Якиманский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев

Пожар, возникший в Замоскворечье утром 15 (3) сентября от подожженного эскадроном отступавших русских казаков деревянного Москворецкого моста и барж с сеном, к полудню погнало ветром на Садовники и Кадаши. Огонь нашел обильную пищу среди деревянных зданий Софийской набережной и скоро перекинулся на крышу церкви Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках, построенной в камне в 1682 году на месте деревянного храма, впервые упоминавшегося в далеком 1495 году. Церковь имела приделы апостола Андрея Первозванного – 1722 года и святителя Димитрия Ростовского 1757 года постройки. Огонь разрушил перекрытия крыши. Местами она провалилась внутрь храма.



Рухнувшие горящие перекрытия погасли, и огонь пощадил богатое внутренне убранство церкви. Остались целы резные иконостасы со старинными иконами. Впоследствии храм подвергся разграблению. Был похищен антиминс, в приделе расхищены облачения священно и церковнослужителей, неприятели изорвали некоторые богослужебные книги, большая часть которых, все же, сохранилась при погроме. Во все время пребывания неприятеля в Москве при храме оставался его священник – отец Марк Тимковский...


Колокольня церкви Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках. Фотография автора, 2010 г. 

В ходе погрома грабители обратили внимание на двух красавиц-дочерей священника. Пытаясь избежать насилия, девушки побежали к Кремлю через Каменный мост, но видя, что враги их настигают, они бросились с моста в воду и утонули на глазах их отца (11. Прим., с. 50). Основатель русского исторического романа, писатель И.И. Лажечников впоследствии описал этот трагический момент, придав ему героические черты и снабдив множеством подробностей: «Целой разбойнической шайкой ворвались они (французы) в комнату, где находились обе сестры и застали их молящимися перед распятием. Не уважая ни мольбы, ни слез их, смеясь изображению Божественного Страдальца на земле и Судии небесного, которое несчастные обнимали вместо защиты, злодеи связали им руки и повлекли их из дома. Приблизившись к Каменному мосту, сестры уговорились на чужом похитителям языке, вооружиться против них обманом и решиться для избежания вечного позора, умереть добродетельными. /…/ Обе сестры, приблизившись к середине Каменного моста, схватя друг дружку за руки, пустились бежать, перелезли одни перила, перекрестились, показали рукою на небо, влезли на другие перила и одна за другой – бросились в реку! Все это совершилось в несколько мгновений. Французы от изумления и ужаса стояли неподвижны, не верили глазам своим, и не знали что начать. Хотели вытащить несчастных из воды, но найдя их совершенно обезображенными сильным ударом о камни, во множестве разделяющие течение Москвы-реки, отдали их на произвол стремнины» (12., с. 26-28). Благодаря выгодному расположению храма – напротив Кремля и богатству его щедрых прихожан восстановление здания началось практически сразу после возвращения в Москву законной власти. 23 (11) декабря 1812 года был освящен Андреевский придел храма, в котором 27 (15) декабря 1812 года прошел благодарственный молебен за победы, одержанные доблестным русским воинством. Впоследствии придел апостола Андрея Первозванного был упразднен. В 1836-1840 годах Софийская набережная подверглась основательной реконструкции. Проезжая часть была расширена, а сама набережная стала каменной. В 1868 году на средства богатого сахарозаводчика Ивана Герасимовича Харитоненко (ум. 1891) по проекту архитектора Н.И.Козловского в русско-византийском стиле была возведена великолепная шатровая колокольня с надвратной придельной церковью во имя иконы Богоматери «Взыскание погибших», ставшая украшением и доминантой Софийской набережной.

Церковь Св. Николая на Берсеневке. Гравюра, 1852.

Уничтожив строения Средних Садовников, пожар скоро подобрался к храму Николая Чудотворца на Берсеневке, в Верхних Садовниках с главным престолом, освященным в честь Живоначальной Троицы, приделами иконы Казанской Богоматери (1722) и Николая Чудотворца (1755). Храм был возведен в 1656/1657 году на месте обветшавшей каменной церкви 1625 года. Большой огонь обрушил крышу трапезной с приделами, сильно повредил старинную колокольню. Полностью выгорел интерьер храма. После войны трапезная была выстроена заново в 1817-1823 годах, а колокольня, снесенная в 1820-х, была заново возведена только в 1854 году.


Церковь Св. Николая на Берсеневке. Фотография отсюда.

Как писал в 1852 году известный москвовед Н.М. Снегирев: «Внутренность главной церкви не соответствует внешности, кроме стен в ней все новое. /…/ После 1812 года сделан алтарный иконостас новый, где нет ни одного древнего образа; в двух приделах также новые иконостасы, в них находится несколько старых образов в греческом стиле» (13. Т.1., с. 32). Поражающий изяществом своих главок храм сохранился до наших дней. 

Церковь Космы и Дамиана Ассийских в Кадашах. Н.А. Найденов, 1881 г. 

Стремительно распространявшийся по Якиманской части огонь легко преодолел преграду Водоотводного канала и в тот же день (15 (3) сентября 1812 г.) подверг опустошению Кадаши. Запылала охваченная пламенем построенная в 1655/1656 году церковь Космы и Дамиана Ассийских с главным престолом, освященным в память Рождества Пресвятой Богородицы с приделами Космы и Дамиана, Николая Чудотворца, Сергия Радонежского и отдельно стоявшей оригинальной пятиярусной колокольней 1730-1740 годов постройки. 

Колокольня церкви Космы и Дамиана Ассийских в Кадашах. Н.А. Найденов, 1881 г. 

 

К сожалению, ни прекрасный храм, ни величественная колокольня, являвшаяся несомненным украшением златоглавой Москвы, не пережили советского времени. Храм, находившийся на месте дома 4/10 на Большой Полянке, был закрыт в 1929 году и варварски уничтожен вместе с колокольней в середине 1930-х годов.  

Церковь Иоакима и Анны на Якиманке. Н.А. Найденов, 1881 г. 

Вслед за Космодамианской вспыхнула церковь Иоакима и Анны, когда-то давшая название улице Якиманке и стоявшая на месте пустующей ныне площадки к югу от дома 9 на Большой Якиманке. Храм, впервые упоминавшийся в летописях под 1493 годом, был возведен в камне в 1684-1686 годах с главным престолом Благовещения Пресвятой Богородицы, северным приделом Святых праведных Иоакима и Анны, южным, освященным во имя преподобного Сергия Радонежского (1701), трапезной (1700-1701) и отдельно стоявшей барочной колокольней (ок. 1751). Проникший внутрь храма огонь уничтожил превосходный иконостас, устроенный в храме в конце XVIII века по проекту В.И. Баженова. Храм не избежал печальной участи Космодамианской церкви, был закрыт в 1939 году и взорван в декабре 1969 года.

Церковь Воскресения Христова в Кадашах. Фотография автора, 2011 г. 

Выдающийся образец московского барокко, церковь Воскресения Христова в Кадашах обязана лишь чуду, спасшему ее от свирепого огня. Богато декорированный белокаменной резьбой крупный двухэтажный пятиглавый храм с шестиярусной колокольней был построен в 1687-1695 на месте прежнего каменного храма. Во времена пребывания неприятеля в Москве, расположившиеся в храме на постой солдаты Понятовского осквернили верхний главный престол. Не избежали осквернения и расположенный на первом этаже престол Успения Божией Матери и приделы Тихвинской иконы Божией матери (1704) и Николая Чудотворца (1772), в которых солдаты устроили конюшню. Значительная часть ценностей церковной ризницы была расхищена солдатами, сильно пострадала старинная роспись XVII века. Срывая драгоценные унизанные жемчугом оклады с икон, они не замечали жемчужин, выпавших из них и затерявшихся в соре, покрывавшем пол церкви. После войны 1812 года из этих жемчужин был устроен жемчужный убрус Смоленской иконы Божией Матери, помещенный в восстановленной и освященной в 1813 году верхней Воскресенской церкви (13. Т.4., с. 6). Вторая попытка поджечь храм была устроена неприятелями перед самым их выходом из Москвы. Предание гласит, что огонь, распространившись на колокольню, потух, дойдя до окна у правого клироса.

Церковь Иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость на Большой Ордынке. Фотография автора, 2011 г. 

Куда больше пострадала от бушевавшего огня соседняя церковь Иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость на Большой Ордынке. Первый каменный храм был возведен здесь в 1683-1685 годах на месте обветшавшей деревянной церкви Св. Варлаама Хутынского, известной по летописям с 1571 года. В 1713 году в церкви был сделан придел, освященный в честь чудотворной иконы Богородицы «Всех скорбящих Радость» которая по преданию исцелила тяжелобольную родную сестру патриарха Московского Иоакима (ум. 1690). В 1770 году Скорбященский придел был обновлен на частные пожертвования, а в 1783-1790 годах на средства Луки Ивановича Долгова по проекту его зятя, В.И. Баженова к постройке 1685 года были пристроены теплая трапезная с престолами Варлаама Хутынского и иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», а также была возведена трехъярусная колокольня. После выхода французов из Москвы обезображенная огнем и оскверненная церковь целый год стояла неосвященной. Лишь в 1814 году был освящен один из ее придельных храмов, но в 1831 году открылись существенные повреждения несущих стен, и храм решено было разобрать и выстроить заново. В 1834-1836 годах здание было почти заново выстроено в стиле зрелого классицизма по проекту архитектора О.И. Бове на средства богатых прихожан – купцов Каманиных (14). 

Храм Всех скорбящих Радости на Ордынке. Авторский чертеж: О. Бове, 1832. 

 

В закрытой в 1930-х годах церкви богослужения были возобновлены уже после Великой Отечественной войны, в 1948 году и с тех пор службы в ней больше не прекращались. 

Церковь Николая Чудотворца в Толмачах. Фотография автора, 2011 г. 

За Скорбященской церковью полыхали деревянные дома Толмачевского переулка. Чудом убереглась от свирепого огня отделенная небольшим сквером от соседних домов церковь Николая Чудотворца в Толмачах, построенная в 1690-1697 годах с престолом в честь Сошествия Святого Духа и приделом Св. Николая Мирликийского на месте старой церкви 1625 года. В 1770 году на средства вдовы богатого фабриканта, Екатерины Лазаревны Демидовой в храме был освящен придел Покрова Божией Матери. В церкви искали спасения от огня местные жители – погорельцы, перенесшие в храм остатки своего имущества. Озверевшие от безнаказанности солдаты Понятовского ворвались в храм и, найдя среди погорельцев священника Никольской церкви, отца Иоанна Андреева, безуспешно пытали его, пытаясь узнать, где были спрятаны церковные сокровища. Мужественный отец Иоанн стойко перенес ниспосланные ему мучения и скончался от полученных увечий после выхода врагов из Москвы. По другим данным, он был зарублен солдатами на паперти храма, и похоронен внутри церковной ограды. Спрятанное под полом имущество храма уцелело от грабежа. Ни один дом в приходе не уцелел от пожара и после войны храм был упразднен за малоприходством и приписан соседней церкви Григория Неокесарийского на Полянке (в Дербицах). К середине 1813 года в приходе было отстроено девять новых дворов, и Духовная Консистория разрешила освятить возобновленную на средства прихожан трапезную с Никольским и Покровским приделами. 17 (5) февраля 1814 года было разрешено восстановление самостоятельности храма, и вскоре его главный престол был освящен в прежнее наименование (15., с. 86). К 1830 году на здании храма стали сказываться разрушения, причиненные пожаром 1812 года: по стенам и своду трапезной поползли трещины, сильно накренилась старинная колокольня. В 1833-1834 годах вместо снесенных строений по проекту архитектора Ф.М.Шестакова в стиле позднего классицизма была построена новая трапезная с симметричными приделами. Над центром притвора поднялась стройная трехъярусная колокольня. После того как в 1929 году храм был закрыт, в 1930 году все пять глав церкви и три верхних яруса колокольни были разобраны. Богослужения в храме возобновились только через 64 года, в 1993 году.

Икона Владимирской Богоматери в церкви Николая Чудотворца в Толмачах. Фотография отсюда. 

 

К 300-летнему юбилею храма, праздновавшемуся в 1997 году, была заново возведена колокольня, восстановлены пятиглавие четверика, стенная роспись вновь украсила интерьер, были устроены новые иконостасы. С сентября 1999 года храм стал домовым храмом-музеем и принял в свои стены Святыню русской земли - Владимирскую икону Богоматери.  

Незваные гости. Художник: Б.В. Зворыкин, открытка 1905-1917. 

Пострадал от пожара 1812 года соседний дом городской усадьбы Демидовых в Большом Толмачевском переулке, построенный в 1772 году. Иностранец, проживавший в доме, вспоминал, как в ночь с 14 (2) на 15 (3) сентября он пытался защитить два живших по соседству русских семейства и русского протопопа, которого «солдаты пытались подвергнуть всевозможным оскорблениям». Возможно, он имел в виду священника Никольского храма Иоанна Андреева. На следующее утро по улице мимо дома он увидел уже толпы неприятельских солдат, с ног до головы нагруженных всевозможными награбленными вещами. В ответ на его жалобы офицеру французской армии о грабежах и насилиях, чинимых москвичам, тот не постеснялся ответить ему, что «из 80000 французских детей найдется много шалунов», и что с грабежом нужно примириться как с неизбежным последствием войны. В доме Демидовых расположились четыре полковника – адъютанты маршала Луи-Александра Бертье, некоторое время защищавшие особняк от погрома (10., с. 67).


Дом городской усадьбы Демидовых в Большом Толмачевском переулке. Фотография отсюда.

Но и сами офицеры-адъютанты принимали участие во всеобщем грабеже. После спешного отступления французов из Москвы в Демидовском доме нашлось чужих драгоценностей на 16000 франков, а поскольку распоряжением генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина все, что находилось в домах на момент вступления русской армии в Москву, отныне принадлежало владельцу дома, Демидов остался даже в барыше после нашествия (10., с. 69). Обгоревший раннеклассический фасад дома, восстановленный в 1814 году, приобрел черты ампира. В 1820 году дом был заново обнесен уникальной чугунной оградой, а в 1849-1859 годах, когда усадьбой владела графиня М. Ф. Соллогуб, были обновлены оба флигеля здания. Сейчас в прекрасно сохранившемся особняке располагается Научная педагогическая библиотека имени К. Д. Ушинского.  

Церковь Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе. Фотография автора, 2011 г. 

Существенно была повреждена огнем построенная в 1695-1697 годах церковь Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе с трапезной и колокольней 1795 года постройки. В огне погибло все имущество храма и его внутреннее убранство. Чудом уцелел стоявший неподалеку дом священника церкви. 5 октября (23 сентября по старому стилю) французский пристав Якиманской части оказался свидетелем того, как в этот дом, в котором проживал священник с семейством из 14 человек, с саблями наголо вошли три французских солдата с гренадером-гвардейцем и «силой отняли у него и его семейства последние два хлеба» (6., с. 120). В ревизской сказке за 1816 год было указано: «Оная церковь каменная, неприятелем вся выжжена, не оправлена, престолов нет, и утвари не имеет» (15., с. 86-87). Храм был настолько разрушен огнем, что целых 5 лет стоял закрытым и приписанным церкви Григория Неокесарийского в Дербицах. Ремонт храма начался лишь в 1818 году на средства состоятельного прихожанина купца Никиты Карпышева. В 1819 году была восстановлена самостоятельность прихода, и храм был заново освящен.

По соседству с Успенской церковью в пожар 1812 года выгорела и церковь Екатерины на Всполье (на Ордынке). Храм, известный с 1612 года, значился каменным с 1657 года. В 1766-1767 году по проекту архитектора К.И. Бланка на казенные средства церковь была существенно перестроена. Храмовую икону св. Екатерины украшала пожертвованная императрицей Екатериной II драгоценная риза с царским вензелем. После войны храм восстанавливался в 1820-х годах по проекту архитектора Ф.М. Шестакова, но в 1872 году обветшавшее строение было разобрано, и на собранные прихожанами средства храм был отстроен заново с переосвящением главного престола во имя Спаса Нерукотворного образа.  

Церковь Григория Неокесарийского в Дербицах. Фотография, 1914 г. 

Чудесным образом избежала пожара восхитительная церковь Григория Неокесарийского в Дербицах на Большой Полянке. Каменный храм был возведен по указу царя Алексея Михайловича в 1668 году на месте деревянного храма 1632 года постройки. Возводили храм русские зодчие Иван Кузнечик и Карп Губа. Белорусским мастер Степан Полубес украсил фасады величественного сооружения девятью тысячами поливных изразцов в стиле «павлинье око». По преданию в 1812 году сам французский император, очарованной красотой храма хотел разобрать ее и перенести в Париж, а французские солдаты, стоявшие у церкви караулом, во время пожара поливали храм из ведер, чтобы сохранить его от огня. Но, как говорится, «свежо предание»… Огонь, как предполагал С.В. Шувалов коснулся лишь наружности храма, поскольку в пожар 1812 года выгорела вся линия лавок с южной стороны от церкви по Полянке, начинавшаяся в то время на расстоянии только пяти сажень от церкви (15., с. 84-86).


Церковь Григория Неокесарийского в Дербицах. Фотография автора, 2011 г. 

О разорении, причиненном храму войсками Наполеона также можно судить по прошению священника этой церкви, отца Григория Васильева, поданному в ноябре 1812 года преосвященному Августину. В нем священник писал: «В придельной церкви Григория Богослова престол от неприятеля сдвинут с места, но срачица, одежда и антиминс имеются в целости» и просил разрешения освятить престол. 10 декабря (28 ноября по старому стилю) 1812 года был освящен главный престол храма Григория Богослова, а в следующем, 1813 году 27 (15) – 28 (16) июня освятили приделы св. Тихона Амафунтского и св. Григория Неокесарийского. К Григорьевскому храму после войны были приписаны две соседние церкви: Никольская в Толмачах и Успенская в Казачьей слободе.

Пожар в Москве. Художник: И.Ф. А. Клар.

Несчастные жители Замоскворечья, оказавшиеся в огненной западне из-за того, что при отступлении русских войск был разобран Краснохолмский мост, соединявший район Замоскворечья с Таганкой, толпами бежали на Полянскую площадь у церкви Григория Неокесарийского. Но здесь их поджидали новые бедствия. Тут их грабили неприятельские солдаты-мародеры, оцепившие площадь. Один из очевидцев разыгрывавшейся здесь трагедии с ужасом и негодованием вспоминал впоследствии: «Пленники пали на колена, и, воздевая к небу руки, трепещущие от страха, просили пощады и милосердия, но варвары, не знакомые с человеколюбием, не внемля ни просьбам, ни мольбам беззащитных, бросились с обнаженными саблями, как дикие звери на стадо овец, и с неистовым криком и ожесточением начали всех тормошить, грабить и бить. Площадь огласилась воплями мучимых страдальцев. Грабители разрывали узлы, отыскивали драгоценности и выбрасывали остальное. С мужчин снимали одежду и сапоги, в которых сами нуждались, обносившись. С голов женщин срывали платки и шали, со злобою сдергивали и срывали платья, вытаскивали из карманов часы, табакерки, золотые и серебряные монеты, вырывали из ушей серьги и снимали с пальцев кольца и перстни. Пусть всякий дополнит воображением, какое зрелище представляла эта площадь, окруженная пожаром, освященная заревом, наполненная дымом, смрадом и пеплом, оглашаемая воем и свистом бури, и среди этого хаоса со зверскими лицами и обнаженными саблями буйствующих по раскиданному и изорванному имуществу неприятелей; а между ними в разных положениях, с искаженными от страха лицами, с воздетыми к небу руками, с развевающимися по воздуху растрепанными волосами, жертв, обреченных на мучения, несчастных жителей Москвы» (16., с. 77; 6., с. 41-42). Простиравшаяся перед Григорьевской церковью Полянская площадь с 1729 года была занята торговыми рядами Полянского рынка. На площадь выходили Полянский переулок, Бродников переулок, Малая Полянка и Малая Якиманка. После 1812 года Комиссия для строений составила «План Полянской площади с торговым двором и лавками, предполагаемыми комиссией», по которому площадь была расчищена от рядов для торговли с возов. В советское время площадь была застроена школой и высотным домом № 28.

15 (3) сентября, после вступления основных сил французов в город у Голицынской больницы был снят польский караул, аптекарь Винтер и помощник эконома Анкудинов отправились в главный штаб французской армии в Кремле с просьбой разместить в больнице французских раненых и возобновить охрану здания. В самой больнице в ту пору находились многие раненые русские солдаты - участники Бородинского сражения.


Главный корпус Голицынской больницы в Москве. Современная фотография.

Среди них лежал, прикованный к постели, прапорщик 2-й легкой роты гвардии артиллерии Авраам Сергеевич Норов (1795-1869). В Бородинском бою он командовал полубатареей из двух пушек, защищавшей Семеновские (Багратионовы) флеши. Прапорщику ядром оторвало ступню правой ноги, и там же полевой хирург по колено отнял ему искромсанную осколками ногу. Аврааму Норову, ставшему впоследствии министром народного просвещения Российской империи, было тогда всего семнадцать лет. 

Портрет А.С. Норова. Художник: К.Я. Каниевский, Варшава, 1857. 

 

Впоследствии А.С. Норов вспоминал: «На другой день после вступления французов, говорит А.С. Норов, вошел в комнату кавалерист. Это был уже французский мародер. Он начал шарить по всей комнате, подошел и ко мне, шарил под подушками и под тюфяком и ушел, пробормотав: у него ничего нет, в другие комнаты. Через несколько часов после вошел старый русский солдат и также приблизился ко мне. «Вы русский? – да русский. – Вы, кажется, очень страдаете? Я молчал. – Не нуждаетесь ли вы в чем-нибудь? – Я умираю от жажды. Он вышел, и появилась женщина, которая прежде прислуживала раненым. Он [француз] принес какие-то белые бисквиты и воды. Обмочив их в воду, сам дал мне напиться и, пожав дружелюбно руку, сказал: эта женщина будет ходить за вами. Я узнал от этой женщины, что все, что было в доме, попряталось и разбежалось от мародеров» (17; 6., с. 68-69). Благодаря усиленной охране не пострадала от мародеров домовая больничная церковь благоверного царевича Димитрия. За отлучкой священника церкви Св. Димитрия в ней божественную службу и требы ежедневно исполнял священник домовой церкви С.М. Голицына (3., с. 34). 

Барон Жан-Доминик Ларрей. Художник А.Л. Русси-Триосон, 1804 г. 

На следующий день, 16 (4) сентября, из штаба Наполеона в больницу был прислан итальянский капитан с унтер-офицером и 20 рядовыми, которые были размещены по квартирам внутри главного корпуса, а у ворот больницы был поставлен караул, состоявший из одного русского и одного французского солдата. Такой же караул был поставлен на задних воротах, выходящих на Москву-реку. Как вспоминал Федор Щербаков: «Если кто из мародеров перелезет через забор, то в ту же минуту дают знать капитану, а он берет саблю и пистолет и бежит туда, где мародеры, и прогоняет, а ослушников наказывает саблею и велит бить больничным служителям дубьем» (3. Прил. XLII, с. 124). К вечеру того же дня в больницу были привезены около 250 раненых офицеров-французов. Сюда же прибыли иностранные доктора французской армии: Дежене, Бофис и главный доктор армии Наполеона, один из основоположников военно-полевой хирургии, барон Жан-Доминик Ларрей (1766-1842), лично сделавший А.С. Норову первую перевязку и тем спасший ему жизнь. Поручая юного прапорщика на попечение своего помощника Бофиса, Ларрей сказал: «Вы мне отвечаете за жизнь этого молодого человека» (6., с. 68). Впоследствии, в 1854 году А.С. Норов пожертвовал храму Голицынской больницы образ Казанской Божией Матери, который был поставлен у кровати, на которой он лежал в 1812 году и находился при ней до прихода большевиков к власти.

Голицынская больница в Москве. Гравюра В. Даммюллера по рисунку К. Тихомирова. 1879. 

Но нельзя забывать, что Голицынская больница, изначально устаивавшаяся «для бедных» предполагала размещение в ней представителей обедневшего дворянства. Представителей «подлых сословий» врачи не обслуживали. Находившиеся в больнице 50 простых русских солдат – героев Бородина 19 (7) сентября были вывезены французами в неизвестном направлении. В больнице оставалось тогда лишь 8 русских офицеров, которым иностранные врачи оказывалась медицинскую помощь наравне с французами. По словам старшего писаря больницы Федора Никитина Щербакова, которому в 1812 году было 14 лет, больные и персонал больницы не испытывали трудностей со снабжением их продовольствием: «Служителям больницы ежедневно выдавали по 2 фунта (почти килограмм) ржаного хлеба и по 1 фунту (453 грамма) говядины. Капусту и картофель брали на любом огороде, у монастырей Донского, Данилова и Симонова; лошади шатались по улицам сотнями, даже в больничном дому их было с десяток, у всех спины стертые и хромые; накладывали на спину рогожку или тряпку, садились верхом и отправлялись за капустой, а в тот год был урожай хороший. /…/ В больнице состояло все благополучно, никого не обижали» (3. Прил. XLII, с. 125).

По соседству с Голицынской больницей не пострадала от огня и разграбления роскошная усадьба графини А. А. Орловой-Чесменской. Своему спасению дворец обязан тому, что во время пребывания французов в Москве здесь находилась ставка французского генерала и дипломата Жака Александра Бернара де Лористона, посещавшего М.И. Кутузова с предложением о мире (6., с. 68).

Кажется невероятным, но и в объятой пламенем и грабежами Москве можно было случайно набрести на островок спокойствия и тишины, незатронутый трагическими переменами окружавшей действительности. При Голицынской больнице с 1803 года находилась богадельня для престарелых женщин, в которой в августе 1812 года проживало 98 дворянок екатерининских времен. Одна из семей, скитавшаяся по разоренной Москве отправила сюда проведать бабушку 14-летнего паренька, ритора Славяно-греко-латинской Академии, уже взрослым, вспоминавшего: «Войдя во двор, я увидал бабушку, сидевшую у окна с огромными очками на носу и штопавшую чулки. Она, увидя меня, ахнула от неожиданной встречи, затем посыпались вопросы: как мы, где мы, все ли живы? Я отвечал, что до сих пор нас Бог милует, а она, крестясь, говорила: «А я, многогрешная, считала вас погибшими и с неделю назад просила нашего дьякона записать ваши имена в поминанье, и за каждой обедней подаю по грошу на проскомидии об упокоении усопших душ ваших». – «Бабушка, отвечал я, и мы вас считали на том свете, полагая, что на старости лет, видя в Москве такие ужасы и совершаемые неприятелем злодейства и натерпевшись мучений, вы уже оставили этот мир». Старушка, с удивлением смотря на меня, сказала: «Дитятко, о каких ты толкуешь злодействах? Да мы, живя в богадельне, не слыхали и не видали не только никакой обиды, но даже дурного слова. У нас во всем доме прежняя тишина и спокойствие; если бы в городе не пожары, так мы бы и не знали, что здесь гостит неприятель. Нам старухам говорил эконом [Цингер – прим. А.П.], что когда заморский набольший переехал сюда жить в главный корпус, то сейчас же призвал его к себе и приказал, чтобы в больнице и богадельне все шло прежним порядком, все были бы сыты, одеты и обуты; да сверх того велел еще каждодневно служить священнику обедню. Мы сами не можем надивиться, говорят, набольший-то веры бусурманской, а дела творит христианские» (6., с. 69-70; 16., с. 169-171). Старушка накормила внука, снабдила провизией на всю семью и впредь обещала помогать в этом.

Церковь Иоанна Воина на Якиманке. Фотография автора, 2011 г. 

Кульминация пожара, свирепствовавшего в Замоскворечье и на Якиманке, пришлась на утро среды 16 (4) сентября. Поднявшийся ночью ветер усилился и превратился в ураган, разметывавший искры по всей Якиманской части. Усиливавшийся с каждым часом огонь постепенно подбирался к величественной церкви Иоанна Воина на Якиманке, построенной в царствование Петра I в 1704 (1709) – 1711 (1713) годах и освященной в 1717 году митрополитом Рязанским Стефаном Яворским. Вот уже выгорел дотла деревянный дом, примыкавший с правой стороны от ворот к церковной ограде «…вот занялась и ограда, сгорело в ней одно деревянное звено и пламя тотчас угасло. Церковь и вся правая сторона Якиманки от этой церкви до Калужских ворот остались вне пожара» (2., с. 49). Божественное Провидение сохранило святой храм от огня, но не уберегло его от неистовства грабителей. Солдаты Понятовского нашли массивные кованые двери храма наглухо запертыми. Много сил приложили они, чтобы открыть западные двери, но, не имея успеха, принялись ломать южные. Но и здесь им не сопутствовала удача. После многочасового приступа поддались лишь запертые изнутри северные двери. В поисках сокровищ, спрятанных за заставленной шкафом с книгами дверью в алтаре, алчные мародеры взламывали плиты пола и неистово рубили саблями покрытые ликами святых стены храма. Но сокровища им не давались. Через несколько часов безуспешных поисков, погромщики «заметили под самым алтарем подвал, но вместо того, чтобы спуститься в него ходом с северной стороны храма или окнами (нижними), как бы ослепленные, они проламывали нижний свод среди алтаря, не подозревая, что южная часть подвала, вблизи которой находились драгоценности, отделена каменной стеной» (2., с. 53; 16., с. 82-84). На смену ушедшему ни с чем отряду явился новый.

План церкви Св. Иоанна Воина. Гравюра, 1883 г. 

 

Прихожанин церкви Иоанна Воина, дворовый человек Сергей Прокофьев Богомолов, бывший свидетелем погрома, позднее рассказывал протоиерею И.М. Борзецовскому, что драгоценности храма оставались неприкосновенными до, по меньшей мере, 25 сентября (7 октября по старому стилю), когда он покинул Москву. Возвратясь в город во второй половине октября, С.П. Богомолов «оплакал оскудение храма, разграбленного не французами, а своими и, вероятно, перед выходом врагов из столицы. Священные облачения и пелены разбрасывались без позументов в темные ночи по огороду и пустырям недалеко от храма, а напрестольный с грозною надписью древний 1681 года крест был во время всенощного бдения брошен сквозь стекло в алтарь без жемчуга и камней» (2., с. 53; 16., с. 85). После освящения приделов св. Гурия, Самона и Авива и св. Димитрия Ростовского в феврале и марте 1813 года, 11 июля (29 июня ст. ст.) 1813 года был освящен главный престол церкви Иоанна Воина (2., с. 54). Благодаря щедрым пожертвованиям и драгоценным вкладам храм полностью восстановил свою утварь и убранство к 1840 году.


Церковь Св. Иоанна Воина на Якиманке. Литография: К. Эргот, 1883 г. 

Рядом с церковью, по левую сторону от ворот, в ту грозную пору находилась Богадельня, построенная около 1781 года. Свидетелем ее разграбления стал 13-летний ритор Московской Славяно-греко-латинской академии, приютившийся здесь в ночь с 15 (3) на 16 (4) сентября: «…я вошел в нее и увидал разломанные двери, выбитые из окон стекла, а в обширной комнате валялись на полу разломанные сундуки, ящики, разбитая посуда и изорванная женская одежда; около стен на кроватях лежали молча, съежившись, старушки богаделенки, прикрытые рубищем. Видя и здесь следы грабительства, я невольно подумал, что и это убежище старости, убожества и нищеты не избегло варварства неприятелей! И вскоре за сим, от истощения сил, я лег на лавку и в грустных мыслях крепко заснул». На следующее утро автор этих строк вместе с богаделенками подвергся грабежу, устроенному солдатами Понятовского. После того, как солдаты с хохотом покинули богоугодное заведение, одна из старушек, вступившая в разговор с мальчиком, произнесла: «Голубчик, посмотри, вон там, в углу лежит наша товарка, она теперь спокойна, не плачет, не стонет от боли, спит крепко, ее не разбудишь никакими побоями. Ее сердечную прежде приходившие разбойники зарубили саблями за то, что у ней не было, по-ихнему, по заморскому, какой-то пенензы! [pienia,dze – польск. «дай денег», «деньги»]» (2., с. 53; 16., с. 51).


Церковь Троицы Живоначальной на Шаболовке.  Фотография отсюда.

Подобная этой страшная история приключилась на следующий день, 17 (5) сентября за валом Земляного города, в Серпуховской части, в доме священника при церкви Троицы Живоначальной на Шаболовке, (построена в 1747 году). Приходским священником храма в 1812 году состоял 71-летний батюшка Спиридон Герасимов (1741 - 1824), происходивший из семьи дьяка Клинского уезда села Борщева, и назначенный к Троицкой церкви в 1782 году. Он был вдов и имел двух дочерей Евдокию 50 лет и Феодосию 46 лет. По воспоминаниям одного из москвичей-очевидцев события: «Во время сильных пожаров за Замоскворечьем, грабя дома частных лиц, шайка поляков ворвалась в дом престарелого священника Троицкой церкви на Шаболовке в глубокую ночь с зажженными свечами. «Ого, здесь, поп, должно быть много пенензы», с радостью закричали они, разбрелись по разным комнатам, ломали замки, раскрывали сундуки, били посуду и раскидывали разный домашний скарб. Но нигде не найдя ничего драгоценного, собрались в комнату в которой мы находились, окружили священника и с яростью закричали: «Поп, сказывай, где ты сховал церковное золото и серебро». Старец с бесстрашием и спокойным видом отвечал, указывая на крест и Евангелие, лежавшее в аналое: «Все сокровища мира во Христе Иисусе». Злодеи, раздраженные и неудовлетворенные ответом, выхватив сабли из ножен, и, потрясая над головою пастыря, с неистовством вопили: смерть или деньги! Старец, не смущаясь, хладнокровно указал им на лежавший в углу мешок, в котором хранились медные деньги для раздачи нищим. Грабители бросились на мешок, но увидя свои надежды обманутыми, еще с большим ожесточением, приставив к груди острия сабель, кричали: давай золота, серебра! В эту минуту старинные стенные часы зашипели, кукушка прокуковала полночь и вдруг вся комната осветилась от пожара загоревшегося соседнего дома. Разбойники в испуге бросились вон» (16., с. 81-82; 18., с.442-443).

Главный иконостас церкви Троицы Живоначальной на Шаболовке, 1911 г. 

Храбрый отец Спиридон, доблестно встретивший нападение мародеров, прослужил при Троицкой церкви 42 года (1782-1824), состоя последние четыре года за штатом» (9., с. 10-11). Сам Троицкий храм не пострадал от огня, и, хоть и подвергся грабежу, скоро после Отечественной войны 1812 года был заново освящен в то же наименование. В 1827 году храм был отремонтирован, а в 1840 году по проекту архитектора Н.И. Козловского на месте старой разобранной колокольни были построены два новых придела и вновь возведена колокольня. После перестройки храм был заново освящен в 1843 году Митрополитом Филаретом (Дроздовым).


Церковь Спаса-Преображения Господня в Наливках. Фотография: Н.А. Найденов, 1882 г. 

Не избежал участи осквернения и погрома храм Спаса-Преображения Господня в Наливках, строившийся в камне с 1713 года, и освященный в 1738 году. В 1838-1841 годах при обновлении храма ветхая трапезная была разобрана, а на ее месте была построена новая по проекту М.Д. Быковского. В то же время обновлена шатровая колокольня, в ней появился престол Иннокентия Иркутского. Придел Николая Чудотворца был освящен в 1840, Скорбященский – в 1841 году (19). Храм, находившийся в 1-м Спасоналивковском переулке на месте второго корпуса дома 17, был закрыт и снесен в 1929 году.

Вид Москвы со стороны Нескучного сада. Гравюра Дж. Кернота с оригинала А. Г. Викерса. Лондон, 1835. 

В дни большого московского пожара со стороны Орлова луга, на котором спасались от огня дьяк Петропавловской церкви Дмитрий Власьевич Похорский с супругой Еленой и малолетним сыном, Якиманская часть представлялась огромным бушующим морем огня. Дьяконица с содроганием вспоминала, как другие москвичи, спасавшиеся на лугу: «Ходили что ни день с Орлова Луга каждый в свою сторону, узнать, что там делается, и многие возвращались с плачем и рассказывали, что от их домов остались одни обгорелые стены. Ждали и мы своей очереди, и дождались. Сначала-то кто из прихожан ходил к нам на Якиманку, рассказывал, что у нас пока все благополучно, и что в доме Рахманова, против самых святых ворот, квартируют французы, и их генерала все хвалили: говорили, что никого из наших, кто остался в своей стороне, он не обижает. Раз сидим мы ранним утром и толкуем о своем горе. Вдруг прибежали к нам ребятишки с Якиманки, - родители то их к нам прихожане были, - и кричат в несколько голосов: «Ну, отец дьякон, сгорел твой домик, весь дотла сгорел, и батюшкин и дьячковский – все погорело!». Как я это услыхала, то себя не вспомнила, да так и взвыла, а муж взглянул на меня и говорит: «О чем ты ревешь? Видишь: все гибнет, и мы погибаем, а ты о своей лачужке реветь вздумала!». Такой он был мрачный и сердитый с того самого дня, как французы к нам пришли: словно его варом обдало. Не смеешь, бывало, с ним слова вымолвить. Ни на что он не жаловался, а желтый такой стал да бледный: настоящим смотрел стариком» (1., с. 51). Не сложно понять этот переломный момент в судьбе дьякона приходской церкви. Страшно даже представить, какому тяжелому испытанию в этот момент подвергалась его вера. Не раз на Орлов Луг наведывались и французские мародеры из 1-го корпуса Даву, но жесткая дисциплина в корпусе «железного маршала» нередко удерживала солдат от грабительства, поэтому положение беженцев здесь было сравнительно лучше, чем в других частях города.  

Церковь Марона Пустынника в Старых Панех. Фотография автора, 2011 г. 

Во время пожара Якиманской части пострадал от огня каменный двухпрестольный храм Марона Пустынника в Старых Панех с главным престолом Благовещения Пресвятой Богородицы, построенный между 1727 (1731) и 1730 (1747) годами. Огонь уничтожил трапезную с приделом преподобного Марона Пустынника Сирийского. Утварь церкви была разграблена, пропал антиминс Мароновского придела. После войны храм долго стоял закрытым, а его приход был приписан к Никольской (Рождественской) церкви в Голутвине. Его восстановление и перестройка начались с 1828 года при попечении священника церкви Алексия Попова на средства богатых прихожан, а также старосты и ктитора (вкладчика) церкви, купца-фабриканта Василия Логгиновича Лепешкина и представителей его обеспеченной семьи. В 1831 году была построена новая трапезная с приделом во имя в честь Рождества св. Иоанна Предтечи, были перестроены своды храма. В 1841-1844 годах по проекту архитектора П.В. Михайлова при перестройке крыша церкви приобрела округлые формы, была заново возведена колокольня, внутри церкви был сооружен новый иконостас. По соседству на средства фабриканта был приобретен двухэтажный дом, в котором была устроена богадельня. Второй этаж сдавался внаем, а полученные средства шли в пользу храма. Полное освящение Мароновской церкви было совершено в конце октября 1844 года Митрополитом Филаретом.

Церковь Николая Чудотворца в Голутвине. Фотография автора, 2011 г. 

Чудесным образом огонь обошел церковь Николая Чудотворца в Голутвине с главным престолом Рождества Пресвятой Богородицы. Храм был построен в камне с приделом Николая Чудотворца между 1680 и 1692 годами на месте подворья коломенского Голутвина монастыря, упоминавшегося в 1472 году. В 1769 году при храме была возведена отдельно стоящая колокольня, а в 1772 году серьезной перестройке подверглась трапезная с южным приделом и апсида храма. Разграбленный и разоренный Бонапарта храм был освящен вскоре после войны с припиской к нему Мароновского храма в Старых Панех. В 1823 году в процессе обновления церковного строения по проекту архитектора Ф.М. Шестакова была расширена трапезная, в которой был устроен северный придел Тихвинской иконы Богоматери, а фасад церкви приобрел ампирные черты (20).

В ночь с четверга 17 (5) на пятницу 18 (6) сентября над горящей Москвой прошел дождь, снизивший интенсивность пламени, а к вечеру пятницы большинство пожаров прекратилось. Больше двух недель провела семья дьяка Петропавловской на Якиманке церкви на Орловом лугу. Постепенно к Дмитрию Власьевичу пришла мысль вместе с прихожанами вернуться в свой храм: «Долго ли нам еще здесь оставаться? – спросил собравшихся прихожан отец дьякон. Кончится тем, что они нас всех перебьют. Пожили больше двух недель под открытым небом, - довольно! Ведь у всякого зверя есть своя нора. Перейдемте в нашу церковь, там и жить будем. Хотя оно и не показано, да ведь некуда головы приклонить. Польют дожди, здесь хоть умирай! С нас и Господь не взыщет в такой беде» (1., с. 54). Решение поселиться в церкви Петра и Павла на Якиманке было продиктовано опасением возобновления пожара: «Домов-то пустых стояло не мало, да мы пожара боялись, а церковь все-таки особняком стояла». Это решение объяснялось еще и тем, что вокруг Орлова луга к тому времени уже закончились запасы продовольствия, а на Якиманке еще оставалось множество погребов с провизией: «авось не все их француз отыскал». На опасный переход решилось около 60 человек. Дьякон Дмитрий Похорский предварительно посетил французского генерала, квартировавшего в доме Рахманова, стоявшего напротив ворот церковной ограды. Не зная ни слова по-французски, отец дьякон изъяснялся с ним на латыни. Генерал, имя которого осталось неизвестным, ответил на просьбу дьякона: «Переходите, говорит, в церковь и будьте спокойны: я своим солдатам не позволю вас тревожить» (1., с. 54-55). Крепкая, построенная в 1713-1740 годах на месте старого каменного храма 1649-1651 годов церковь Петра и Павла стала надежным убежищем погорельцам.

Сын дьяка Дмитрия Похорского, четырехмесячный Сережа, как свеча таял на глазах у родителей. Через пять дней после возвращения в церковь младенец умер. Семнадцатилетняя мать, дьяконица Елена вспоминала, уже будучи старушкой: «Я по нему и не убивалась. Бог с ним, не на радость, видно, родился. Дмитрий Власьевич говорит: «Благую долю избрал. Хорошо, кабы и нам туда же!» (1., с. 55).Младенца похоронили у самой церкви, а дьяк, поставив на могиле надгробный камень, сам вырезал на нем слова: 

«Отселе на аршин 

При Галлах скрыт мой сын».

Во время французского погрома чудом избежал осквернения придел святых мучеников Кирика и Иулитты, освященный в 1713 году. Удивительны превратности истории. По жизнеописанию мучеников, из-за гонений времен императора Диоклетиана молодая вдова знатного происхождения Иулитта, оставила все свое имущество и покинула родные места. Когда же вместе со своим малолетним сыном Кириком она была схвачена и приведена на суд римского градоначальника она, смело исповедовав христианство, была разлучена с сыном и подверглась бичеванию. Кирик потребовал, чтобы его пустили к матери, но был сброшен градоначальником с каменного помоста и погиб. Несломленная мать, подвергнутая страшным мучениям, отказалась приносить жертву языческим богам, за что была обезглавлена. Удивительным образом эта житийная история перекликалась в грозные дни 1812 года с судьбой семьи отца дьякона.

Приближался день Св. Иоанна Богослова 9 октября (26 сентября по ст. ст.). Дьякон Дмитрий сказал своей супруге: «Что ж, благо, они нас в покое оставляют, можно бы нам на празднике обедню отслужить. Надо помолиться, чтобы не до конца Господь нас забыл. Приглашу я батюшку [отца дьякона Д.В. Похорского, - иеромонаха Донского монастыря], а генерала на всякий случай попрошу, чтобы он нам дал караул во время совершения литургии да окна в алтаре досками заложим, чтобы они с улицы не подсмотрели, да какого греха бы не сотворили» (1., с. 56). Накануне праздника погорельцам удалось в одной из кладовых соседского дома найти муки на просфоры, а бутылку красного вина отец дьякон выпросил у французского генерала. По словам москвича-участника этого памятного богослужения в приделе Кирика и Иулитты: «Около 8 часов утра раздался отдаленный, унылый, редкий благовест в один колокол. Многие радостно изумились и направились по звуку его к храму. По сторонам церкви, у дверей, стояли неприятельские часовые с ружьями. Богомольцы беспрепятственно проходили туда, большая часть из них были истощенные, бледные, в рубищах, едва влачащие ноги, собравшиеся туда из разных нор: из подвалов, погребов, как будто вызванные из могил трубным звуком Архангела. Нечего говорить, что все, предстоявшие в храме, молились усердно. Это было еще первое богослужение. Сперва началось водоосвящение. Лишь только мелькнул блеск зажженных свечей перед иконами, казалось, он воспламенил души богомольцев неосязаемо-высоким чувством, и вот отдернулась церковная завеса, отверзлись царские двери и священнослужители выступили оттуда. Один из них нес на голове крест и Евангелие, другой держал в левой руке зажженную свечу, а правой кадил пред иконостасом и народом. Священник остановился среди церкви, осенил крестом четыре стороны и воскликнул: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази его!» - Клир запел «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко!». Богомольцы, совершив поклонение до земли, присоединили к нему голоса свои равно как и во время водоосвящения. При погружении креста раздался общий хор молитвы: «Спаси, Господи, люди Твоя!». При пении стиха «К Богородице прилежно ныне притецем» послышались другие звуки. Это были вопли и рыдания коленопреклоненных богомольцев» (21., с. 192-193). Дьяконица Елена вспоминала: «Кто эту обедню слышал, кажется, никогда не забудет. Когда на ектенье отец-дьякон молился «О царствующем граде», голос его замер в груди, и мы стали на колени, и все сердца надорвались от рыданья» (1., с. 57).

По окончании водоосвящения началась всенощная, а после нее стали слушать правила, готовясь к Причащению. Началась литургия, во время которой все благоговейно, со слезами умиления и отрады, приступили к принятию Св. Тайн. «В заключение всего, - по воспоминаниям очевидца, священнослужители совершили еще два христианские обряда: в церкви стояла купель для крещения новорожденных и несколько гробов с покойниками, - какая противоположность! Здесь были и входящие в свет, и отходящие из него переселенцы в другой мир… Тогда немногие имели подобное счастье; сколько трупов валялось в Москве неотпетых и не погребенных, неотысканных, обезображенных и потому не признаваемых родными, в иных местах сваленных в одну кучу, в одну общую ямину. А что за могила без кадила!» (21., с. 194). В следующий раз обедня проводилась в храме Петра и Павла в день Покрова Пресвятой Богородицы. В тот день богомольцы с удивлением увидели между собой нескольких усердно молившихся неприятелей. Это были словаки, - австрийские подданные, служившие в армии Наполеона (21., с. 193). Проповедь, произнесенная дьяком Дмитрием Власьевичем Похорским, в этот день завершалась следующими словами: «Владычица мира! Ты зришь с превыспренних кругов, сколь несносная жалость снедает сердца наши; исхити нас из глубины зол, окружающих нас, побори враги, борющие нас, ниспошли на нас милости Твоя богатыя и возвыси род христиан православных» (1. Прим., с. 57-58).  

Вид на дом, перестроенный из бывшей церкви Петра и Павла на Якиманке. Фотография А. Агафонова отсюда.

Многочисленные попытки французского императора навести порядок в войсках, и запретить мародерство не имели успеха. Французский пристав Якиманской части в своем донесении от 5 октября (23 сентября ст.ст.) писал: «Обходя мой округ, Якиманскую часть, около полудня я вошел в дом купца Николая Филатова Глетчева и нашел в нем трех солдат гусарского полка, которые грабили. Будучи один, а стража далеко, я не мог ничего сделать, но отнял у них добычу и возвратил этому купцу» (6., с. 120). В те же дни закрытые двери храма Петра и Павла на Якиманке, за которыми укрывались московские погорельцы, снова привлекли внимание грабителей. Елена Похорская вспоминала в старости: «раз, слышим, ранним утром стали колотиться в церковные двери. Отец-дьякон заглянул в окно и говорит: «Их не больше двенадцати человек. Я не отопру: поколотятся, поколотятся, и уйдут. С этой дверью сладить не легко, а вздумают ломать, отпереть успеем». И точно, французы стучали, бранились, кричали, и отошли. Дмитрий Власьевич хотел идти жаловаться на них генералу, да видит в окно, что они окружили церковь. Видно, ждали, чтобы кто из церкви вышел. Прошел целый день, мы все не выходим, а они этим временем набрали много еще своих и придумали, окаянные, к нам в окно стрелять. Вдруг пуля просвистела у нас над головами и пробила икону Трех Святителей. И святыни-то они не пощадили! Мы все бросились ниц ни живы ни мертвы. Над нами пролетело еще несколько пуль. Делать было нечего: отец-дьякон встал и отпер дверь. Вошла толпа неприятелей. У иных сверх мундира были повязаны шали или надеты женские капоты. Отец-дьякон спросил по-латыни: «Что вам надо?». Один из них, должно быть, из начальников, говорит, что тут много добра лежит; ваши русские нам показали. «А коли показали, - говорит отец-дьякон, - делайте что хотите», а нам пришлось терпеть. И точно, им наши показали, со страху что-ли, или просто злодеи нашлись, потому видно, что они наверняка шли. Прямо подбежали к стене, у которой сундуки стояли, живо ободрали сукно, потом отодрали доски и стали сундуки вытаскивать; которые замки они ломали саблями, у которых петли отрывали; из тех же сундуков они вытаскивали простыни, либо скатерти и завязывали в них вещи и одежду. Я видела как они опустошали и наш сундук, да и не вздохнула о нем. В это время ни о чем, кажется, не пожалела бы. Столько настрадались, да столько потеряли, что уж все было нипочем, и казалось, что ничего не надо» (1., с. 56). В ответ на жалобу, принесенную отцом-дьяконом французскому генералу, тот лишь сказал в ответ: «Вряд ли это натворили мои ребята, а над остальными я не властен» (1., с. 56). Простреленная французской пулей икона Трех Святителей бережно сохранялась при этом храме и в 1912 году. После войны на средства, собранные прихожанами, храм Петра и Павла был отремонтирован. В то же наименование был освящен его главный престол. В советское время, в начале 1924 года храм передали обновленцам, затем им пользовались баптисты. Храм, находившийся на месте углового дома 31 на Большой Якиманке - 18 1-го Хвостова переулка был закрыт, а затем перестроен до неузнаваемости. Сейчас уже ничего не напоминает о его существовании и духовном подвиге дьякона Д.В. Похорского в грозные дни 1812 года.  

У Калужской заставы, Москва, 19 октября 1812 г. Художник Х.В. Фабер дю Фор. 1830 г. 

Миновал праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Шли унылые осенние дни. В воскресенье 18 (6) октября укрывшиеся в Петропавловской церкви погорельцы услышали доносившийся с улицы конский топот и громыхание колес. Выглянув за двери храма, Д.В. Похорский увидел, что караул французских солдат, стоявший у церкви, исчез. «Страх нас разобрал, - вспоминала потом дьяконица: видим, что-то готовится, а что не знаем. Всю ночь продолжался у них шум, а мы всю ночь не спали. На другой день повалили они, как саранча мимо наших окон, и конные и пешие. Иные чучела – чучелами смотрелись. Навьючили на себя всякого женского тряпья. Шли они все да ехали врассыпную, кто где попало, а не так, как обыкновенно полки идут стройным шагом, и за ними ехали пушки, фуры и повозки. Долго они тянулись одни за другими; мы думали, и конца этому не будет, а вдруг улица опустела. Что ж, думаем, уж не покинули ли они Москву? И верить не смеем такому счастью. Не вдруг мы решили выйти из церкви, а как вышли-то, глядим, что за страсть; везде либо горит, либо выгорело. Торчат трубы да почернелые столбы, и лежат грудами головни, и везде пусто. Мы шли, и все кричат, что француз оставил город, что Москва свободна» (1., с. 58). В 5 часов утра 19 (7) октября 1812 года наполеоновские войска уходили из Москвы по Большой Якиманке, идя к Калужской заставе Камер-Коллежского вала и далее на Калугу.

Старший писарь Голицынской больницы вспоминал, что к 21 (9) октября из Москвы вышли почти все французские войска. В самой больнице оставалось около 20 французских офицеров, а по пепелищам Якиманки шатались стаи ненасытных мародеров, отставших от армии. Вскоре к ним присоединились и подмосковные крестьяне. В Москве, запершись в Кремле, и выставив караулы по периметру Китай-города, оставалась дивизия Мортье, которой было поручено взорвать кремлевские башни. Первый взрыв раздался около 12 часов ночи на 23 (11) октября. Очевидец, проживавший в доме Демидова у церкви Григория Неокесарийского, вспоминал: «После первого взрыва Кремля я вышел из кухни на двор и увидал, как собственные крестьяне Демидова разбивали его амбары, которые пощадили французы. Я представил им, насколько мог живо, всю несправедливость их дела и ожидавшее их наказание. Тогда они решили меня убить, чтобы устранить свидетеля грабежа, и тотчас более 30 крестьян окружили меня и так сдавили, что я не мог поднять руки. /…/ Я ожидал смертельного удара или скорее многих ударов, так как крестьяне отчасти были вооружены; но в это время последовал второй взрыв, и окружавшие меня крестьяне бросились в разные стороны» (10., с. 63-64). Следующая попытка разграбить дом, совершенная демидовскими крестьянами также была сорвана проезжавшим по улице отрядом русских казаков. В Голицынской больнице от первого взрыва из рам повылетали разбитые стекла. «Все жители больницы перепугались, - вспоминал писарь, одни побежали под церковь в подвал с тем, что если разрушится больница, то они спасутся под сводами, другие в сад на гору галереи. Тут был и русский офицер, который командовал ложиться на землю, чуть увидит огонек в Кремле. Ночь была очень теплая и темная и с малым дождем. Во второй раз блеснула в Кремле как будто молния, все мы попадали, удар был легче, а третий еще легче, тем и прекратилось. /…/ В это время приехали казаки прямо в Кремль и много фитилей потушили, а то весь Кремль был бы на воздухе. Вечером 23 (11) октября приехали в больницу казаки человек 15, спросили начальника больницы. Им показали кухонный корпус. Все они взошли в хлебную, просили вина и закуски. Эконом Цингер испугался казаков хуже французов, вышел из своей квартиры и бросил под пол кухни 2000 рублей ассигнациями, а сам ушел в аптеку. Господин Анкудинов, как старый Екатерининской службы сержант, явился начальником больницы, угостил казаков, которые спросили: есть ли у вас раненые французы, веди нас к ним, и в одну минуту не осталось у французов ни денег, ни часов, ни оружия, - все было взято, и казаки уехали. 12-го октября прибыл к Калужским воротам большой обоз с хлебом, калачами и разными съестными припасами, а в Москве сделался грабеж. Окрестные крестьяне все тащили из домов на подводах, увозили из Москвы не только мебель, посуду, но после пожара железные крыши и все, что под руку попадалось» (3. Прил. XLII, с. 126-127). Грабеж был прекращен вместе со вступлением в Москву отрядов Владимирского ополчения. Посреди обратившейся в пепелище Москвы в одной лишь Голицынской больнице не прекратился прием больных и раненых. В старости дьяконица Елена говорила: «Многие остались без крова, да богатые помогали бедным. Купец около Калужских ворот очистил несколько комнат в своем доме для погорелых, пек для них хлебы и варил квас. И нас не оставили добрые люди, и стали мы понемногу поправляться» (1., с. 58). Истинная вера, выстоявшая в горьких испытаниях, выпавших на долю москвичей, не дала им впасть в уныние, укрепилась и еще больше возвысила их души. Потихоньку стала оживать Москва.

А.Ю. Послыхалин, 2011. При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com.

См. по теме:
Якиманский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев I часть.

Московский Кремль и Красная площадь в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.

Китай-город в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.

Мещанский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев Часть I. Часть II.;

Тверской район Москвы (Сретенское благочиние) в 1812 году по воспоминаниям очевидцев;

Пресненский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев. 

Красносельский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.

Басманный район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.
Замоскворечье в 1812 году по воспоминаниям очевидцев. 

ПРИЛОЖЕНИЕ 1.

Разработка, сопоставление карт, графическая визуализация: А. Послыхалин, trojzzza@mail.ru

ПРИЛОЖЕНИЕ 2.
Храмы Якиманского района Москвы, существовавшие в 1812 г.:
Церковь Воскресения Христова в Кадашах.
Церковь Григория Неокесарийского в Дербицах (на Полянке).
Церковь Св. Екатерины (Спаса Нерукотворного образа) на Всполье (на Ордынке).
Церковь Иоанна Воина на Якиманке.
Церковь Марона Пустынника (Благовещения Пресвятой Богородицы) в Старых Панех.
Церковь Николая Чудотворца (Рождества Пресвятой Богородицы) в Голутвине.
Церковь Николая Чудотворца (Троицы Живоначальной) на Берсеневке, в Верхних Садовниках.
Церковь Николая Чудотворца (Сошествия Святого Духа) в Толмачах.
Церковь Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках.
Церковь Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе.
Церковь Троицы Живоначальной на Шаболовке.
Церковь Иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость на Большой Ордынке.
Не сохранившиеся:
Церковь Иконы Божией Матери Казанская у Калужских ворот.
Домовая церковь благоверного царевича Димитрия при Голицынской больнице.
Церковь Спаса-Преображения Господня в Наливках.
Церковь Петра и Павла на Якиманке.
Церковь Иоакима и Анны (Благовещения Пресвятой Богородицы) на Якиманке.
Церковь Космы и Дамиана Ассийских (Рождества Пресвятой Богородицы) в Кадашах.

Исп. лит.
1. Рассказы очевидцев о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой (Е.В. Новосильцевой). М., 1912.
2. Архим. Григорий (Воинов). Церковь св. Иоанна Воина в Москве. М., 1883.
3. Сейделер И.И. Московская Голицынская больница в ряду европейских больниц. М., 1865.
4. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изданные П. И. Щукиным. Ч. 1-10. М., 1897-1908.
5. Картавов П.А. Летучие листки 1812 года. Ростопчинские афиши. СПб., 1904.
6. Попов А. Французы в Москве. М., 1876.
7. Soltyk R. Napoleon en 1812, memoires historiques et militaires sur la campagne de Russie. Paris, 1836.
8. Любавский М.К. Литовский канцлер Лев Сапега о событиях Смутного времени. М. 1901.
9. Дружина Н.Л. Краткое историческое описание храма Святой Живоначальной Троицы на Шаболовке в Москве. М., 1911.
10. Корелин М. Новые данные о состоянии Москвы в 1812 году. / Русская мысль. Год 17-й. Октябрь. М., 1896.
11. ЧОИДР, 1858, кн. 4 отд. 2., Примечания И.М. Снегирева.
12. Лажечников И.И. Походные записки русского офицера. М., 1836.
13. Снегирев Н.М. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. Т. 1-6. М., 1852-1860.
14. Храм Богоматери, Всех скорбящих радости, что на Ордынке, в Москве. М., 1906.
15. Шувалов С.В. Церковь, Замоскворецкого сорока, св. Григория Неокесарийского, при Полянке в Москве. М., 1914.
16. Рязанов А. Воспоминания очевидца о пребывании французов в Москве в 1812 году. М., 1862.
17. Норов А.С. Война и мир (1805—1812). С исторической точки зрения и по воспоминаниям современника. По поводу сочинения графа Л. Н. Толстого «Война и мир» / Военный сборник. № 11. СПб., 1868.
18. Русский архив. Кн. 4, 1876.
19. Благовещенский И. Спасопреображенская, что в Наливках, церковь в Москве. М., 1875.
20. Скворцов Н. Церковь во имя святителя Николая Чудотворца, в Голутвине, Замоскворецкого сорока в Москве. М., 1903.
21. Любецкий С.М. Русь и русские в 1812 году. М., 1869.