22 сентября 2012
г. в подмосковном сельском поселении Гребневское недалеко от разрушенной усадьбы был установлен закладной камень на месте будущего памятника князю
Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому (ум. 1625). Закладной камень установили на
территории охранной зоны памятника архитектуры и истории федерального значения
усадьба «Гребнево». Была ли согласована установка закладного камня с
государственными органами охраны памятников в данный момент выясняется. Инициатором
установки закладного камня выступила организация «Гребневский
казачий пост», регистрационные данные которой также неизвестны [См.]. Инициатива была поддержана
администрацией сельского поселения Гребневское и «Региональным общественным
фондом по постановке памятника Патриарху Гермогену» [См.]. Идеологическим обоснованием установки
памятника выступила брошюра фрязинских краеведов Г.В. Ровенского и Н.В. Потапова
(1937-2012) «Князь Дмитрий Трубецкой – Спаситель Отечества», изданная в 2011
году.
На самом закладном камне присутствует надпись: «Закладной камень памятнику князю Дмитрию Трубецкому. Спасителю Отечества, правителю Руси 1611-1613 г., владельцу имения Гребнево и КАЗАКАМ – героям 1612 г.».
Неоднозначность
в оценке этого мероприятия, выраженная автором этих строк в статье «Недоразумение
или фальсификация истории?», опубликованной в №39 (1109) еженедельной
общественно-политической газеты города Фрязино "Ключ" от 4-10 октября
2012 года (Скачать pdf, с. 15), нашла отклик и поддержку среди общественности города Фрязино.
Проблема
заключается в недостаточной аргументированности причин установки памятника
столь спорному историческому лицу. Действительно, роль князя Дмитрия Трубецкого
в событиях Смутного времени никогда не оценивалась историками однозначно. Более
того, в трудах известных знатоков этого периода русской истории куда чаще
встречается негативная оценка его действий и поступков. К примеру, известный
русский историк, академик Российской академии наук С.Ф. Платонов называл его в своих
фундаментальных исследованиях по истории Смутного времени не иначе как
«Тушинским» или «воровским»
боярином, поскольку этот чин Трубецкой получил именно от «Вора» – Лжедмитрия I, а русский
историк, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербурской академии наук Н.И. Костомаров характеризовал
Трубецкого исключительно как «человека ограниченных способностей» [1]. В своей
брошюре краеведы посмеиваются над «словесами» авторитетных историков прошлого,
а исследователей, придерживающихся академических знаний называют просто –
«борзописцами» [2]. Тем не менее, даже самый известный апологет сложной,
интересной и противоречивой судьбы князя Трубецкого, биограф рода Трубецких, -
Елизавета Эсперовна Трубецкая (урожд. Белосельская-Белозёрская; 1840-1908) была
вынуждена справедливо признать, что «если судить его поступки с точки зрения
строгой нравственности, то он окажется далеко не безгрешен во многих дурных
действиях и дурных побуждениях, но таких людей можно судить лишь в применении к
тем обстоятельствам, эпохе и воззрениям, среди которых ему приходилось
действовать» [3].
Признавая значение личности Д.Т. Трубецкого в событиях Смутного времени и
освобождения Москвы от интервентов, в этой статье мы попытаемся исследовать
историческую правоту надписей на «закладном камне памятника Трубецкому». Проверить,
основаны ли они на базе научного знания, подтверждены ли опубликованными в
научных изданиях историческими документами, или являются плодами вымысла и
фантазии, которыми так богато в наши дни краеведение ближнего Подмосковья.
«Спаситель
Отечества»?
Весьма
распространено мнение, что Д.Т. Трубецкой получил «от своих современников»
«особый титул» – «Спаситель Отечества», однако, даже в статье под названием
«Кто получил титул «Спаситель Отечества»?» [См.], целиком
посвящённой судьбе Трубецкого, не указывается ни даты получения такого
«титула», не приводится ни одного, пусть краткого, или «случайного»
исторического документа, в котором бы упоминался князь Трубецкой с этим «титулом»
[4]. Утверждение о том, что Трубецкой был награждён этим «титулом» впервые
указано в книге Е.Э. Трубецкой 1891 года издания опять же без ссылок на
какие-либо документы [5]. Зато доподлинно известно, кого император Пётр I назвал
«истинным спасителем Отечества» 30 мая 1722 года, стоя у
гробницы Минина в Спасо-Преображенском кремлевском соборе Нижнего Новгорода [6].
Многочисленные упоминания «спасителя Отечества» князя Пожарского можно также
найти без особого труда [7].
Титульная страница книги "Пожарский и Минин - Спасители Отечества", 1810 г.
Не существует ни одного исторического документа, в
котором имя Д.Т. Трубецкого было приведено рядом с такого рода, или похожим на
него «титулом» (титул – буквально – «почётное звание», напр., герцог, граф,
князь). Д.Т. Трубецкой имел наследуемый титул князя, поскольку происходил
из княжеского рода, восходящего к внуку великого литовского князя Гедимина (ок.
1275-1341) – брянскому, стародубскому и трубчевскому удельному князю Дмитрию Ольгердовичу (ум. 1399). Зато, доверяя свидетельству Е.Э. Трубецкой, без
должной проверки, археограф-компилятор И.Ф. Токмаков в своей полной неточностей
и ошибок брошюре «Историко-статистическое описание села Гребнева» 1903 года
издания писал: «после изгнания врагов и до избрания Царя Михаила Федоровича [Д.Т.
Трубецкой] был избран главным и единственным правителем государства. За свои
деяния получил титул "Спасителя Отечества"». К сожалению, это –
единственный «исторический источник», который могут привести инициаторы
установки памятника в обоснование того, что такой «титул» (а, по другим
«источникам», даже «звание» [8]) вообще когда-либо существовал и Трубецкой был
им «награждён». Сложнее обстоит дело с упоминаемым Токмаковым «главным и единственным правителем
государства»…
«Правитель
Руси 1611-1613»?
В
брошюре Г.В. Ровенского на с. 6 приводится отрывок некого документа под
названием «Соборная грамота 1613 года» из которого будто бы следует, что Д.Т.
Трубецкой был избран «в Московском государстве правителем». Та же цитата
приводится и на сайте Гребневских храмов [См.].
Ссылок на этот документ, конечно же, не приводится. Сначала можно подумать, что
автор имеет в виду широко известную «Соборную клятву 1613 года», однако в её
тексте [См.] нет, конечно, ни слова о Трубецком. Ни словом не упоминаются
«заслуги» Трубецкого и в Утвержденной Грамоте Великого Московского
Земско-Поместного Собора от 21 февраля 1613 года [Напр., тут]… Что же это за таинственный
документ? Интересно, что документа с таким названием не
существует.
Документ, выборочно
цитируемый краеведами, носит название «Грамота, жалованная боярину и воеводе
князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому на вотчину Вагу, данная от собравшихся под
Москвою духовных и светских властей в январе 1613 г». Уже с этим «новым»
названием документ приводится петитом в конце брошюры Г.В. Ровенского «Князь Дмитрий Трубецкой –
Спаситель Отечества» на с. 78-81. По меньшей мере, странная редакция, в которой
даётся текст, свидетельствует о том, что авторы или не осведомлены о том, что
документ был неоднократно опубликован в признанных научных изданиях, или не удовлетворены
качеством этих авторитетных публикаций текста документа [9].
"Идеологическое обоснование".
Грамота,
подписанная 35 подписями, первой из которых стоит подпись Кирилла митрополита
Ростовского и Ярославского, между прочим, содержит следующий отрывок: «видя
злокозненные умыслы Полского Жигимонта Короля, и от него Московскому Государству
разоренье, и крестьянской крови бесчисленное пролитье, и нашей истинной Крестьянской
[христианской] вере поругание, а по его Князя Дмитрея Тимофеевича богоприятному
и премудрому совету и разуму, видя его на их мщенье всем сердцем подвижна,
собрався к нему, и за его разум и премудрость, и за дородство, и за храбрость,
и за правду, и за ревнителство по святых Божиих церквей и православной крестьянской
вере по великородству его, в Московском Государстве Правителем избрали» [10].
Далее в
документе идёт речь о наделении Трубецкого вотчиной, а именно «Вагой» или
Важской областью (г. Шенкурск Архангельской губернии), которая некогда
составляла источник богатств и материальной силы Бориса Годунова.
Грамота
датирована 7121 (1613) годом «генваря месяца», то есть была подписана и выдана
Трубецкому до утверждения кандидатуры Михаила Фёдоровича Романова 7 февраля [11]
и окончательного утверждения на царство 21 февраля (6 марта н.с.) 1613 года Земским собором.
В тексте того же
документа содержится недвусмысленное указание на то, что грамота будет
требовать утверждения у законно - избранного царя: «А как Бог даст на
Московское государство государя Царя и великого Князя всеа Русии и нам
Митрополитом, и Архиепископом и Епископом, и Архимандритом, и Игуменом, и всему
освященному Собору, и Царем и Царевичам, и Князем и Мурзам, которые служат
Московскому государству, и Боярам, и Воеводам, и окольничим, и Чашником и
Стольником, и дворянам большим, и стряпчим и дворяном из городов и детем
Боярским, и всяких чинов людям, Государю Царю и Великому Князю бити челом, чтоб
Государь пожаловал велел Боярину и Воеводе Князю Дмитрею Тимофеевичю на тое его
вотчину дати свою царскую грамоту, против сееж грамоты, за красною печатью» [12].
Отметим, что
речь идёт лишь о том, что этим документом подписавшиеся обязывались
ходатайствовать перед будущим царём об утверждении этого документа о
пожаловании Трубецкому вотчины, но никак не о наделении его статусом «в Московском
государстве Правителя». Приводить этот документ в качестве доказательства того,
что Д.Т. Трубецкой действительно когда-либо имел статус «правителя Руси» или,
точнее, «правителя Московского государства» не только неосмотрительно, но и
является именно «подтасовкой фактов», что позволяет прямо усомниться в научной
честности или квалификации исследователей.
Избрание М.Романова в 1613 году. Худ.: К. Лебедев, 1912 г.
Вопросы
происхождения и юридическое значения «жалованной грамоты» Трубецкому не раз
привлекали внимание авторитетных исследователей Отечественной истории. Так,
известный русский историк, почётный член Императорской академии наук, Иван Егорович Забелин (1820-1908) обнаружил сведения о том, что, что такого же рода «предварительная»
грамота была выдана и другому кандидату на царский престол [13], - князю
Дмитрию Михайловичу Пожарскому. На существование этого документа, в котором
Пожарский был назван «избавителем и спасителем», указывает известный русский
генеалог русского дворянства Матвей Григорьевич Спиридов (1751-1829),
составлявший своё Сокращенное описание служеб благородных Российских дворян ещё
до московского пожара 1812 года, в котором этот документ был уничтожен [14].
Прямое указание на существование этого документа приводится также в книге
русского историка XVIII века Алексея Ильича Манкеева (Манкиева;
ум. 1723) «Ядро Российской истории», изданной в 1784 году. В своём труде
историк пишет, что «Князю Димитрию Михайловичу Пожарскому, за службу и очищение
Москвы, от всех государственных чинов честь, боярство и великие вотчины из
государевых волостей даны и на то жалованная грамота, от всего государства,
бояр руками подписанная, которую такожде, блаженные памяти, царь Михаил
Федорович подтвердил» [15]. Уверенность в том, что грамота Пожарскому
действительно, не только была выдана, но и утверждена царём разделял и
известный историк-скептик Николай Сергеевич Арцыбашев (1773-1841), много
времени и сил посвятивший очищению истории от всякого рода басен и сомнительных
преданий [16]. По мнению И.Е. Забелина, о том, что грамота Пожарского была
утверждена говорит тот факт, что уже 11 июля 1613 года, перед самым выходом
нового царя к коронации, Пожарский был пожалован чином боярина, а 30 июля того
же года за ним была утверждена его вотчина [17].
Рисунок из издания «Рисунки, принадлежащие к Книге об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича». М., 1856 г. Отсюда.
На вопрос, была
ли утверждена царём грамота Трубецкого И.Е. Забелин даёт однозначный
отрицательный ответ, подтверждая своё мнение тем, что обе грамоты, выданные
Трубецкому и Пожарскому «не могли иметь должного значения, ибо выданы они не
общим земским собором, который собрался со всех областей для избрания царя, а
выданы только собранием двух ополчений, освободивших Москву от поляков, и
некоторыми духовными властями, находившимися тогда в Москве. Грамоту Трубецкого
подписали 15 лиц из духовенства и только 12 светских лиц – все воеводы
ополчения: ни одного выборного из городов, ни одного посадского, но зато здесь
есть знаменитый Иван Биркин. Все это лучше всего и обнаруживает, что воеводы,
по крайней мере Трубецкой, сами себя наградили ещё до съезда Земского Собора и
вообще помимо его решения, дабы не встретить с этой стороны препятствий и
пререканий. И нет никакого сомнения, что первая мысль о награде, вся форма её
исполнения принадлежит тушинскому боярину Трубецкому, таким же способом
получившему и боярство и привыкшему вслед за Салтыковым и Заруцким самовольно
награждать и себя, и своих близких. Могут заметить: как же подписали эту
грамоту и митрополит Кирилл во главе, и сам Пожарский с некоторыми своими же
воеводами? А как же не подписать, если была выдана грамота и Пожарскому? Но
главное, все участники этого дела очень хорошо знали, что их грамотами оно ещё
не решается, что грамоты всё-таки должны быть утверждены новым царём, как
всегда подобные жалованные грамоты и утверждались, и о чём говорилось и в
грамоте Трубецкого, что подписавшие обязывались бить челом о таком утверждении
и просить о новой, уже царской грамоте за красною печатью. Известно, что
грамота Трубецкого утверждена не была. По крайней мере область Вага по-прежнему
находилась в числе дворцовых волостей, а не в вотчине Трубецкого» [18].
С приведённым
утверждением вступил в спор историк русского права Василий Николаевич Латкин (1858-1927), считавший
грамоту Трубецкому первым актом, принятым Земским собором в январе 1613 г. и писавший
в своей магистерской диссертации, изданной в 1885 году, что «Забелин ошибочно
относит эту грамоту к деятельности «собрания двух ополчений, освободивших Москву
от поляков», а не к Земскому собору 1613 года, только в виду того, что она
подписана «всеми воеводами ополчения». Из того, что на грамоте нет подписей
«выборных из городов и посадских» нельзя еще заключать, что она дана «собранием
ополчения», а не собором 1613 г. такие факты бывали нередко, так как далеко не
все члены собора прикладывали свои руки к грамотам» [19]. Вопрос, - была ли
грамота утверждена избранным впоследствии царём В.Н. Латкин не рассматривает,
соглашаясь в этом пункте с мнением И.Е. Забелина.
Рисунок
из издания «Рисунки, принадлежащие к Книге об избрании на царство
Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича». М., 1856
г. Отсюда.
Утверждение о
том, что грамота Трубецкому была утверждена именно Земским собором поддерживает
и ведущий научный сотрудник Института российской истории Российской академии наук,
доктор исторических наук Людмила Евгеньевна Морозова, писавшая в своём замечательном труде «Россия на пути из Смуты», изданном в 2005 году, что «чрезмерное
прославление Трубецкого в грамоте и
представление его главным выборным правителем
могло быть связано с тем, что в январе на Земском соборе были круги, желавшие избрать на престол именно князя Д.Т. Трубецкого» [20]. С этим утверждением трудно не согласиться, несмотря на то, что большинство
источников, свидетельствующих о том, что Д.Т. Трубецкой действительно был среди
кандидатов на царский трон, основываются, буквально, на «словесном сообщении» и
«семейном предании». Известия эти считал «смутными и косвенными» и известный
русский историк Ю.В. Готье.
Эти
источники перечисляет в своём труде известный русский историк Дмитрий Иванович Иловайский (1832-1920): «О том, что в числе первоначальных кандидатов на
Соборе 1613 г. выступали и главные воеводы того времени, князья Д.Т. Трубецкой
и Д.М. Пожарский, имеются следующие косвенные указания. Относительно Трубецкого
Костомаров в своей истории Смутного времени передаёт словесное сообщение А.Ф.Бычкова [21]: сей последний читал приписку к одной рукописи; из этой приписки
видно, что на соборе была речь и об избрании Трубецкого ([22]). Кроме того, как
я слышал, предание об его кандидатуре сохраняется и доныне в семье князей Трубецких.
О его притязаниях и очень высоком мнении о своём значении в то время
свидетельствует также следующая заметка в послесловии к одному Евангелию,
написанному в 1612 году: «При благоверном князе Дмитрие Тимофеевиче Трубецком и
при его Державе» ([23]) [24].
Несмотря на
отрывочность этих указаний, следует согласиться с тем, что кандидатура Д.Т.
Трубецкого действительно присутствовала среди претендентов на царский трон, а
мнение И.Е. Забелина, что уже Земский собор отклонил грамоту Трубецкого можно
считать ошибочным. Наоборот, грамота о том, что подписавшиеся участники собора
принимают на себя обязательство ходатайствовать о наделении Трубецкого областью
Вага, была подписана именно участниками Земского собора. В подробном
исследовании, посвящённом этому вопросу, и опубликованному в 1926 г. в Трудах
Воронежского государственного университета под редакцией крупного
ученого-историка, профессора Василия Эдуардовича Регеля (1857–1932)
указано: «Верить жалованной грамоте Д. Трубецкому едва
ли можно. А почему грамоту дали, объяснить не трудно. Земский
собор отверг кандидатуру Трубецкого. Подобное решение
должно было оттолкнуть казаков и озлобить самого Трубецкого. Чтобы избежать
нежелательных последствий, на соборе решили наградить
Трубецкого так, как никого из остальных» [25].
Тем
самым, утверждая грамоту, в которой чётко было указано, что она будет требовать
утверждения избранным царём, земской собор уже в январе 1613 года давал
Трубецкому понять, что его кандидатура собором отклонена. Повторимся, что
утверждение грамоты Земским собором не значило ни утверждения за Трубецким области
Вага, ни признания его «правителем Московского государства» или того, что он
когда-либо был этим правителем.
Рисунок
из издания «Рисунки, принадлежащие к Книге об избрании на царство
Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича». М., 1856
г. Отсюда.
Прямых
указаний на то, что жалованная грамота Трубецкого на Вагу действительно была
утверждена не существует. Тем не менее, среди землевладений Трубецкого в «Докладной
выписке 7121 (1613) г. о вотчинах и поместьях», составленной после избрания
Михаила Романова в целях срочной ревизии земельных владений – область Вага
указана следующим образом: «Да за ним же город Вага с волостями» [26]. Из
документа следует, что он был составлен в Приказе тайных дел в целях
исследования вопроса о незаконном приобретении землевладений в Смутные времена.
При ликвидации приказа тайных дел и передаче его в архив Печатного приказа в
1713 году документ получил любопытное описание: «Сказка, а в ней в столпике
блаженныя памяти великого государя царя и великого князя Михаила Феодоровича
всеа Росии самодержца и отца его государева святейшего патриарха Филарета
Никитича Московского и всеа Русии имянные указы и боярские приговоры и статьи о
поместьях и вотчинах, что бояре и окольничие и думные люди и стольники и
стряпчие и дворяне московские и из городов и приказные люди в Смутное время при
царе Василье Ивановиче, и после того при боярах под Москвою и при них, великом
государе и святейшем патриархе, поимали государевы дворцовые сёла и черные
волости в поместья и в вотчины неправдою, мимо старых писцовых книг по
новым дозорным книгам владели великими месты за малые четверти, а иные к своим
поместьям и вотчинам завладели старинными дворцовыми же и черными волостьми и
поместными и вотчинными землями, выгнав тех людей, которые с ними в соседстве
были и поимали те земли в вотчины; да о поместьях же и о вотчинах розных чинов
людей, которые были в Смутное время при царе Василье Ивановиче в Тушине за
Тушинскими ворами и служили с воры и приезжали назад к царю Василью Ивановичу
и, приехав, поместьи своими и вотчинами владели по прежнему, а иные в воровстве
и померли, и тех умерших поместьи же и вотчинами завладели розных чинов люди
без дачь, не бив челом государю и не имев грамоту» [27]. Упоминание богатой
дворцовой волости Ваги во владении Трубецкого в «Докладной выписке» показывает
нам, что обстоятельства получения Ваги Трубецким были предметом разбирательства
Приказа тайных дел. Отсюда можно предположить, что дворцовая Вага могла быть
пожалована Трубецкому кем-либо из самозванцев, как в своё время ему был
пожаловано боярство. Не рискуя просить об утверждении грамоты, выданной
недавними врагами, Трубецкой добился согласия некоторых членов Земского собора
ходатайствовать перед будущим царём в утверждении за ним этой волости.
«и
КАЗАКАМ-героям 1612 г.»?
Значительная
роль казачества в событиях Смутного времени и утверждения кандидатуры Михаила
Романова - неоспорима. Однако, для того, чтобы брать на себя смелость посвящать
памятник Трубецкому «и КАЗАКАМ», следовало бы подробно рассмотреть отношение
самого Д.Т. Трубецкого к казакам и отношение казаков к его личности. Здесь,
однако же, нас подстерегает ряд неразрешимых противоречий.
Народное движение в Смутное время. Отсюда.
Призвав казаков
с Дона, Яика (Урала) и Волги под Москву на службу Тушинскому Вору [28] а затем став
вместе с предводителем казаков Иваном Заруцким одним из предводителей печально
известного Первого ополчения, по мнению Н.И. Костомарова, «Трубецкой
поступал по наущению Заруцкого» [29] и находился под его влиянием даже тогда,
когда казаки Заруцкого изрубили третьего предводителя ополчения – настоящего выразителя
чаяний русского народа, Прокопия Ляпунова 25 июля (4 августа н.с.) 1611 г. Ни в
чём не противоречил он казакам Заруцкого и тогда, когда ими было совершено покушение
на жизнь князя Пожарского в Ярославле в июле 1612 года...
Чем же можно
объяснить такую странную осторожность "предводителя казаков" Трубецкого по отношению к "предводимым"
казакам?
Е.Э. Трубецкая,
разбирая этот вопрос, высказывала мнение о том, что: «Действительно Заруцкий со своими казаками,
а за ними и казаки князя Дмитрия Тимофеевича, не слушаясь своего предводителя,
увлеченные своими товарищами, производили неслыханные злодейства. Но что было
делать князю Дмитрию – он оказывается бессильным один против этой своевольной
орды, распаленной алчностью и жаждой грабежа и ему невольно приходилось
подчиняться их требованиям» [30]. Согласиться с Е.Э. Трубецкой можно и вспомнив
послание Дионисия и Авраамия Палицына вождям Нижегородского ополчения, о том,
что 2 марта 1612 года Трубецкой присягнул новому, псковскому самозванцу Сидорке
«неволею»: «боярина князя Димитрия Тимофеевича Трубецкаго, дворян, детей
боярских, стрельцов и Московских жилецких людей привели к кресту неволею: те
целовали крест, боясь от казаков смертнаго убийства, теперь князь Дмитрий у
этих воровских заводцев живет в великом утеснении» [31].
Каким же образом
в условиях военного времени «предводитель казаков» стал подчиняться «их
требованиям», «боясь от казаков смертного убийства», «будучи связан по рукам и
ногам своеволием и силой казаков, слушавшихся лишь одного Заруцкого» [32]?
На
этот вопрос, наиболее точно отвечает Н.И. Костомаров: «Слабый Трубецкой делал,
думал и говорил то, чему его научал Заруцкий, а, впоследствии, оправдывал свои
поступки тем, что он все делал неволею; и то была правда: его неволя была в
слабости его собственной воли и ума» [33].
Но не всё было так просто. По
меткому наблюдению И.Е. Забелина, Трубецкой попросил вступиться за него
Авраамия Палицына в письме Пожарскому лишь через месяц после его присяге
Сидорке: «Странно! Трубецкой присягнул Вору неволею, из трусости, и молчал
почти целый месяц. Мог бы он и раньше рассказать свой грех старцу и отписать к
Нижегородцам о соединении. Нет, он прозревает тогда, когда Нижегородцы являются
в Ярославле действительною силою, способною положить конец всякому воровству.
Стало быть дело может поворотиться на правду – надо заранее проложить к ней
хотя бы окольный путь. Вот что Пожарский мог думать о Трубецком. В своей
грамоте, писанной в то же время, он прямо и выражается, что Трубецкой с Заруцким
своровали, следовательно, он прямо и думает о них одинаково, что люди они
криводушные» [34].
Дмитрий Тимофеевич Трубецкой (ум. 1625).
Этот яркий пример
«оборотливости» и хитрости нашего «руководимого руководителя», который не был
ни настоящим «предводителем казаков» как Заруцкий, ни реальным «главой
ополчения» как Ляпунов, Минин или Пожарский, ни верным приверженцем кого-либо
из самозванцев, - далеко не единичен. Он позволяет представить себе Трубецкого
подлинным выразителем идей Смутного времени, порождением этой кровавой эпопеи,
и, даже, если угодно, «героем», - в том же смысле, в каком «героем» своего
времени был Печорин. Разделять взгляды сильного, непрерывно стремясь к утолению
своей личной жажды власти, клянясь в верности одному – умолять о заступничестве
других, заискивать перед третьими силами, - вот в чём заключалась основная
стратегия Трубецкого.
Могли ли казаки
признавать и уважать «своего предводителя», закрывая глаза на его «подковёрные
игры»? Очевидный ответ на этот вопрос нам даёт один из редких сохранившихся
документов того времени. Но перед тем как его привести, вернёмся к событиям
Избирательного Земского собора 1613 года.
Известно, что
среди многочисленных претендентов на престол, кроме Д.Т. Трубецкого на земском
соборе рассматривались кандидатуры: боярина и князя Василия Васильевича Голицына
(1572-1619), находившегося в польском плену вместе с отцом Михаила Романова
митрополитом Филаретом; сторонника патриарха Московского Гермогена, бывшего члена
«Семибоярщины», князя, боярина и воеводы Ивана Михайловича Воротынского (ум.
1627); находившегося в польском плену бывшего низложенного царя Василия
Ивановича Шуйского (1552-1612); бывшего главы «Семибоярщины» и одного из
руководителей думской аристократии Фёдора Ивановича Мстиславского (ум. 1622); родственника
Романовых Фёдора Ивановича Шереметева (ум. 1650); шведского принца Карла Филиппа, кандидатуру которого поддерживал младший брат патриарха Филарета Иван Никитич Романов (ум. 1640); и князя Дмитрия Михайловича Пожарского (1578-1642).
О том, в каких условиях проходил Земский Собор наиболее ярко свидетельствует «Новый летописец»: «Много избирающи искаху, не возмогоша вси на единаго согласитися;
овии глаголаху того, инии же иного, и все разновещаху, и всякий хотяше по своей
мысли учинитися, и тако проводиша не малые дни. Мнозии же от вельмож, желающи
царем бытии, подкупахуся, многим дающи и обещающи многие дары» [35].
Признанный
специалист в области источниковедения истории России XVI—XVII веков, доктор
исторических наук Александр Лазаревич Станиславский (1939-1990) в своей книге
«Гражданская война в России XVII в. Казачество на
переломе» истории» писал: «Некоторые кандидаты и их сторонники вели активную
агитацию в Москве, пытаясь заручиться поддержкой казаков. Особенно отличился в
этом отношении Трубецкой, живший после освобождения Москвы в Кремле, на бывшем
дворе Б. Ф. Годунова. По словам «Повести о Земском соборе 1613 г.», он в
течение полутора месяцев (ровно столько времени прошло от первого до
заключительного заседания Земского собора) устраивал пиры для казаков, «моля
их, чтоб быти ему на России царем и от них бы, казаков, похвален же был». Не
остался в стороне от предвыборной борьбы и Д. М. Пожарский: в 1635 г. дворянин
Л. Сумин в пылу ссоры заявил, что «Дмитрий Пожарский воцарялся и стало ему в
двадцать тысяч» [36]. Автор уже упоминавшейся выше статьи «Кто получил титул
«Спаситель Отечества»?», также останавливается в цитировании бесценного
источника – «Повести о Земском соборе» на фразе «похвален же был», видимо, не
зная продолжения этой фразы, написанной хорошо информированным современником
Земского собора. Приведём это свидетельство целиком: «Князь же Дмитрей
Тимофиевичь Трубецкой учрежаше столы честныя и пиры многая на казаков и в
полтора месяца всех казаков, сорок тысящ, зазывая к собе на двор по вся дни,
чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии царем и от них бы
казаков похвален же был. Казаки же честь от него приимающе, ядяще и пиюще и
хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и
смеющеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше лести их
казачей» [37]. Буквально: «Казаки же, честь от него принимающие, едящие и
пьющие и хвалящие его лестью, прочь от него уходя в свои полки, бранили его и
смеялись над его таким безумием»…
Нередко можно
встретить утверждение, что «Князь Дмитрий Тимофеевич одним из первых подал
голос за избрание Михаила Федоровича» [38], однако очевидец событий говорит
совсем об обратном. По словам автора «Повести», после выдвижения кандидатуры
Михаила Романова, Трубецкой, видя крушение своих надежд, с горя заболел: «лицо
у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из
двора своего» [39].
Избрание Михаила Федоровича на царство. Худ. М.В. Нестеров, 1886.
Эти слова вполне
характеризуют как личность, так и завышенное мнение Трубецкого о его роли в
освобождении страны от интервентов, а также довольно точно характеризуют его
отношение к кандидатуре Михаила Романова. А.Л. Станиславский счёл нужным
добавить: «В июле 1613 г. Трубецкой, как и другие вельможи, участвовал в
церемонии венчания Михаила Романова, и нетрудно представить, какие чувства
испытывал честолюбивый князь, когда ему была доверена высокая честь держать
царский скипетр — символ власти нового государя» [40].
«Владельцу
имения Гребнево?»
Согласно
документу, на который ссылаются в 5-м выпуске своей книги «Исторические
материалы о церквах и селах XVI-XVIII ст.» братья В.И. и Г.И. Холмогоровы, «В
7131 (1623) г., с. Гребнево – «вотчина боярина князя Дмитрия Тимофеевича
Трубецкаго по жалованной грамоте 7131 (1623) года, что было преж сего за
боярынею Марьею Воронцовою...» [41]. Полный текст этого документа на с. 88
публикует в своей брошюре Г.В. Ровенский. Поскольку вместо ссылки на архив, в
котором хранится этот документ, в брошюре даётся ссылка лишь на «Исследования
краеведа М.М. Фёдорова», а в опубликованных работах этого краеведа документ не
приводится, то подлинность текста, приводимого Г.В. Ровенским, остаётся под вопросом.
Так или иначе,
известно, что в 1613 году по государеву указу село Гребнево с деревнями было
пожаловано вдове бывшего (до 1576 г.) владельца села, Василия Фёдоровича
Воронцова (ум. 1578) - Марье Воронцовой (ум. 1623) [42]. После смерти 6 августа
1617 года первой супруги Дмитрия Тимофеевича Трубецкого – Марии Борисовны (ур.
Татевой) [43], произошло бракосочетание Д.Т. Трубецкого и дочери Марьи -Анны
Васильевны Воронцовой (ум. 1655) [44]. Вместе с кончиной матери Анны Васильевны
в 1623 году, село Гребнево с деревнями было зачислено за её зятем, Дмитрием
Тимофеевичем Трубецким, о чём и свидетельствует упоминаемый Холмогоровыми
документ того же 1623 года.
Владения Д.Т.
Трубецкого, конечно, не исчерпывались "тёщиным наследством". По
размеру частных землевладений (15.685 четей без одной волости и Ваги),
Трубецкой уступал в стране лишь одному человеку: многолетнему главе Боярской
думы князю Федору Ивановичу Мстиславскому (32.606 четей).
В конце 1624 –
начале 1625 года Трубецкой был удалён подальше от Москвы в г. Тобольск, где
стал одним из воевод [45]. По меткому замечанию И.Е. Забелина: «Это попросту
значило – был сослан, ибо Сибирское воеводство такому родовитому боярину
давалось не иначе, как вместо ссылки. Оно много значило для малых людей, но
для больших ничего другого значить не могло» [46].
Здесь в
Тобольске Трубецкой скончался через месяц после приезда (ок. 24 июня 1625 г.).
Тело его было перевезено в Троице-Сергиев монастырь, где было погребено рядом с
могилой его первой супруги. Его вдова Анна Васильевна, во владение которой
вернулось Гребнево, пережила мужа на целых 30 лет.
Фотография отсюда.
Исходя
из сказанного, приходится признать, что ни одно из утверждений, запечатленных
на закладном камне, установленном в Гребневе, не подтверждается документальными
источниками и не вполне соответствует исторической правде. Д.Т. Трубецкой
никогда не имел титула (почётного звания) «Спаситель Отечества», да и титула
такого никогда не существовало в Русской истории. Не был он и «правителем Руси»
(точнее, Московского государства), ни в 1611-1613 годах, никогда раньше и
никогда позже. Номинальным владельцем Гребнева Д.Т. Трубецкой числился лишь
полтора-два года, ничем, кроме формального обладания, не запечатлев себя в
истории этого поселения, а упоминание под именем Трубецкого «казаков-героев
1612 года» не делает чести ни ему, ни казачеству.
Установка
памятника Д.Т. Трубецкому в Гребневе основана на подтасовках ссылок на
исторические документы и служит ярким примером очередной попытки фальсификации
Отечественной истории.
А.Ю. Послыхалин.
При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com
Ссылки
и примечания.
1.
Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т.2.
СПб., 1868, с. 126.
2.
Ровенский Г.В., Потапов Н.В. Князь Дмитрий Трубецкой – Спаситель Отечества.
1611/12 гг. Фрязино. Тип. ООО «Мещера» (Щёлково), 2011, c. 28.
3.
Трубецкая Е. Э. Сказания о роде князей Трубецких. — М., 1891, с. 98.
4.
Саначин С. Кто получил титул «Спаситель Отечества»?. См.
5.
Трубецкая Е. Э. Сказания о роде князей Трубецких. — М., 1891, с. 98.
6. Ешевский С.В. Сочинения по русской истории. СПб., 1900, с. 381.
7.
К примеру, книга члена Императорской Российской академии Павла Юрьевича Львова
(1770-1825) Пожарский и Минин, спасители Отечества. СПб., 1810.
8.
Будико Л.В. Загадки истории: литературно-исторические эссе. М., 1995, с. 111.
9.
Первое издание: Древняя российская вивлиофика, изд. Н.И. Новиковым. Издание
1-е. Ч. VIII, с. 376-388. См.,
напр.: Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1901,
с. 269-274; Трубецкая Е. Э. Сказания о роде князей Трубецких. — М., 1891, с. 120,
326-328.
10.
Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1901, с. 270.
11.
Латкин В.Н. Земские соборы Древней Руси, их история и организация сравнительно
с западноевропейскими представительными учреждениями. СПб., 1885, с. 129.
12.
Забелин И. Там же, с. 272.
13.
См.: Сыскное дело о ссоре межевых судей, стольника, князя Василья Большаго
Ромодановскаго и дворянина лариона Сумина, 1635-1639. /ЧОИДР 1848, кн.7., с.
86; Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1883, с.
159-160; Станиславский А. Л., Морозов В. Н. Повесть о Земском соборе 1613 г. С.
95.
14.
Спиридов М.Г. Сокращенное описание служеб благородных Российских дворян. Ч. 2.,
М., 1810, с. 77.
15.
Манкиев А.Я. Ядро российской истории. Изд. 2, СПб., 1784 стр. 322.
16.
См.:Арцыбашев Н.С. Повествование о России. Т. III. М., 1843,
с.333, прим. 1732.
17.
Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1901, с.
116.
18.
Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1901, с.
114-115.
19.
Латкин В.Н. Земские соборы Древней Руси, их история и организация сравнительно
с западноевропейскими представительными учреждениями. СПб., 1885, с. 125.
20. Морозова Л.Е. Россия на пути из Смуты: избрание на царство Михаила
Фёдоровича. М., Наука, 2005, с. 130.
21.
Русский историк, археограф, библиограф, палеограф, академик Петербургской
академии наук, директор императорской публичной библиотеки в 1882-1899 годах
Афанасий Фёдорович Бычков (1818-1899).
22.
«Московское разорение», гл. VII.
23.
Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. М., 1891, с. 116.
24.
Иловайский Д. Смутное время Московского государства. М. 1894, с. 311.
25. Труды Воронежского государственного университета. Педагогический
факультет. Воронеж, 1926, с. 29.
26.
Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских. 1895 г.
Кн.1.(172). М., 1895, с.1.
27.
Чтения в Императорском обществе истории и древностей Российских. 1895 г.
Кн.1.(172). М., 1895, с.VI-VII.
28.
Забелин И.Е. Минин и Пожарский: прямые и кривые в смутное время. М., 1896,
с.314.
29.
Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т.3.
СПб., 1868, с.163.
30.
Трубецкая Е.Э., с.107.
31.
Цит. по: Трубецкая Е.Э., с.108.
32.
Трубецкая, с.115.
33.
Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т.3.
СПб., 1868, с.213.
34.
Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1901, c. 88.
35.
Новый летописец, составленный в царствование Михаила Фёдоровича, издан по
списку князя оболенского. М., 1853, гл. 163, стр. 160. См.
36.
Станиславский А.С. Гражданская война в России XVII в. Казачество
на переломе истории. М., 1990, с. 87, см. См. также: Арсеньев
В. Арсеньевские шведские бумаги. 1611—1615 / Сборник Новгородского общества
любителей древностей. Вып. 5. Новгород, 1911 С. 30-31; Станиславский А. Л., Морозов
В. Н. Повесть о Земском соборе 1613 г. С. 95; ДАИ. Т. II. С. 1-2.
37.
Станиславский А. Л., Морозов В. Н. Повесть о Земском соборе 1613 г. /ж. Вопросы
истории, 1985. № 5, с. 95, см.
38.
Например, см.: Токмаков И.Ф. Историко-статистическое описание села Гребнева.
М., 1903 см.
39.
Станиславский А. Л., Морозов В. Н. Повесть о Земском соборе 1613 г. С. 95.
40.
Станиславский А.С. Гражданская война в России XVII в. Казачество
на переломе истории. М., 1990, с. 90.
41.
Холмогоровы В.и Г. Исторические материалы о церквах и селах XVI-XVIII ст.
Вып.V. Радонежская десятина Московского уезда. М., 1887, с. 21.
42.
Кобрин В.Г. Состав опричного двора Ивана Грозного // Археографический ежегодник
за 1959 год. М., 1960, с. 31.
43.
Руммель В. Заметка о первой жене князя Д.Т. Трубецкого, //Известия
русского генеалогического общества. Т. I, ч. 1. СПб., 1900, с. 155-156.
44.
Шереметев С. Кто была вторая супруга Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. //Известия
русского генеалогического общества. Т. I, ч. 1. СПб., 1900, с. 124-125.
45.
"В 1625 году мая с 29 числа, были в Тобольску воеводы, Боярин князь
Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, да Мирон Андреевич Вельяминов". См.:
Записки, к Сибирской истории служащие. // Древняя Российская Вивлиофика. Ч.III,
М., 1788, с.142.
46.
Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. М. 1901, с.
116-117.
