к счастью (всех) россиян державу, попранную ненавистью. (Этой лентою), снятой названной императрицей с груди и ей (на грудь) возложенною, умирая, она в этой вазе любовалась...» [8]. По тонкой, но, зная контекст, кажущейся предвзятой, искусствоведческой оценке, «…надгробие хорошо скомпоновано, отличается изысканностью формы и совершенством лепки. В соединении с умелой смысловой композицией все это свидетельствует о подлинном профессионализме. Вместе с тем этот внешне красивый памятник почти лишен эмоциональной характеристики» [9]. По данным С.О. Андросова, до 1765 года кенотаф был подарен И.И. Бецким Санкт-Петербургской Академии художеств. В настоящие дни он хранится в Государственном Эрмитаже [10].

В сети фотографий монумента не так много, как кажется на первый взгляд. Фотография отсюда.

На этой стадии поиска уже начинало казаться, что, выбрав неверный путь поиска, нам  не суждено понять, при чём же здесь чаша, какая может быть у неё связь с кенотафом, да и вообще, была ли она, однако, на помощь пришёл блестящий труд С.В. Фомина, обратившего внимание на то, что кенотаф был изображён на собственном портрете И. Бецкого,  заказанного им у шведского живописца Александра Рослина (Roslin; 1718 – 1793) в 1757 году [11]. 

Портрет генерал-майора Ивана Ивановича Бецкого. Худ.: А. Рослин, ок. 1757 г.

И действительно, сто раз увиденный портрет раскрыл свои новые тайны, к которым, при должной внимательности, можно было присмотреться и раньше. Иван Иванович изображен одетым в домашнее шелковое платье, сгорбленным и усталым, сидящим, закинув ногу на ногу, то есть в уединении (в обществе сидеть таким образом было не принято). Подперев голову левой рукой, в правой он держит гравюру, снятую с портрета его сестры Анастасии, за которой виден стоящий на столе кенотаф… 

Приглядимся внимательнее! 

На пьедестале перед Минервой, обычно в различных изданиях изображающимся пустым, находится некий интересный предмет, похожий на чашу, урну или вазу...

Но что же это за предмет? Неужели та самая «эмалированная чаша», то ли наполненная (Чулков), то ли украшенная (Половцов) «драгоценными каменьями» или урна (Гельбиг)? Попытка найти какие-либо другие описания кенотафа/«надгробия», продолжительное время ни к чему не приводили. В современных изданиях о таинственном объекте не упоминалось. В довольно странном, полной ошибок и неточностей анонимном издании 1891 года «Сказания о роде князей Трубецких» [скачать сразу по ссылке], указывалось, например, что в собрании предметов княгини Елизаветы Эсперовны Белосельской-Белозёрской имелась ваза, в которой хранился орден Св. Екатерины с надписью на французском языке: «Son Altesse Sérénissime madame Anastasie, lahdgrave de Hesse-Hombourg, née princesse Troubetskoi, à son heure supreme, a cousigné à l’immortalité, en le depossant ou fond de se vase, le grand cordon de l’ordre imperial de Sainte-Catherine don’t l’Impératrice Elisabeth se dépouilla pour l’én décorer de ses propres mains, dans cette memorable nuit, ou pour le bonheur de la nation russe, elle parvint à recouvrer son empire» («Её светлость мадам Анастасия, ландграфиня Гессен-Гомбургская, рождённая княгиня Трубецкая, в свой смертный час заслужила бессмертие, помещая на дно этой вазы орденскую ленту императорского ордена Св. Екатерины, которую императрица Елизавета сняла с себя, чтобы наградить ею из собственных рук в ту памятную ночь, когда для счастью русской нации, она достигла восстановления своей власти») [12]. Так на вазе/чаше/урне, хранившейся не в Академии художеств, а частном собрании, оказывается, была надпись на французском языке? – То-то же, хороша была «эмалированная чаша великого Могола»!

Продолжив работы по книге «Усадьба Гребнево», мы, как-то отвлеклись от поиска сокровищ, сосредоточившись на скучной и «низменной» работе, состоящей, в основном из чтения справочников, поисков отрывочных упоминаний по указателям к многотомным изданиям личных архивов и научной периодики. Помимо основного труда, нас не оставляла мечта сделать для читателей «Подмосковного краеведа» наиболее полный архив ссылок на скачку журнала «Старые годы». Уже собрав довольно увесистый материал, что-то удерживает от этого. Скорее – чудовищное качество сканирования доступных в сети номеров этого, доподлинно «шикарного» издания. Скачки я просматривал после основной работы, скорее для эстетического удовлетворения качеством текста, вёрстки, изящными концовками… и тут...

Листаем приложение к изданию 1908 года… Стоп, стоять, бояться: «Каталог старинных произведений искусства, хранящихся в Императорской Академии художеств», составленный самим Николаем Николаевичем Врангелем (1880-1915), автором известных «Старых усадеб» и «Венка мёртвым», который, уфф, кажется уже никогда не будет оцифрован…

Листаем, находим, читаем. В описании кенотафа (автор считает, что там слабый рельеф, что странно) Н.Н. Врангель указывает: «Барельеф представляет Минерву в одеянии и шлеме, стоящую повернувшись влево и возлагающую орден св. Екатерины на урну, стоящую на высоком пьедестале, украшенном длинной надписью [начинающейся со слова IMMORTALITATI (бессмертие) – прим. А.П.]. Сзади Минервы у лаврового дерева [с обломленной ветвью (символом преждевременной кончины) – прим. А.П.] стоит щит с соединенными гербами кн. Трубецких и Гессен-Гомбургских. Нижняя часть барельефа представляет императрицу Елизавету, которая ведет Преображенский полк ко дворцу» [13]. "Так вот откуда идёт цепь помутнений", разросшихся к нашему времени в невообразимое количество изданий, мешающих найти колено первой небрежности, доросшей в наши дни до "разумеющегося"(а если порассуждать о выкладке "книг-по-требованию" в Гугли-книгах, то вообще прекрасный будет разговор)...

Стоит ещё раз посмотреть на картинки, приведённые выше, и поразмыслить. В первоначальном описании парижской выставки говорилось о ленте, но не об ордене. Именно ленту Минерва… «помещает на урну, стоящую на высоком пьедестале»… Какую урну? Следует думать, что она была главным смысловым элементом мемориальной стелы? А «длинная надпись» на пьедестале – не та ли, что приводилась в «Сказаниях»? …неужели так всё запутанно, - думаем мы, и переворачиваем страницу со 116-й на 117-ю, где находим прямое указание на то, что известный русский искусствовед Н. Н. Врангель ещё в 1908 году в стенах Санкт-Петербургской Академии художеств лично видел эту «урну зеленой и красной эмали с алмазами и изумрудами», стоящей на памятнике работы Огюстена Пажу. 

В своём Каталоге искусствовед приводит её подробное описание: «Опись урна, полученнаго от Ивана Ивановича Бецкого 1765 года июня 21 дня: весь золотой с крышкой, поведен финифтью червленою с травочками финифтяными же; вокруг онаго и по крышке украшено камнями алмазными и изумрудными, коих числом состоит алмазов сто пять и изумрудов – двадцать один. Внутри онаго орден святыя Екатерины, положенный при восшествии на всероссийский императорский престол ея величества государыни императрицы Елисаветы Петровны на светлейшую княгиню Анастасию Ивановну Гессен-Гомбургскую, урожденную княжну Трубецкую». При описании «орден св. Екатерины до сих пор сохраняется в урне» [14]. Охваченный поисковым азартом, я даже пролистал фотографию уж сколько раз виденного кенотафа… И лишь через несколько мгновений вспомнил о том, что фотография его, опубликованная исследователем, отличается от почти всего прежде виденного…

 

…да, на ней присутствует та самая золотая чаша. Сам факт находки опубликованной фотографии «полного кенотафа» с золотой с алмазами и изумрудами чашей, сохранявшей своё незыблемое расположение на памятнике с момента написания портрета И. Бецкого, т.е., как минимум, на протяжении 151 года, среди многочисленных поколений студентов Академии художеств, а не в закрытом и строго охраняемом музейном фонде, наводит на определённые мысли. 

Жест обескураженной мраморной Минервы, кладущей то ли ленту, то ли орден в то ли урну, то ли вазу, или вообще возлагающий это нечто «на Алтарь Бессмертия», кажется каким-то странным, неуместным. Да и какое отношение имела к бескровному Елизаветинкому перевороту владелица подмосковного Гребнева, ландграфиня  Анастасия Гессен-Гомбургская?  – Доподлинно уже никто не расскажет...

По подсказке искусствоведа и коллекционера Александра Савинова, удалось узнать, что в настоящее время эта чаша, подаренная правительнице Анне Леопольдовне посольством персидского Надир-шаха в июле 1741 г., хранится в Особой кладовой отдела Востока Государственного Эрмитажа [16].


Чаша простой формы, напоминающей плод граната на фоне красной эмали инкрустирована пятилепестковыми цветками из алмазов и изумрудов и красно-зелёно-белой эмалью. Чашечка является уникальным памятником ювелирного искусства, украшающим эрмитажную коллекцию золотых индийских сосудов XVII века.

Золотая чашечка с крышкой, подаренная княгине Анастасии Гессен-Гомбургской в ночь переворота 1741 года. Вес 404,7 г, выc. 9,1 см. Индия, династия Великих Моголов, XVII век. Государственный Эрмитаж.

Post scriptum. 

Портреты И.И. Бецкого и А.И. Гессен-Гомбургской в 1930-е годы были проданы за границу и находились в частном собрании наследников Бланш Бонд фон Диксон (Blanche Dickson; 1856 - 1906) под Стокгольмом [15]. По свидетельству С.О. Андросова, портрет И.И. Бецкого, находившийся в собрании Санкт-Петербургской академии художеств, и ныне находится в частном собрании в Швеции. В наши дни портрет А.И. Гессен-Гомбургской принадлежит Национальной галерее Виктории (Мельбурн, Австралия).

Мне показалось очень странным и удивительным совпадением то, что в замке Tjolöholms slott (в вики - Чульёхольм), в котором, по всей видимости, до сих пор хранится портрет Ивана Ивановича, недавно проходили съёмки одного из наиболее пронзительных и симптоматичных кинофильмов нашего времени, "Меланхолия" (Ларс фон Триер, 2011).

Из материалов по будущей книге "Усадьба Гребнево".  
А. Послыхалин, 2015. При использовании материала (текст, фотографии) обязательна ссылка на trojza.blogspot.com.

1. Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 96. – СПб., 1896, с. 363, 658;  Русские портреты XVIII и XIX столетий. Т. IV. Вып. II. – СПб., 1908, № 26; Ссылаясь на Г.З. Байера, у которого, тем не менее, нет уточнения этой даты, П. Ф. Карабанов, указывал, что статс-дамой Анастасия была пожалована 25 ноября, а орден св. Екатерины был вручен ей 18 декабря того же 1741 года. См.: Карабанов П.Ф. Статс-дамы и фрейлины русского двора в XVIII столетии // Русская старина. 1870. Т. II. – СПб., 1870, с. 487 (№ 16); Карабанов П.Ф. Список статс-дамам // ЧОИДР. 1860. Кн. 1. М., 1860, с. 147, (№ 17).

2. Чулков Н.М. Гессен-Гомбургская, принцесса Анастасия Ивановна // Русский биографический словарь. Т. V. Герберский – Гогенлоэ. – М., 1916, с. 148.

3. Половцов А.А. Людвиг-Груно-Вильгельм принц Гессенгомбургский //Сборник биографий кавалергардов. Т. I. – СПб., 1901, с. 226.

4. Helbig G.A.W. Russische Günstlinge. – Tübingen, 1809, s. 363; Гельбиг Г. фон. Русские избранники. – Берлин, 1900, с. 392; Гельбиг Г. фон. Русские избранники. – М., 1999, с. 224.

5. Explication de paintures, sculptures, et gravures de messieurs de l’Academie Royale. – Paris, 1759, p. 28; Black B. Vasse's tombs for two russian princesses. The Troubetskoy-Galitzin monuments: new discoveries and old mystery // Gazette des Beaux-Arts, octobre 1996. P.148-153.

6. Ермонская В.В., Нетунахина Г.Д., Попова Т.Ф. Русская мемориальная скульптура: к истории художественного надгробия в России XI – начала ХХ в. – М., 1978, с. 68.

7. Андросов С.О. О первых фигуративных надгробиях в России //  Наше Наследие. № 69. 2004. С. 134-138.

8. Цит. по: Сягаева Л.В. «Кто есть кто на кусковских портретах Франца Липпольда» //Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования. Январь-февраль, М. 2008 С. 83-84.

9. Ермонская В.В., Нетунахина Г.Д., Попова Т.Ф. Русская мемориальная скульптура: к истории художественного надгробия в России XI – начала ХХ в. – М., 1978, с. 68.

10. Государственный Эрмитаж. Отдел западноевропейского искусства. Инв. № Н. Ск. 948.

11. Фомин С.В. Кантемиры в изобразительном искусстве. – Кишинёв, 1988, с. 41.

12. Цит. по: Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 187.

13. Врангeль Н.Н. Каталог старинных произведений искусства, хранящихся в Императорской Академии художеств // Старые годы. 1908. Приложение. С. 116-117.

14. Врангeль Н.Н. Каталог старинных произведений искусства, хранящихся в Императорской Академии художеств // Старые годы. 1908. Приложение. С.117.

15.  Демская А.А. История одного забытого завещания // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1990. – М., 1992, с. 46 (прим. 58).

16.  Иванов А.А., Луконин В.Г., Смесова Л.С.  Ювелирные изделия Востока. Коллекция Особой кладовой отдела Востока Государственного Эрмитажа. Древний, средневековый периоды. – М., 1984, № 167 [103]. См., см.