Красносельский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев

Красносельский район расположен на северо-востоке столицы. В стародавние времена, когда Москва еще была пограничным укрепленным городком на западной границе Владимиро-Суздальской Руси, здесь пролегла важная торговая артерия страны – Стромынская дорога. В отличие от Старо-Переяславской дороги (Троицкого тракта), приводившего путников во Владимир на Клязьме через посад Троицкого монастыря (Сергиев Посад), города Юрьев-Польской и Переславль Залесский, - новая, спрямленная дорога, шедшая на Юрьев-Польской через нынешний Ногинск (Богородск) и Киржач, получила название от прилагательного «стромый» - прямой. 

[Историческое введение]. Исторически относившийся к Белому городу старейший участок района простирался от Лубянской площади до Сретенского бульвара. На месте бульвара в былые времена находился участок стены Белого города, возведенной в 1585-1591 годах вместо деревянных укреплений, сгоревших в 1571 году при набеге крымского хана Девлет-Гирея...

Стена была снесена в 1760 году. На севере участок Белого города, входящего ныне в современные границы Красносельского района ограничивается улицей Большой Лубянкой, - местом поселения уроженцев Новгорода и Пскова, переведенных на жительство в Москву в 1510 году, а на юге – улицей Мясницкой, в районе которой в XVII веке находилась Мясницкая слобода.

У Мясницких ворот Белого города. Художник: А. М. Васнецов, 1926. Справа художник изобразил церковь Флора и Лавра. 

 

В ней проживали мясники, заготовлявшие мясо на обиход царского двора. На углу Мясницкой улицы и Милютинского переулка когда-то стояла церковь Архидьякона Евпла, выстроенная здесь в 1471 году в память о мире с Великим Новгородом, заключенном великим князем Иваном III. По имени церкви и будущая Мясницкая улица звалась «Евпловкой». Мясницкая слобода образовалась к концу XVI века, когда Иван III за Никольскими воротами Китай-города возвел церковь Успения Пресвятой Богородицы на Бору, более известную как Гребневская церковь на Лубянской площади. Главной улицей Мясницкой слободы была улица Фроловская, названная по имени церкви святых покровителей скотоводства, мучеников Флора и Лавра у Мясницких ворот Белого города (на Зацепе), построенной в дереве в 1547, и в камне – в 1657 году. Каждую осень во дворе церкви производилось освящение пригоняемых в Москву на продажу табунов лошадей. Здесь находилась Коломенская Ямская слобода – с 1685 по 1722 год - таможенная граница города. 

 

При Петре I Мясницкая соединяла центр города и Немецкую слободу. Благодаря этому на ней вскоре появились крупные домовладения и дворы московской аристократии. К северу от Мясницкой конце XVII - начале XVIII века находился Казенный двор – склады имущества Семеновского полка, отчего переулок назывался тогда Казенным. Этот переулок получил свое новое название, Милютинский, по шелковой, позументной и парчовой фабрике богатого и родовитого московского купца, Алексея Яковлевича Милютина (1673-1755), торговавшего в золотном кружевном ряду. Получив от супруги царя Иоанна V Алексеевича, царицы Прасковьи Федоровны высокий чин придворного истопника, ведавшего вопросами отопления Кремля и царских резиденций, при поддержке Петра I он основал свою фабрику в 1714 году. Благодаря успехам фабричного производства в 1740 году А.Я. Милютин был пожалован в потомственное российское дворянство. 

 

Расположенная к северу от фабрики улица Малая Лубянка в старину начиналась у самой Лубянской площади и носила название Предтеченской улицы по имени известной с 1620 года церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи. В этом квартале исторически проживала большая французская община. По имени одного из французских портных, Пьера Фуркасье, был назван Фуркасовский переулок. В 1789 году по прошению французов-католиков Екатерина II дозволила построить им между Малой Лубянкой и Милютинским переулком небольшую деревянную церковь. Освящение церкви во имя французского короля Людовика IX Святого состоялось весной 1791 года. В 1806 году участок был продан в собственность церкви. Католический священник этой церкви оставил бесценный материал о судьбе района в 1812 году. 

Карта Красносельского р-на. Серым цветом выделены кварталы, пострадавшие в пожаре 1812 года.

 

За Мясницкими воротами стены Белого города начиналась территория Земляного города в 1593 году окруженного стеной Земляного вала (сейчас – улица Садово-Спасская). На севере этот сравнительно небольшой участок современного Красносельского района ограничен улицей Сретенкой, на юге – ул. Мясницкой. Сеть Сретенских переулков между Сретенкой, Костянским и Ананьевским переулками до сих пор сохранила направление улиц старинной Панкратьевской слободы во второй половине XVII века располагавшейся по обе стороны Сретенки. Свое название слобода получила по имени церкви Священномученика Панкратия, епископа Тавроменийского, известной с 1620 года. В торгово-ремесленной слободе преимущественно проживали скорняки, в государственных масштабах занимавшиеся выделкой пушнины – важного экспортного товара страны. При царе Алексее Михайловиче между дворами Панкратьевской слободы были поставлены дворы стрельцов поселенного здесь полка, которым в конце века командовал полковник Л.П. Сухарев, по имени которого была названа знаменитая Сухарева башня. До 1922 года современный Костянский переулок назывался Стрелецким.

 

Южнее Стрелецкой и Панкратьевской слобод, ближе к Стромынской дороге (на этом участке – Проспект Акад. Сахарова) издревле находилась ткацкая, Дербеневская слобода, получившая свое название от слова «дербень», обозначавшего холст, прочную ткань. Духовным центром слободы была церковь Николая Мирликийского Чудотворца в Дербеневе, основанная здесь в 1633-1634 году и перестроенная в камне в 1711 - 1715 годах. Центральная улица слободы в начале XVIII века получила название Уланского переулка по располагавшемуся здесь крупному домовладению секретаря Военной коллегии А. И. Уланова.  

Туман. Красный пруд в Москве осенью. Художник: Л.Каменев, 1871 г. 

 

За Земляным валом и Сретенскими воротами Земляного города в районе Большой Спасской улицы и Спасского тупика в середине XVII образовалась обширная казенная Спасская слобода, населенная государственными крестьянами и дворцовыми слугами невысокого ранга. Приходской церковью слободы была построенная в 1642 году церковь Спаса Преображения Господня. К югу от слободы простиралось обширное болото и Каланчевское поле, название которого относят к каланче существовавшего в этих местах с XVII века царского путевого дворца на Стромынке. Восточнее находился Великий (Красный) пруд, равный по площади Московскому Кремлю (23 га). Он располагался между нынешним Ярославским вокзалом и Верхней Красносельской улицей. В конце XVII века на западном берегу Красного пруда возвели Полевой артиллерийский двор — завод и склад пушек и снарядов, со многими деревянными хозяйственными строениями. Его окружала каменная стена, рядом на поле было устроено стрельбище с батареями и кузницы. 

Троицын день в Красном селе близ Москвы. Неизвестный художник середины XIX века, 1840-е. 

 

Минуя ограду Полевого двора, Стромынская дорога проходила через древнее Красное село, существовавшее здесь с XII – XIII веков и впервые упомянутое в письменных источниках в 1480 году. Во времена Смутного времени, в 1609 году Красное село было сожжено польско-литовскими интервентами. В 1692 году на месте прежней деревянной церкви Воздвижения Креста Господня в стиле барокко была построена каменная, которую чаще именовали по приделу Тихвинской иконы Божьей матери. Строительство храма в северной части Красного села (ул. Верхняя Красносельская) было связано с расположенным вблизи царским путевым дворцом. Красносельский дворец, находившийся на северном берегу Красного пруда, в XVII веке включал в себя конюшни, деревянные жилые покои, поварню, помещения слуг и охраны государя, царские покои и придворную Спасскую церковь. К III четверти XVIII века деревянные здания дворца настолько обветшали, что некоторые из них подверглись разборке. Не избежала этой участи и церковь Спаса Преображения Господня, упраздненная за ветхостью в 1776 году. Через 14 лет, в 1790 году, был сломан и Путевой дворец. К северо-востоку от дворца с XV века находились царские охотничьи угодья, удобные для соколиной охоты – Сокольники. Район Красного села южнее Стромынки был заселен многочисленными дворцовыми служащими (ул. Нижняя Красносельская). Здесь в XVII веке была построена деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Ольховце, при которой в конце того же столетия появился придел Николая Чудотворца. В 1730 году храм был возведен в камне с новым приделом, освященным во имя св. Иоанна Предтечи. 

 

В XVIII веке к востоку от Красного села, недалеко от Красного пруда были отстроены Фуражный и Житный армейские дворы. После прокладки границ Камер-Коллежского вала в 1742-1747 годах Красное село вошло в границы города. В конце XVIII века здесь насчитывалось около 80-ти крупных домовладений московских дворян и именитых купцов. В 1806 году Камер-коллежский вал был объявлен полицейской границей столицы. По административно-территориальному делению Москвы начала XIX века участок Белого города, входящий в сегодняшние границы района, относился к Мясницкой полицейской части, а территория Земляного – к Сретенской части. Земли к северу от нынешнего Проспекта Академика Сахарова относились к Мещанской части, южнее – к Басманной части Москвы. На востоке небольшой участок района, включавший ул. Русаковскую и Леснорядские переулки относился к Лефортовской части.  

 

*   *   *  

Россия, бранная царица,
Воспомни древние права!
Померкни, солнце Австерлица!
Пылай, великая Москва!

А.С. Пушкин.

 

«Господь сил с вами! Господь поборет по вас»

18 (6) июля 1812 года по всей России был разослан высочайший манифест о созыве всеобщего народного ополчения, в котором, между прочим, были сказаны следующие памятные слова: «Да найдет враг на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретить он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном – Палицына, в каждом гражданине – Минина. Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем отечества. Святейший Синод и Духовенство! Вы всегда теплыми молитвами своими призывали благодать на главу России. Народ русский! Храброе потомство храбрых Славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров; соединитесь все: с крестом в сердце и с оружием в руках, никакие силы человеческие вас не одолеют…». По решению Святейшего Синода текст манифеста зачитывался народу в церквях во всех городах, деревнях и селах государства. После каждой литургии был введен молебен с коленопреклонением «о победе на супостаты». Первым было собрано московское ополчение, называвшееся в те времена «Московской военной силой» а также «милицией». Начальником Московского ополчения был генерал-лейтенант граф Ираклий Иванович Морков (Марков) (1753-1828), который участвовал вместе с ним в бою под Бородино 7 сентября (26 августа по старому стилю).  

Ираклий Иванович Морков (Марков) (1753-1828).

 

В среду 26 (14) августа, за 12 дней до Бородинской битвы в Москве на Земляном валу, у Сухаревой башни, между Спасскими казармами и церковью Спаса-Преображения Господня в Спасской проходил торжественный смотр Московской военной силы. На смотре присутствовало 6000 ополченцев со своими командирами.

Вид на Спасские казармы от Панкратьевского переулка. Фотография 1860-1880-х гг отсюда. См. также.

 

Вскоре сюда прибыли высшие военные чины, генерал-губернатор Москвы граф Ф.В. Ростопчин и преосвященный Августин. Вдруг оказалось, что собравшееся войско не имеет знамени. По воспоминаниям непосредственного участника событий, М.М. Евреинова, преосвященный Августин «по прибытии к нам, отправился в близь находящуюся тут церковь, именуемую Спаса, что во Спасской, взял оттуда хоругвь, возвратился к нам, отслужил молебен с водосвятием, обошел все ряды, окроплял всех святой водой, произнося: «благодать святого Духа да будет с вами», вручил ополчению сию хоругвь и в напутствие сказал речь, каковые он говорить имел особый дар. Народу было, нас провожавшего несчетное множество, и мы, переменяясь, несли хоругвь сию через всю Москву до Драгомиловской заставы» (1., Стб. 100-101). Свою напутственную речь Августин закончил словами: «Господь сил с вами! Господь поборет по вас» (2., с. 9). 

Конный казак Московского ополчения 1812-1813 гг. Гравюра. Альбом А.В. Висковатова, XIX в. 

Ночь ратники ополчения провели в палаточном лагере за заставой, а на следующий день – тронулись по направлению к Бородину, куда прибыли 4 сентября (23 августа). Через десять дней, в понедельник, 14 (2) сентября поредевшие полки Московской военной силы вместе с основными силами регулярной армии прошли по городу в обратном направлении.  

Рисунок кокарды народного ополчения. 1812 г. 

 

Москва притихла в тревожном ожидании. На обеих Лубянках и Мясницкой царила необычная тишина. Лишь изредка с грохотом пронесется по мостовой к одной из восточных застав лихач-ямщик. Тревога нависла над кварталом, в котором проживали эмигранты-французы, некогда бежавшие в Россию от Французской революции 1789-1799 годов. Никто не выходил на улицу. Боялись погромов. Служивший с 1807 года в католической церкви Св. Людовика аббат Адриан Сюрюг (1753-1812), оставшийся в городе вместе со своей паствой, писал: «Москва стала какою-то обширной пустыней, предоставленная самой себе, без полиции и без всякой власти, так что все пребывавшие в городе, как граждане, так и иностранцы, с нетерпением и страхом измеряли промежуток времени между выходом одной армии и вступлением другой» (3., с. 196-197). 

 

Вступление французов в Москву и первые пожары

Вслед за выходом русских войск из города в Москву вступил авангард Наполеоновской армии. Расположившись в Сенатском дворце Кремля, в 5 часов вечера 14 (2) сентября молодая императорская гвардия установила пост на Кузнецком мосту. По просьбе аббата Сюрюга для охраны находившейся неподалеку французской церкви было направлено пять солдат (3., с. 197). Тем же вечером в Китай-городе загорелся Гостиный двор около Биржи. На следующий день, когда французский император торжественно въезжал в Кремль, разгоревшийся огонь уже охватил кварталы у Кузнецкого моста. Охватывая все новые и новые строения 17 (5) сентября огонь начал угрожать Лубянке и французскому кварталу. Аббат Сюрюг был непосредственным свидетелем обстоятельств, спасших эти городские кварталы от огня, и описал их по живым следам через два месяца после случившегося: «Все жители этого квартала, а также все те, которые приютились в ограде церкви Св. Людовика, видя себя таким образом под огненным сводом, которого одной искры достаточно было для превращения их в пепел, с узлами в руках, готовые с покорностью судьбе принести последнюю жертву, явились ко мне и слезно просили у меня предсмертного отпущения грехов; но я, возбуждая в них бодрость и наставляя возложить упование на Бога, объявил им, что хочу пойти и лично убедиться в опасности. Взяв с собою двух солдат (так как выходить одному было небезопасно), я пошел на Кузнецкий мост среди искр и пламенеющих головень, которые разбрасывались ураганом. Я считал себя уже совершенно погибшим на этом месте, как вдруг отряд гвардии, занимавший здесь пост, является с добытыми ведрами, поливает кровлю этого дома и своей деятельностью предупреждает воспламенение. Крыши соседних домов падают, и огненному вихрю не остается добычи: так уцелел во всем городе только этот единственный квартал. Он заключает в себе: улицу Кузнецкого моста, две Лубянки, почту, банк, Мясницкую, Чистые Пруды и часть Покровки, что между Мясницким бульваром и лавками. Итак, благодаря лишь явному чуду благости Божией, сохранена была наша дорогая церковь Св. Людовика со всем в ней находившимся. С другой стороны она также предохранена была от грабежа, по милости неустрашимой данной ей стражи. Какую благодарность должны мы воздать Богу за Его благодеяние!» (3., с. 198-199). Опасения католиков-прихожан церкви Св. Людовика были не напрасны. Этот небольшой храм на участке между Малой Лубянкой и Милютинским переулком, построенный в 1789-1791 годах был деревянным. Сохранившийся до наших дней каменный католический храм Св. Людовика IX Святого был построен по проекту известного архитектора А. О. Жилярди на месте старого в 1833-1849 годах. 

 

Оберегая дома и церковь своих соотечественников, французская гвардия не щадила Православных святынь. В первые дни пребывания французской армии в Москве была ограблена уцелевшая от огня древняя церковь иконы Божией Матери Гребневской (Гребеневской) на Лубянской площади, построенная в 1472 году в память об успешном походе на Великий Новгород. Церковь находилась перед домом 3 на углу Лубянского проезда и улицы Мясницкой.

Древняя Гребневская церковь на Лубянской площади. Найденов Н.А., 1881 г. 

 

Чудотворная икона Гребневской (Гребеневской) Богоматери стала особо почитаемой после событий, случившихся на Сретенке весной 1611 года, когда стрельцам и пушкарям под предводительством Д.М. Пожарского удалось отбить приступ польско-литовских интервентов. Перенесенная в 1710 году в село Преображенское икона не уберегла храм, построенный в ее честь от поругания в 1812 году. По Москве долго ходила легенда, что икона Гребневской Богоматери вместе с драгоценной ризницей церкви уцелели потому, что были спрятаны в главе храма. 

Гребневская икона Божией Матери в иконостасе Гребневской церкви на Лубянской площади. Фотография. 20-е гг. XX в. (ГНИМА).

 

Священник церкви, Никита Петрович Цветков покинул свой храм перед входом французов в Москву. При церкви оставался лишь дьяк Дмитрий Петрович Розанов, который на протяжении 64 лет беспрерывно исполнял должность причетника. По словам Н.М. Снегирева: Тщетно неприятели вымучивали у него признание где скрыты церковные сокровища: они били его прикладами ружей, рубли саблями; но верный своему дому причетник при виде грозившей ему смерти, не открыл врагам своей тайны. Вся израненная грудь этого 90-летнего старца служила почетным свидетельством его доблести. Враги удовольствовались только расхищением оставшихся в церкви украшений» (14., с. 10). Французы разграбили церковную утварь. При грабеже сильно пострадал устроенный в 1585 году придел Димитрия Солунского с восьмигранной шатровой колокольней, сооруженной над ним в конце XVI века. Во время повторного освящения храма после освобождения Москвы этот придел так и не был возобновлен. Его освятили лишь в 1923 году незадолго до закрытия и сноса храма (1935). 

 

Той же участи подверглась и церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи на Малой Лубянке, с приделами Иоанна Богослова, Николая Чудотворца и колокольней 1740-х годов постройки, стоявшая до ее сноса в 1931 году на месте дома номер 8 Фуркасовского переулка. Во время французского грабежа чудом уцелела древняя икона Нерукотворного Спаса XIV века (4. Т.2., с. 293).

Церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи на Малой Лубянке. Найденов Н.А., 1881 г.

 

Не избежал осквернения и грабительства главный престол храма Святого архидьякона Евпла, построенного в 1750—1761 годах на месте старого, также каменного храма 1657 года постройки. В 1812 году главный престол, освященный в 1753 году, и придельный храм Михаила Архангела находился на первом этаже, а на втором – с 1761 года располагался придел Св. Троицы Живоначальной. Перед входом неприятелей в Москву дьяк Евпловской церкви Петр Иванов вместе с пономарем Григорием Федоровым спрятали церковную утварь в подполье ризницы, однако, их старания не уберегли ризницу от разграбления. 

Церковь архидьякона Евпла на стрелке Мясницкой и Милютинского переулка. Гравюра. Сер. XIX в. 

 

После ухода французов было подробно описано состояние этого храма: «В верхней церкви престол и жертвенник целы и непоколебимы; на них срачицы и одежды невредимы, а святого антиминса не имеется. В нижней церкви престол испровержен, а жертвенник цел и невредим, и святой антиминс отыскан. В обеих церквях большая часть утвари, скрытой причетниками в подполье ризницы разграблена. /…/ Иконостас в верхней церкви и в нем святые иконы целы и невредимы. В нижней церкви иконостас цел; в нем святые иконы целы, кроме некоторых окладов с них. Так, на Спасителе венец серебряный сорван. На левой стороне, на образе Введения Божией Матери два венца серебряные сорваны. На храмовом архидьякона Евпла образе риза серебряная вызолоченная осталась цела, а венец сорван. Часть мощей сего мученика, оправленная в серебро, найдена в церковном сору, впрочем, без оправы. /…/ Церковной вообще суммы было оставлено в церкви 410 рублей государственными ассигнациями, десять рублей серебром и 52 рубля 27 копеек меди, из коей суммы медной только монетой собрано в церкви причетниками 26 рублей, а прочие все унесены» (5., с. 24-25). В 1813 году был заново освящен главный престол Евпловской церкви. 

Церковь св. мучеников Флора и Лавра на Зацепе. Н.А. Найденов, 1881 г. 

 

Уцелела от пожара, но была ограблена мародерами каменная в те времена ещё пятиглавая церковь Флора и Лавра на Зацепе (у Мясницких ворот) с придельной церковью Петра и Павла (1703) и шатровой колокольней. После войны храм был заново освящен и перестраивался в 1836 году. Сохраненный предками после 1812 года храм не избежал общей участи Гребневского и Предтеченского храмов и был снесен в 1932 году в связи со строительством метро. 

 

"Беспардонное войско"

Недаром войско Наполеона называлось в те времена «ратью двунадесяти язык» - двадцати народов. Среди наполеоновских солдат были баварцы, датчане, итальянцы и поляки, прозванные русским народом за жестокость и алчность «беспардонным войском». После вступления неприятелей в город участок между обеими Лубянками и Мясницкой улицей был заселен природными французами. По воспоминаниям современников, в отличие от тех же поляков – французов не поминали лихом в народе: «наоборот, все почти современники утверждают, что они отличались от своих союзников добродушием и сердечной мягкостью, и их не боялись» (6., с. 42-43). Москвичка из простого народа вспоминала: «Надо по совести сказать, настоящие-то французы очень добры; где стащат, а где и своим поделятся. А их пришельцев в народе пуще собак ненавидели: в них жалости нет» (7., с. 48). Расположив караулы у Сретенских и Мясницких ворот, французы зорко следили, чтобы огонь не перекинулся внутрь квартала из Земляного города. 

 

Продолжение пожара 

Но в Земляном городе огонь продолжал пожирать квартал за кварталом. Весь день 16 (4) сентября и всю следующую ночь пылала Сретенская часть. Лишь чуду можно приписать то, что две Никольские церкви, стоявшие здесь, уцелели от бушевавшего вокруг пожара. Огонь обошел стороной одноглавую церковь Николая Чудотворца в Мясниках (Сошествия Святого Духа) перестроенную в 1780-х годах с отдельно стоявшей колокольней 1711-1737 годов постройки. 

Церковь Николая Чудотворца в Мясниках. Гравюра, 1859. 

На генеральном плане столичного города Москвы, составленном в 1813 году и запечатлевшем разрушения, причиненные городу пожаром, участок, принадлежавший этой церкви, отмечен как уцелевший. Накануне Отечественной войны в декабре 1809 года с высокого крыльца этого храма юный поэт А.С. Пушкин впервые увидел проезжавшего мимо императора Александра I. Церковь находилась перед домом номер 39 на Мясницкой улице. Осенью 1928 году все строения церкви были снесены. 

Церковь Николая Чудотворца в Дербеневе (на Ольховке). Фотография отсюда.

Чудом уцелела от пожара 1812 года и церковь Николая Чудотворца в Дербеневе (на Ольховке), построенная в 1711-1715 годах с приделом Св. Сергия Радонежского (1722) и двухъярусной колокольней 1791 года постройки (8). В советское время здание закрытого в 1927 году храма было сильно обезображено. В 1929 году до первого яруса была разобрана колокольня, снесена главка и церковная ограда. Службы в храме были возобновлены в 1994 году. 

 

К утру 17 (5) сентября пожар, испепелявший один за другим Сретенские переулки, добрался до церкви Панкратия, епископа Тавроменийского (Всемилостивого Спаса), близ Сухаревой башни. Сведений о том, насколько пострадала от пожара эта церковь, к сожалению, не сохранилось. Храм, возведенный в камне в 1686 и капитально перестроенный в 1700-1701 годах в стиле барокко с приделом Усекновения главы Иоанна Предтечи 1838 года постройки был снесен вскоре после его закрытия в 1929 году. 

В глубине  виднеется здание бывших Спасских казарм. Фотография отсюда.

В тот же день огонь перекинулся в местность за Земляным городом и выжег Спасские артиллерийские казармы, устроенные при императоре Павле I в городской усадьбе, некогда принадлежавшей графу И.С. Гендрикову. В доме находилась аптека для бедных, во флигеле помещалась типография. Обгорев снаружи и утратив интерьеры, здание казарм было восстановлено после Отечественной войны и с многочисленными перестройками дошло до наших дней (ул. Садовая-Спасская, 1, стр. 1.). 

Церковь Спаса Преображения, что в Спасской, в Москве. Н.А. Найденов, 1881 г. 

 

Перекинувшись на Сухареву башню и повредив левое крыло Странноприимного дома графа Шереметьева, огонь пошел на северо-запад. Загорелись дома на Большой Спасской улице. Непосредственного очевидец событий, надворный советник Алексей Дмитриевич Бестужев-Рюмин вместе со своей семьей был вынужден утром бежать из загоревшегося дома в квартале у Сухаревой башни к церкви Спаса-Преображения Господня, что в Спасской. За этой церковью, построенной в 1698-1701 годах с приделом во имя иконы Тихвинской Божьей Матери (1754) начинались огороды, в которых можно было спастись от пожара и бушевавшего на больших улицах мародерства. По воспоминаниям А.Д. Бестужева-Рюмина на обширном огороде у пруда возле церкви Спаса во Спасской, укрылось несколько групп москвичей погорельцев, численностью около 100 человек. В основном здесь находились женщины. Голод они утоляли овощами, собираемыми с огорода. Через некоторое время сюда забралось два французских грабителя. Они были без сапог, без рубашек. Одежда едва скрывала их наготу. Обнажив тесаки, они требовали сапог и других вещей, в которых сами нуждались. Казалось безумным делом сопротивляться, и потому им отдавали все, чего они требовали. «Пришедшие два мародера, видя, что мы ни малейшего сопротивления их нахальным требованиям не делаем, вздумали раздевать женщин и искать сокровищ в таком месте, где только Алжирские корсеты ищут. Я, боясь, чтобы подобный обыск не был сделан и жене моей, подошел к ним и сказал (по-французски): «Господа, вы можете отнимать у нас все, что хотите, но если вы посмеете тронуть дам или простолюдинок, которые находятся здесь, во имя Создателя, которого вы не знаете, я клянусь бросить вас в эту мутную воду», показывая на пруд. Они с сим словом вложили тесаки свои в ножны и, уходя, ответствовали: «Ах, господин, раз вы так поступаете, то мы ваши покорные слуги… очень покорные слуги», повторили еще и пошли прочь. Вот – герои, овладевшие Москвой!» (9., с. 373). В два часа пополудни загорелся деревянный забор вокруг храма, и огонь перекинулся на кровлю церкви Спаса-Преображения. Погорельцы поднялись и пошли дальше, в Сокольники. Спасопреображенская церковь была отремонтирована и вновь освящена к 1816 году. Этот свидетель пребывания французов в Москве, находившийся на месте дома номер 15 на Большой Спасской улице был сломан в 1937 году. На месте храма была построена школа. После сноса уцелела лишь церковная ограда, перенесенная к церкви Петра и Павла на Новой Басманной и до сих пор радующая глаза случайных прохожих.  

Благословение ополченца 1812 года. Художник: И.В. Лучанинов, 1812 г. 

 

Как писал аббат Сюрюг: «По истечении восьми дней грабеж продолжался в таких же размерах, как и в самом начале; ничто не было пощажено: ни стыдливости робкого пола, ни седина старости. Церкви, оставленные своими настоятелями, были превращены в караульни. Служители, поставленные на стражу Израиля, скрылись или бежали. С самого начала я объявил, что ничто не вырвет меня из среды моей паствы, что угрожающие ей бедствия служат для меня побудительной причиной быть верным ей, дабы оказать ей единственную действительную помощь какая остается для несчастных, подвергшихся стольким ужасам» (3., с. 200). В какой-то степени аббат Сюрюг передал в своем замечании действительное положение дел. Его скрытый намек не вызывает удивления. По соседству с его церковью Св. Людовика находился православный храм архидьякона Евпла. Священник этой церкви Матвей Александрович Добров (1768-1823) служивший в ней с 1784 года отсутствовал в столице в те грозные дни. Известному духовному писателю, священнику Димитрию Ивановичу Ромашкову (1863-?) удалось узнать, что родной сын священника - Николай Матвеевич Добров находился тогда в действующей русской армии. Дело в том, что по указу Московской духовной консистории 16 (4) августа в ряды Московской военной силы призывались церковные причетники, дети священно-церковнослужителей и семинаристы не выше риторического класса. По благословению отца священнический сын вступил в ряды ополчения. Д.И. Ромашков предполагает, что и сам 44-летний священник Евпловского храма в грозу 1812 года вступил в ряды полковых священников. Сложно сказать, что в многотрудном священническом служении может считаться большим геройством: оставаться в обреченной на поругание неприятелем Москве, либо, пожертвовав безопасностью родного сына и отправив его под неприятельские пули, самому осмелиться свершать непосредственное служение на передовой, отпевая убитых, наставляя и напутствуя живых… Так или иначе, после войны М.А. Добров был удостоен славной награды - наперсным крестом 1812-года.  

Наперсный крест 1812 года. Рисунок, 1812-1813 uг. 

 

Интересно, что если русские считали «природных французов» - «лучшими из худших» представителей армии Наполеона, сами французы, остававшиеся в Москве, и эмигрировавшие в Россию из-за Великой Французской революции, удивлялись тому, насколько глубоко проникла развращенность нравов в ряды их послереволюционных соотечественников. В одном из своих писем аббат Сюрюг, между прочим, писал, что: «разврат нынешних французов и других католического исповедания воинов наполеоновской армии превосходит всякое вероятие. По вступлении их в Москву, однажды только, при самом начале достопамятного их там пребывания, три офицера забрели в церковь, где он отправлял богослужение. Вместо благоговения к храму Всевышнего, развалившись на скамейке в неблагопристойном виде с лорнетом в руках, посвистывая, зевали они во все стороны, и, не видя женщин, ушли, оказав всевозможные знаки ругательства и пренебрежения ко всему священному. После сего во все время их пребывания ни один солдат, ни офицер, ни генерал не заглянул в церковь. По изгнании их из Москвы, когда самый сей священник, соболезнуя о сих заблудших овцах, по внушению совести своей решился посетить больницу, в которой оставалось множество больных и раненых [наполеоновских солдат – прим. А.П.], лежавших почти при последнем издыхании, был он к неожиданному удивлению встречен насмешками и ругательством, которые, наконец, превратились в угрозы, и он с опасностью собственной жизни принужден был удалиться и оставить сих несчастных в закоснелом их безверии. – Вот следы французского воспитания!» (10., с. 188). Аббат Сюрюг до войны пользовался доверием и уважением не только у иностранцев, проживавших в Москве, но и у русских. Он был известен в высшем обществе, находился в дружественной переписке с генерал-губернатором Москвы графом Ф.В. Ростопчиным. Сложно сложилась его священническая судьба. Сделав выбор остаться в Москве при своей пастве, наставляя раненых и отпевая умерших пленных солдат французской армии, во множестве оставшихся в московских госпиталях после отступления Наполеона, он заразился от вспыхнувшей среди них эпидемии тифозной горячки и скончался 21 (9) ноября 1812 года. 

 

"Подвиг неустрашимого и самоотверженного героя-пастыря"

Через несколько сентябрьских дней в верхнем Троицком придельном храме приходской церкви Святого Евпла на Мясницкой произошел случай, навечно оставшийся в памяти москвичей и навсегда вписанный в историю России. После 10 (24) сентября к интенданту французской армии Жану-Батисту Варфоломею де Лессепсу с просьбой обратился пленный протоиерей Кавалергардского полка взятый в плен после Бородино. Протоиерей просил разрешения совершать службу в одной из неоскверненных Московских церквей. Лессепс удовлетворил просьбу священника. Выбор пал на неоскверненный французами верхний придельный храм Св. Троицы церкви Святого Евпла. 

Московская Евпловская, на Мясницкой, церковь. Н.А. Найденов, 1881 г. 

На 13-й день после вступления французов в Москву над Большой Лубянкой и Мясницкой, растекаясь в ярком утреннем свете объятого тишиной города, разнесся колокольный благовест. Запуганные, голодные, ограбленные москвичи прислушались: не послышалось ли? - Нет, и вправду впервые после тринадцати дней тишины на колокольне Евпловской церкви раздался перезвон колоколов. Звонили в 108-пудовый колокол, вылитый мастером К.М. Слизовым в 1764 году. Подходя к воротам храма, москвичи могли увидеть объявление на французском языке, прибитое к ним. В нем именем императора французским войскам запрещалось грабить храм и нарушать богослужение. Службу в тот славный воскресный день 27 (15) сентября вел протоиерей Кавалергардского полка Михаил Гратинский. В службе участвовали кроме священника дьяк Петр Иванов и пономарь Григорий Федоров. Во время священнослужения караульные французские солдаты стояли на часах у паперти.  

Протоиерей Кавалергардского полка Гратинский, служащий молебствие в приходской церкви Святого Евпла, в Москве, в присутствии французов 27 (15) Сентября 1812 года. Гравюра, II пол. XIX в. 

 

Каждый год в этот день по все России в церквях праздновали день годовщины венчания на царство благословенного монарха – русского государя Александра I, и молебен, происходивший при большом стечении москвичей из разных районов, был посвящен этому памятному торжественному событию. Громко звучали в храме мольбы о здравии русского императора и всей царской фамилии. Неустрашимый духовный пастырь, окруженный неприятелями, на развалинах Москвы возглашал мольбы о покорении всех врагов под ноги православного царя и просил о даровании ему победы. Все едиными устами и единым сердцем произносили имя Александра I. Горяча и усердна была эта всенародная молитва в храме Божием собравшихся в нем со всех концов столицы русских людей, которые, сознавая свою греховность, единогласно взывали к Господу словами церковной молитвы. До сих пор точно неизвестно, договаривался ли отец Михаил с Лессепсом о том, что во время службы народ будет петь здравие императору Александру I, но, как полагают историки, такое важное событие не могло пройти без особого уговора священника с Ж. Лессепсом, который, в свою очередь, не мог не обсудить эту проблему с самим французским императором. Фактически, мы имеем дело с едва ли не уникальным случаем веротерпимости, проявленной природными французами в оккупированной Москве. 

 

О большом стечении народа говорит и то, что после окончания молебна в течение целого часа москвичи подходили один за другим приложиться к Святому Кресту. Все это время в стенах храма звучало многолетие. Этот исторический торжественный момент богослужения. В последующие дни оккупации колокол Св. Евпла каждый день призывал москвичей к обедне и заутрене. Протоиерей церкви Георгия Победоносца на Красной горке (Тверской р-н., снесена в 1932), Василий Михайлович Полянский, оставивший воспоминания об этом тревожном времени, не раз приходил на его зов, и даже в конце своей жизни, спустя много лет сохранял горячее впечатление тех молитв, принесенных Господу в виду неприятельских знамен и пылающей Москвы (6., с. 42-43). Так, повторим прекрасные слова, сказанные 100 лет назад о богослужении в Евпловской церкви: «Достоин славы и похвалы тот подвиг неустрашимого и самоотверженного героя-пастыря, который нашелся в то страшное для Москвы время в лице отца Михаила Гратинского и который ревностно послужил в деле религиозного утешения московских жителей, выбрав для этого уцелевшую от неприятельского погрома Евпловскую церковь, которая, может быть, свыше, Самим промыслом божиим предназначена была для этой высокой цели. Это обстоятельство живо и наглядно указывает нам на заслуги православно-российского духовенства вообще в Отечественную войну 1812 года. Сколько таких и подобных отцов Михаилов было в то время по всей России!» (5., с. 16-17). Двухэтажный храм Святого Евпла типа восьмерик на четверике в стиле барокко, с колокольней и с широкой обходной галереей-гульбищем стоял у дома номер 2 Милютинского переулка на углу с ул. Мясницкой. Святыня была варварски снесена в 1925-1926 годах. Место, где возвышал свою гордую главу храм Св. Евпла пустует до сих пор. 

 

Дальше по Стромынской дороге, в древнем Красном селе подверглась разграблению Красносельская приходская церковь Воздвижения Честного Животворящего Креста Господня с приделом во имя Тихвинской иконы Божией Матери, возведенная в 1692 году на месте старой деревянной церкви постройки 1625 года. Французы несколько раз грабили церковь, отыскали все тайники, куда была спрятана ризница храма. В эти дни при церкви оставался лишь один причетник, имя которого, к сожалению, история не сохранила. Он слезно умолял грабителей не трогать святые иконы Спасителя, Тихвинской Божией Матери и святого Николая Чудотворца. Тронутые его мольбами, грабители пощадили иконы. После изгнания Наполеона храм восстановили и освятили заново. После того, как в память побед 1812-1813 годов на месте Алексеевского девичьего монастыря (сейчас – р-н Хамовники) было решено возвести храм Христа Спасителя здесь, при Крестовоздвиженском храме был учрежден Ново-Алексеевский монастырь, куда в 1837 году были переведены монахини. В 1857 году храм перестроили и расширили по проекту архитектора М. Д. Быковского. Была возведена колокольня и монастырская ограда с башнями. Обновленный храм получил название: Собор Воздвижения Честного Креста Господня в Ново - Алексеевском монастыре (11). 

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Ольховце (в Красном селе). Фотография автора, 2011 г. 

 

Большой московский пожар 1812 года, охвативший всю местность за Земляным городом от Большой Спасской до Нижней Красносельской улиц, чудом обошел стороной церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Ольховце (в Красном селе), построенную в камне в 1701 году с приделом Усекновения главы Иоанна Предтечи (1730) с колокольней и обширной трапезной 1751 года постройки. Храм был разграблен французскими мародерами, но после окончания Отечественной войны был заново освящен. В ходе восстановления храма в 1816 году основной объем храма получил изящный крестообразный верх в имперском стиле позднего классицизма (4. Т.2., с. 203). В 1838 году по проекту архитектора О.Бове было выстроено новое много­главое навершие храма. Были заново сооружены главы, кресты, шпиль колокольни, ампирная обработка внешних стен и внутреннее убранство, включая великолепный главный иконостас. И поныне этот прекрасный храм стоит по адресу улица Нижняя Красносельская, дом 12. 

 

Начало церковных служб и "земля, пожиравшая своих жителей"

Официальное разрешение на проведение богослужений в московских церквях было распространено по Москве лишь через семь дней – в воскресенье, 4 октября (22 сентября по старому стилю), уже после устройства французами городской администрации во главе с Ж. Лессепсом. В первоочередные задачи, поставленные перед муниципалитетом Наполеоном, входило привлечение окрестных жителей на торг в Москву, и планируемое широкое начало богослужений было продиктовано исключительно практическими соображениями. Открытие нескольких церквей сначала действительно возымело действие на москвичей. Но крупные собрания народа неизменно стали привлекать наполеоновских грабителей. По словам очевидца событий: «Сначала народ оказал самое величайшее усердие, и толпами сходились в церкви; но сие усердие вскоре исчезло от вымогательств всякого рода, коим подвергался всякий, кто попадался на улицах даже среди дня без французского мундира» (12. Т.3., с. 21-22). Ситуация со снабжением армии фуражом и пропитанием становилась все более катастрофической. Как писал аббат Сюрюг, в эти дни «картофель и капуста стали единственным пропитанием для жителей Москвы. Солдат еще имел немного мяса, которое он доставал для себя, похищая из соседних деревень домашний скот и, только рассчитывая на его великодушие, можно было добыть себе какого-нибудь пропитания. Такое управление не могло долго держаться. Беспорядок в войсках, неповиновение солдат, слабость установленных властей, ежедневно возраставший голод, недостаток фуража для кавалерии, невозможность запасаться провизией, всего этого было достаточно, чтобы заставить Наполеона удалиться из земли, которая пожирала своих жителей» (3., с. 200). 

Взрыв Полевого артиллерийского депо и отступление французов

Перед выходом из Москвы последних французских отрядов Э. Мортье, последовавшем в ночь с 20 (8) на 21(9) октября, французами было взорвано Полевое артиллерийское депо у Красного пруда. Взрыв потряс весь восток и северо-восток Москвы. Но отступление французов из города не было окончанием бедствий столичных жителей. Лишь только французы вышли из Москвы, в пятницу, 23 (11) октября в город проникли казаки и многочисленные крестьяне подмосковных деревень. По словам Сюрюга, казаки «забрались и в ограду нашей убогой церкви. К ее настоятелю приходили несколько раз, взяли у него часть серебряной посуды, которая была на столе, сукно, вино, рыбу, овощи… Я считал себя весьма счастливым, что только этим отделался и что не подвергся ни малейшему насилию; другие же лишились своих кошельков. Вообще, грабеж начали московская чернь и жители соседних деревень; они руководили солдатами при открытии секретных складов, они же вводили казаков в дома для совершения грабежа. Я не видел людей неблагодарнее и преступнее этой толпы» (3., с. 201-202). Крестьяне возами вывозили из города брошенное французами барское добро. Несколько дней Москва была отдана на расхищение. 84 драгуна Московской полицейской команды, вместе с ратниками 6-го полка Владимирского ополчения, стоявшие в городе Покров за 100 километров от города, вошли в Москву по Стромынской и Владимирской дорогам только 25 (13) октября.

Обер-офицер и пеший казак Владимирского ополчения, 1812-1813 гг. Гравюра: А.И. Вильборг, II пол. XIX в. 

 

Вступление русских в город

По донесению шефа полицейской драгунской команды, майора Гельмана, временно назначенного полицмейстером города, «имея порученность от господина генерал-майора Иловайского занять должность полицмейстера в Москве, я, вступив в оную, с прискорбием увидел те опустошения, которые учинены врагами, к тому же пожары, грабежи и недостаток в припасах, все сие, соединяясь вместе к несчастью жителей, представляло самое ужаснейшее зрелище: грабители ходили тысячами по улицам города и оных наказано уже более шести сот человек, да еще под караулом содержалось слишком двести человек. Я в то же мгновение первее всего принялся унимать от разграбления оставшееся после неприятеля в целости, наконец, успел некоторым образом сделать сему прекращение и на другой день по вступлении нашем, благодаря Всевышнего, пожары и грабежи были остановлены» (12. Т.1., с. 100). Оставшиеся неприкосновенными от пожара московские дома не смоли поместить в себе всех солдат Владимирского ополчения, о чем рапортовал к М.И. Кутузову их командующий Б.А. Голицын. В Москве расположился только 6-й полк с полицейской командой. Остальные полки были вынуждены разместиться под открытым небом в палатках в окрестностях Москвы. Уже на подходе к городу, по словам очевидца: «по полям близ столицы лежало во множестве мертвых, раздутых лошадей, рогатая скотина (конечно, этот презент остался после французов) и что, идучи, должны были перешагивать и обходить эту падаль, и полагаю оттого последовали по селениям болезни, от коей и мы должны были получать таковые и нести одинаковую участь» (13., с. 421). Действительно, части Владимирского ополчения, расквартированные в городских казармах, в скором времени жестоко пострадали от различных инфекционных заболеваний, и преимущественно тифозной горячки, вспыхнувшей в городе. Шестой полк Владимирского ополчения, на долю которого выпало первому наводить порядок в столице, очень скоро стал недееспособен. Несмотря на протесты командующего Владимирским ополчением, по личному распоряжению графа Ф.В. Ростопчина в декабре 1812 года на смену 6-му полку был переведен 5-й полк полковника Черепанова (12. Т.10, с. 237). Полк был размещен в тех же антисанитарных условиях. Из 2563 ополченцев, числившихся в полку в начале ноября к концу декабря следующего, 1813 года от эпидемии скончалось 793 человека. К моменту роспуска Владимирского ополчения, в 5 полку, ни разу не принимавшем участия в боевых действиях, оставалось чуть больше 1/3 личного состава. Эти факты живо иллюстрируют состояние города в то тяжелое время. 

Командир Московской военной силы (ополчения) генерал-лейтенант граф Ираклий Иванович Морков (Марков) в кругу семьи. Художник: В.А. Тропинин., 1813. 

 

Через год после памятного смотра Московской военной силы у церкви Спаса-Преображения в Спасской, 27 (15) августа 1813 года начальник Московского ополчения генерал-лейтенант граф И.И. Морков в Московском Кремле торжественно возвратил преосвященному Августину две хоругви из Спасского храма, служившие знаменами Московской военной силы. В качестве священного памятника народного подвига они долгое время хранились в ризнице кремлевского Успенского собора. 

Две хоругви Московского ополчения из церкви Спаса-Преображения Господня во Спасской. Гравюра: А.И. Вильборг, II пол. XIX в. 

 

В 1840 году осматривавший их ризничий в «Описной книге» собора сделал запись, слова которой говорят сами за себя: «Две хоругви, из шелковой материи, которая довольно уже обветшала, с изображениями на первой с одной стороны Воскресения Христова, с другой Успения Божией Матери; на второй - с одной стороны Воскресения же Христова, а с другой Святителя Николая. Сии две хоругви в 1812 году находились в ополчении, и первая из оных во многих местах прострелена». 

 

А.Ю. Послыхалин, 2011. При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com.

См. по теме:

Московский Кремль и Красная площадь в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.

Китай-город в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.

Мещанский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев Часть I. Часть II.;
 

Тверской район Москвы (Сретенское благочиние) в 1812 году по воспоминаниям очевидцев;
 

Пресненский район Москвы в 1812 году по воспоминаниям очевидцев.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1.

Разработка, сопоставление карт, графическая визуализация: А. Послыхалин, trojzzza@mail.ru

 

ПРИЛОЖЕНИЕ 2.
Храмы и монастыри Красносельского района Москвы, существовавшие в 1812 г.:
В Белом городе:
Католическая церковь св. Людовика Французского.
В Земляном городе:
Церковь Николая Чудотворца в Дербеневе (на Ольховке).
За Земляным городом:
Церковь Воздвижения Честного Животворящего Креста Господня с приделом Тихвинской Иконы Божией Матери в Красном селе (Собор Воздвижения Честного Креста Господня в Ново-Алексеевском монастыре).
Церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Ольховце (в Красном селе).
Не сохранившиеся монастыри и храмы:
В Белом городе:
Церковь Иконы Божией Матери Гребневская на Лубянской площади.
Церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи на Малой Лубянке.
Церковь Евпла Архидиакона на Мясницкой.
Церковь Флора и Лавра на Зацепе (у Мясницких ворот).
В Земляном городе:
Церковь Николая Чудотворца (Сошествия Святого Духа), что в Мясниках.
Церковь Панкратия, епископа Тавроменийского (Всемилостивого Спаса), близ Сухаревой башни.
За Земляным городом:
Церковь Спаса-Преображения Господня в Спасской. 

 

Исп. лит.
1.Евреинов М. М. Память о 1812 годе: Записка московского ополченца 1812 года М. М. Евреинова // Русский архив. – 1874. – № 1.
2. Высокопреосвященный Августин архиепископ Московский и Коломенский. М. 1895.
3. Письмо аббата Сюрюга, настоятеля Московской Римско-Католической церкви, к своему другу аббату Николю от 10 ноября 1812 года. /Русский архив, 1882, кн. III.
4. Паламарчук П.Г. Сорок сороков: краткая иллюстрированная история всех московских храмов. В 4 т. Т.2. Москва в границах Садового кольца. М., 2007.
5. Ромашков Д.И. К столетнему юбилею Отечественной войны 1812 года Приснопамятная и незабвенная страница из истории Московской Евпловской, на Мясницкой, церкви. М., 1911.
6. Рассказы очевидцев о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой (Е.В. Новосильцевой). М., 1912.
7. Попов А. Французы в Москве. М., 1876.
8. Кедров В. Краткое историко-статистическое описание Московской Николаевской, в Дербенском, церкви, составленное согласно плана Редакционной комиссии по историко-статистическому описанию церквей Московской епархии. М., 1898.
9. Бестужев-Рюмин А.Д. Краткое описание происшествиям в столице Москве в 1812 году./ Русский архив. Год 34-й. 1896. № 7.
10. Сын отечества. № 10, 1812.
11. Токмаков И.Ф. Историческое и археологическое описание Московского Алексеевского девичьего монастыря. М., 1896.
12. Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изданные П. И. Щукиным. Ч. 1-10. М., 1897-1908.
13. 1812 год. Воспоминания воинов русской армии. М., 1991.
14. Церковь Гребневской Богоматери. //Снегирев Н.М. Русская старина в памятниках церковнаго и гражданскаго зодчества. Год 3. М., 1852. С. 10.