[Введение. Часть 1 (1700-1705 гг.).]. Краткое содержание: "Полоняники" в Можайске и Серпухове; распределение военнопленных по монастырям (Воскресенский мужской Ново - Иерусалимский монастырь, Троицкий монастырь, Звенигородский Савво-Сторожевский монастырь, Высоцкий монастырь); военнопленные шведы в Москве; постановка вопроса о размене пленных; пленные в Севской крепости.
После взятия русскими войсками в сентябре
1705 года Митавы, Прибалтийский край временно переставал быть театром военных
действий, который перемещался на границу России и Польши. 14 декабря 1706 года
из Лебедина Петр писал Матвею Петровичу Гагарину по поводу военнопленных взятых
в Митаве и отправленных сначала в Москву: «Ежели швецкой
полон с пушками и знаменами в Москву еще впроважен,
то до указу оной останови весь в Можайску [и о том нам
отпиши, не мешкав], и там вели быть им до указу, и над полонениками
вели смотреть, чтоб не разбежались...» [74].
В 1706 году М.П. Гагарин был назначен «начальным человеком» Сибирского приказа
в Москве, ведал Оружейной палатой и, как видно из документа, заведовал делами
по перемещению военнопленных. Таким образом, Можайск, в связи с переходом
театра боевых действий из Прибалтики, начал играть роль нового места сосредоточения относительно
крупных партий военнопленных в начале второго этапа войны, в некотором смысле, приходя
на смену Пскову и Новгороду.
Взятие Митавы. Медаль, 1705
г.
Можно предположить, что в Можайске военнопленные размещались на территории хорошо
укрепленной городской каменной крепости, отстроенной в 1624-1626 годах.
Возникало предположение, что часть контингента могла располагаться также на
территории Можайского Лужецкого Ферапонтова
монастыря, обнесенного кирпичной оградой с четырьмя круглыми башнями в
1680-1684 годах, однако ни в «Краткой летописи» Архимандрита Дионисия [75], ни в «Можайских актах»
за 1706 год [76]
никаких сведений по этому вопросу не присутствует. Несмотря на это, разрозненные
упоминания о военнопленных шведах в Можайске в разнообразных мемуарных и
документальных источниках довольно распространены.
Можайский кремль, не дошедший до наших дней.
Можайский Лужецкий
Ферапонтов монастырь. Фото: С. Губачев.
В 1707-1708 годах Петр предполагал возможным
удар неприятеля по южному направлению на Киев. Еще 11 мая
1707 года Петр в письме к киевскому губернатору князю Дмитрию Михайловичу Голицыну
ссылался на «подлинные ведомости, что
швед из Саксонии вышел и заподлинно рассуждают, что
он хочет идти к Киеву» [77]. Несмотря на то, что
ожидаемое наступление не началось и в октябре, отдавая распоряжения об
укреплении Печерской крепости в Киеве, в письме от 13 ноября 1707 года Петр
обязывает Д.М. Голицына выслать всех пленных шведов находящихся в Киеве к
Москве [78]. Куда точно в письме не
уточняется, но есть предположение, что новым местом поселения могли служить
Можайск или Серпухов. Отметим, что
согласно этому документу, часть шведских военнопленных размещалась, таким
образом, до 1707 года в Киеве.
Герб рода Гагариных.
8 мая 1707 года комендантом Москвы
назначается начальник Сибирского приказа, князь
Матвей Петрович Гагарин. Ему
поручено ведение работ по отстройке после пожара 1702 года Кремля, и укреплению
защитных сооружений Китай-города. Такое назначение было оправдано практическим
опытом М.П. Гагарина по организации масштабных строительных работ, который он получил осуществляя
надзор за созданием шлюзов, соединяющих Волгу и Дон. Прямых сведений о
возможности использования труда шведских военнопленных в деле воздвижения
фортификационных сооружений в Москве в 1707 году нам найти не удалось. Но можно
предполагать, что этот факт имел место, несмотря на то, что точное указание на
использование труда шведов в деле создания фортификационных сооружений в Москве
относятся к более позднему времени, а именно к августу 1709 года: «Сегодня ожидают прибытия в Москву четырех
тысяч пленных шведов. Их распределят между русскими дворянами, поручив этим
лицам содержать их и употреблять на фортификационные работы вместо такого же
числа крестьян, которых до сих пор приказано было выставлять с тою же целью» [79]. Основная масса
свидетельств о привлечении шведских пленников к строительству в Москве
относится к 1710 году. Будучи комендантом Москвы М.П. Гагарин был обязан
уделять большое внимание проблемам военнопленных. По донесению Витворта от 25 августа 1708 года в доме Гагарина в Москве
располагались сановники шведской службы. По биографическим данным, «Размещение
в 1708-1709 гг. пленных шведов в Можайске, Серпухове и подмосковных селах и
деревнях, назначение их к городским работам и приглашение на русскую службу
также возложено было на князя Гагарина» [80].
Карл XII.
Портрет XVIII в.
28 января 1708 г. Карл XII вошел в Гродно, а
оттуда двинулся в Сморгонь, где пробыл с начала февраля до середины марта. В
русской ставке не знали о дальнейших намерениях шведского короля. Одним из
возможных направлений дальнейшего наступления шведской армии мог быть путь на
Смоленск – Можайск – Москву. Только 17
марта 1708 г. Карл XII выходит оттуда, и на другой день, 18 марта, он уже в Радашковичах, где и остается целых три месяца. Из Радашковичей путь армии продолжился
шел через Минск (начало июня), Березину, Головчин (3 июля 1708 г.), Могилев. Из
Могилева (все время имея в виду дорогу
Смоленск—Можайск—Москва) Карл XII прошел через Чериков в Стариши
(10–15 сентября). Здесь было решено, не теряя из вида возможное московское
направление наступления, идти на Украину. Карл XII повернул армию на юг.
Шведское
знамя в экспозиции выставки «Совершенная виктория: к 300-летию
Полтавского сражения» в Государственном Эрмитаже. (Санкт-Петербург, 2009).
Распределение шведских военнопленных по монастырям. Ставка Петра I
без сомнений, внимательно анализируя передвижения армии шведов, принимала
решения об изменении размещения военнопленных. Так, остатки размещенного в
конце 1706 контингента военнопленных, взятых в Прибалтике, срочно переводится
из Можайска следующим распоряжением. 28 декабря 1708 следует письмо М. П.
Гагарину: «О рассылке шведских пленных из Можайска по монастырям…». В нем Петр I
пишет: «Господин полковник и комендант. Полону шведскому в Можайску быть опасно, чтоб не разбежались, того
для разошли оных по монастырям, а именно: офицеров, вышних и нижних, также
пушки, и знамена и некоторую часть рядовых в Воскресенской, а достальных рядовых, разделяя, послать в Троицкой и
Савинской монастыри» [81]. Размещение военнопленных по монастырям, во многом было
обусловлено не только простым отсутствием хорошо укрепленных, в
том числе и защищенных от неприятеля мест для содержания довольно крупных групп
рядовых. Думается, что такое решение было так же обусловлено нехваткой времени
и средств на переброску их в сибирские города, невозможностью распорядиться как
по вопросам содержания, охраны, так и по
вопросам использования труда военнопленных в Сибири. Конечно, при этом на
монастыри налагались во многом несвойственные им пенитенциарные формы
общежития. Практика заключения или ссылки в монастыри единичных частных лиц, хоть и была распространена до
сих пор, но не могла сравниться с формой массового заключения. Монастырь как геостратегическая опора государства и веры, имея серьезное
значение особого оборонительного сооружения во времена Великой смуты, был призван
сдерживать неприятелей изнутри своего периметра. Но в этот новый для
государства период произошла определенная инверсия понятий. Теперь монастыри
сдерживали натиск ино-конфессионального неприятеля не
извне, а изнутри своих стен. Очевидно,
монастырский уклад подвергался
серьезному испытанию этими обстоятельствами, и, во многом, поэтому мы не всегда
можем обнаружить в монастырских хрониках факты присутствия военнопленных на
территориях тех или иных монастырей, несмотря на то, что об этих фактах свидетельствуют
прямые государственные указы и личные распоряжения Петра I.
Воскресенский мужской Ново - Иерусалимский монастырь. Фото: А. Щербаков.
В Воскресенский
монастырь, как видно из письма, был направлен для содержания офицерский состав
с пушками и знаменами как важными трофеями. Воскресенский мужской Ново - Иерусалимский монастырь,
исторически - ставропигиальный, находящийся на западе Московской области
поблизости от города Воскресенск (с 1930 – г. Истра), был подчинен непосредственно патриарху церкви.
Подробное «Историческое описание Ставропигиального Воскресенского Новый
Иерусалим именуемого монастыря, составленное по монастырским актам настоятелем
оного архимандритом Леонидом» [82] прерывается на тяжелых
временах, наступивших для монастыря с возобновления Петром I
Монастырского
приказа в 1701 году. Схожая ситуация наблюдается и с отсутствием источников по
описываемому периоду и в других случаях.
Русские расписные печные изразцы XVIII
века.
Известно, что Ново-Иерусалимский монастырь
благодаря связанному с его керамической мастерской расцвету полихромного
изразцового производства занимает особое место в истории русского искусства.
Начало мастерской относится еще к Никоновскому времени
(после основания монастыря в 1656 г.) и связано с именами Игнатия Максимова -
белорусского мастера из Валдайской Иверской обители и мастера Степана Полубеса. Возглавлял производство Петр Заборский.
Наряду с плоскими изразцами было налажено производство объемных деталей
карнизов, колонн, наличников, деталей иконостасов. Мастера использовали
полихромные изразцы в оформлении многих московских храмов, например церкви
Успения на Таганке и церкви Григория Неокесарийского на Большой Полянке.
Ново-Иерусалимский монастырь был первым, но не единственным архитектурными
памятником, целиком украшенным изразцами. Считается, что
будучи знакомым с образцами монохромной плоской делтфской
керамики, Петр I пытался, внедрив ее
производство в одну из старейших мастерских по производству цветных фигурных
изразцов, - с течением времени вытеснить последние. Так это или нет, но вскоре после Полтавской битвы, именно сюда, в Ново-Иерусалимский монастырь
были присланы два пленных шведа – Ян Флегнер и Кристан для организации там производства гладких расписных
изразцов. По словам известного исследователя изразцового
искусства С.А. Маслиха, сделанные шведами образцы не
получили высочайшего одобрения, что послужило поводом для последующей отправки
в Голландию учеников для обучения «кафельному делу» [83]. В приказе от 5 августа 1710 года говорилось: «…ныне сделать немедленно шведским манером
печных изразцов гладких белых, а по ним травы синею краскою… из добрые земли, а
не с такие, что образец
казали, чтоб были в деле чисты, 10 печей» [84]. По словам ведущего научного сотрудника музея
«Новый Иерусалим» Л.М. Чернениловой: «Ян Флегнер с 1732
года работал на заводе А.Г. Гребенщикова, который был одним из крупнейших
производителей расписной керамики» [85]. Упомянутый
завод, основанный в 1724 году в Москве сумел запустить производство лишь
к 1740 году.
В свете того, что в керамической мастерской Ново-Иерусалимского монастыря с 1709 года работало, по крайней мере, два
шведских пленных мастера, обращает на себя внимание воспоминание Ф.Х.Вебера о
его посещении Воскресенского монастыря 10 марта 1714 года: «10-го марта я отправился в
Воскресенский монастырь, в сопровождение 8 драгун и одного капрала, данных к
услугам моим. В этот монастырь
стекается множество богомольцев, и он у них в большом уважении, потому что
патриарх Никон устроил его внутри по образцу Св. Гроба Иерусалимского, самым
точным образом, сообразно его величине, украшению и всем вообще
принадлежностям, при посредстве нескольких искусных мастеров-
строителей, которых он нарочно для этого посылал в Иерусалим; и сооружение это
стоило громадных издержек. Монастырь находится в 8 милях от Москвы, окружен
большою, высокою каменною стеною и рекою, обильною рыбой. Внутри, по стене
кругом, расположены кельи для 80 иноков, и там же помещаются 4 пленных шведа,
именно два главных лейтенанта, один генерал-адъютант и один тайный секретарь Цедергельм. Пока я был в монастыре, их не выпускали из
комнат, но во всякое другое время им позволяют ходить на охоту, в сопровождении
стражи» [86]. Среди пленников
упомянут секретарь шведской королевской канцелярии Йозиас
Цедергельм [87], помощник графа К. Пипера. Таким образом, можно предположить, что начиная с 1708 года Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь был предназначен преимущественно для содержания представителей офицерского
состава и двух мастеров-керамистов приставленных к
мастерской. В дальнейшем, после победы в битве при Лесной 28
сентября (н.с. 9 октября) 1708 года пленные, взятые в результате победы были
также размещены здесь, в Новоиерусалимском монастыре [88],
откуда позднее были переведены ближе к Коломенскому для участия в торжественном
шествии по случаю Полтавской виктории в Москве. Подробнее об этом –
ниже.
Свято-Троицкая Сергиева Лавра.
В отличие от Воскресенского, в Троицкий и Савинский монастыри в
начале 1708 года были направлены части рядовых пленных. Троицкий монастырь, или
Свято-Троицкая Сергиева Лавра (статус и наименование Лавры монастырь получил по
указу Святейшего Синода 1744 года) долгое время сохранял значение крепости. Во
время стрелецкого мятежа 1685 года сюда удалились цари Иоанн
и Петр. По свидетельству Сильвестра Медведева, -
очевидца событий, оружия в монастыре было довольно много: «велика сторожа и караулы стенные учинили и по причинным (опасным)
местам пушки и всякое ружье ко спасению и на оборону
установили и всякой полковой строй учинили» [89]. Как пишет исследователь
вопроса В.П. Зубов: «Позднее,
в 1710-1711 гг., Петр занимался устройством бастионов вокруг монастырской
ограды, возложив эту работу на пленных шведов и, очевидно, памятуя о той
защите, которую он нашел в монастыре» [90]. Надо добавить, что
сооружение бастионов у угловых башен крепости было продиктовано необходимостью
размещения новейших для того времени артиллерийских орудий, которые не могли
быть размещены на стенах и башнях, возведенных ранее.
Звенигородский Савво-Сторожевский
мужской монастырь.
Саввинский монастырь (Звенигородский Савво-Сторожевский мужской монастырь) расположенный к
западу от Звенигорода, став Лаврой около 1652 года, был возведен как крепость в
1656 году. Еще 1649 году недалеко от монастыря были заложены два кирпичных
завода. С. Смирнов писал: «Строители
имели перед собой классический образец крепости Троице-Сергиева монастыря, но
создали совершенно своеобразную крепостную
архитектуру. Ансамбль этот камерный. Он не поражает ни высотой или шириной
стен, ни колоссальными размерами башен. Здесь все приобрело более миниатюрные
формы, да и сама площадь монастыря значительно меньше Троицкого. В 1682 году,
во время стрелецкого бунта, поднятого князем Хованским, цари Петр и Иван
Алексеевичи вместе с царевной Софьей и царицей Натальей Кирилловной нашли здесь
временное убежище» [91]. У амбразур стен, на
галерее боевого хода с внутренней стороны крепости, были установлены пушки. В
1674 году царь Алексий Михайлович в порядке управления сравнял Саввин монастырь с Троице-Сергиевым
и повелел перевести в его стены судное и «расправное»
делопроизводство. При царе Федоре Алексеевиче дела его были переведены в Приказ
Большого Дворца, который заменил собой Приказ Тайных Дел. В 1690-х годах
монастырь, вместе с приписными к нему обителями, был подведомственен Мастерской
(или Мастеровой) Государевой Палате. В 1700 году царь Петр I перевел все дела
обители и приписных монастырей в Посольский Приказ. По данным 1705 г. в подмонастырной слободе находилось 130 дворов разных чинов
людей и 10 пустых дворов даточных, то есть взятых на военную службу из крестьян
или посадских людей солдат. При монастыре располагались конюшенный, гостиный и садовенные дворы. К сожалению, документальных следов
пребывания пленных шведов в 1708 году обнаружить не удалось.
Фрагменты крепостной стены Серпуховского кремля, разобранной в 1934 году для
строительства первой линии Московского
метрополитена. Фото: А. Шурыгин.
В связи с неопределенностью в понимании
дальнейших действий армии Карла XII и его возможном
движении к Москве, еще в 1707 году Петр отдал распоряжение «Городы: Серпухов, Можайск, Тверь по
возможности укрепить и полисадировать» [92]. В Серпухове пленные
шведы могли быть расположены на территории серпуховского кремля или «острога».
Кроме того, шведские пленные могли содержаться на территории укрепленного
мужского Высоцкого монастыря под Серпуховым.
Высоцкий мужской монастырь.
Военнопленные шведы в Москве. В 1708
году при разделении государства на губернии (18
декабря (29 декабря по новому стилю) 1708 года) московским губернатором
был назначен Тихон Никитич Стрешнев, тогда как М.П. Гагарин оставался
московским комендантом. Тихон Никитич был руководителем
важнейшего Разрядного приказа, ведавшего военными делами еще в 1701 году,
руководил страной во время заграничной поездки государя, собирал солдат и
комплектовал новые русские полки после нарвского поражения. Часть дел,
связанных с пленными, располагавшихся в
пределах Москвы и области легла, как видно из дальнейшей переписки, и на его
плечи. К началу 1709 года относится
интенсификация переговоров о размене военнопленных. В марте 1709 года со
шведской стороны были присланы в Воронеж (где в то время находился Петр)
посланники во главе с Генерал-аудитором Клингстерлоном
для начала размена. Но как отмечает И. Голиков, никакого постановления принято
не было [93]. Однако 15 января Т.Н.
Стрешнев рапортовал Петру о присланной из Стокгольма партии русских пленных для
начала дальнейшего размена [94]. 26-27 января 1709 года
Петр писал Т.Н. Стрешневу: «Против посланной при сем росписи извольте для размены прислать сюда из
шведских полоняников офицеров толикое ж число из
старого полону и выбрать, чтоб были не лучшие, но которые старые и увечные, а
рядовых старово же полону ста два или три, кои плоше» [95]. Т.Н. Стрешнев отвечал
Петру 4 февраля об исполнении приказа: «…выбрал их, кои плоше,
нижних чинов 140 человек, а к
тому в двусотное число выбрал 60 человек из первой статьи,
которые плоше ж; а за тем на Москве осталось 177
человек, в том числе офицеров 46, опричь нынешнего году полону (имеется в виду
1708 год и шведы плененные при Лесной 28 сентября 1708
года – А.П.). А в городах, которые есть, и те их лучше, для того по них не
послано. И тех остаточных, которые на Москве и в городах, в трехсотное
число изволишь ли посылать?» [96]. Таким образом, в конце
1708 – в начале 1709 года на территории Москвы размещалось 331 человек рядовых
шведских военнопленных и 46 офицеров, взятых в плен до битвы при
Лесной в сентябре 1708 года. В окрестностях Москвы, «в городах» сверх
означенного количества так же было размещено небольшое их количество.
Портрет Тихона
Никитича Стрешнева.
Неизвестный художник. Нач. XVIII в.
Постановка вопроса о размене пленных. Дипломатическая часть дел о размене
военнопленных легла на плечи канцлера Гавриила Ивановича Головкина, с 1706 года
возглавлявшего Посольский приказ и ведавшего сношения с иностранными державами.
Г.И. Головкин ознакомившийся в апреле с
предоставленными шведской стороной пунктами о размене военнопленных, изложил ряд
вопросов в своем донесении Петру от 4 мая. Среди них содержались вопросы, хочет
ли шведская сторона «определить
как поступать при размене тех чинов, которых на другой стороне не случится, и
почему за вышние чины нижних давать» [97], последовало предложение
о назначении с обеих сторон особых комиссаров по размену военнопленных. 9 мая
1709 года Петр писал Г.И.Головкину: «Что
же король желает и министры приказывали, чтоб несколько офицеров и рядовых
отпустить, и тем бы сие начать. И для сего я еще зимою писал
к Москве о полонениках, и оные привезены в Севск,
которые и ныне в Севску с подполковником Незнановым, которых всех или половину
ныне велите отпустить для размены чин на чин» [98]. Из письма видно, что отобранная Т.Н. Стрешневым
часть военнопленных, предназначенных для размена была переведена из Москвы
южнее, а именно в Севск под Брянском, находившийся
в составе Киевской губернии до 1727 года. Здесь военные содержались в старой Севской крепости.
Портрет государственного канцлера графа
Гавриила Ивановича Головкина.
Художник:
И. Никитин. 1720-е годы.
Пленные в Севске. Интересно, что Севск и ранее
служил местом охраняемого содержания ссыльных и пленных. Именно сюда в 1683
году были
сосланы стрельцы, участвовавшие в заговоре царевны Софьи против Петра I. В 1697 г. Петр I распоряжается
о ремонтных работах в Севской крепости, для чего
посылает туда некого "бранденбургского инженера". В 1697-98 годах
было составлено подробное описание севских
укреплений, которые состояли из Городка (также Малый, или Первый
город), "Большого города" (он же Второй город) и Оболонья
(посада). Укрепления «острога» состояли, как и в других городах в виде вала
покрытого дерном, на котором был установлен остроконечный бревенчатый частокол
с башнями. У главных проездных ворот Оболонья в 1701 г. была
сооружена деревянная церковь Петра и Павла. Вокруг нее разместились 200 дворов
впервые упоминаемой в связи со строительством церкви Новоселебной
солдатской слободы. Тогда же южнее города на берегу речки Сосница возникла еще
одна слобода, в которой находились военные кавалерийские школы рейтар и драгун
(ныне д. Рейтаровка). В 1708 году возобновляются
работы по укреплению старых валов и стен Городка и "Большого города".
«Земляной вал последнего был повышен и
укреплен бастионами, старые башни при этом сохранили. Инженерными работами
ведал иностранный инженер Вилим Фробоз,
а "по наряду" работал Василий Корчмин. На
строительстве было занято 2471 человек и 980 подвод, собранных со всей Комарицкой волости» [99]. По данным переписи 1711
г., население Севска насчитывало 8336 человек, дворов было 2007. Священник
Иоанн Лукьянов писал: «Град Севск стоит на реке Севе, град деревянный; другой острог
дубовый, третий земляной; град хороший Севск вельми; ряд и торги хороши, а люди
в нем живут все служилые, мало посадских, и московские есть стрельцы...» [100]. Большой пожар 1718 г.
уничтожил почти весь "Большой город", его стены и башни, все казенные
здания, многие "лавки в рядах и харчевни", жилые дома "без остатку" и две церкви -
Пятницкую и Знаменскую. С этого времени крепостные сооружения постепенно
приходят в запустение. Точных данных о размещении пленных в пределах города
нами не обнаружено, но вполне моно
предположить, что их могли содержать в острогах Большого города.
Жалованная грамота
канцлеру Г.И. Головкину на вотчину.
Титульный лист. 1711 год.
Шведская сторона, по-видимому, медлила с
ответом на вопросы, представленные Г.И. Головкиным. Находясь в обозе от Полтавы,
Г.И. Головкин писал в донесении от 22 мая: «Что же принадлежит о взятье
из Севска шведских полоняников сюда для размены, и о сем мы с князем Меншиковым
советовали и рассудили впредь до получения от Пипера
ответу тем поумедлить, ибо здесь при армии и без тех
немалое число шведских полоняников обретается, которым мочно
начало размены учинить и потом, ежели потребно будет, и вышепомянутых
из Севска немедленно взять. А ныне с вышеписанным прапорщиком послали
двух шведских офицеров на размену нашим, тамо в плене
будучим, таких же чинов офицеров. И кого они
вместо их отпустят и как в том поступят, по тому, увидя их склонность, так
будем и поступать» [101]. Вся хитрая операция касалась в те времена
лишь размена представителей офицерского состава. Нельзя сказать, что в ней отсутствует
военная смекалка вместе с особым военным прагматизмом. Письмо Петра к Т.Н.
Стрешневу за №3021, писанное еще 26-27
января 1907 года свидетельствует о попытках Петра устроить неравноценный размен [102]. Так или иначе решение вопроса о размене даже
офицерского состава оставалось в подвешенном состоянии и в следующем, 1710
году.
Конечно, во многом пристрастно и по своему обыкновению несколько
патетично И.И. Голиков описывает сложности, возникшие в июне 1710 с разменом
военнопленных: «Его Величество сколь ни
свято во всю жизнь свою сохранял данное при условиях слово свое, как то доказал
он и при всех до того сдававшихся на аккорд городах; но видя со стороны Шведов
все тому противное, и что все его снисхождения к их пленным не облегчали участи
его пленных; а домогательства его о размене их и об
освобождении содержимых в неволе взятых под Нарвою за условием Генералов его,
и также резидента его Князя Хилкова (хотя за него и давно уже отпущен был их
Резидент Книпер-Крон и Тайный Королевский Секретарь Дибен), и захваченных против народного права в Швеции
Российских купцов с их товарами и имением, не только презрены, но были
еще причиною к вящему отягощению их неволи; и сверх того все отпускаемые
Монархом на пароль пленные Шведские офицеры, с обязательством за себя
высвободить русского офицера, или самим возвратиться, употреблялись паки против
России, не помышляя о своих обязательствах. На все эти несправедливости
сколько ни жаловался Государь всем Державам, и сколько оные Державы ни ходатайствовали о размене Российских пленных:
все то, однако, было тщетно, … все сие Великому Государю было безмерно
чувствительно» [103].
В то же время весной 1709 года,
по всей видимости, благодаря действиям канцлера Г.И. Головкина были достигнуты
определенные договоренности, облегчавшие положение пленных, размещенных в
пределах Москвы и области. Напомним, что указом 1707 года Петр запрещал
Стрешневу выдачу кормового довольствия пленным шведам. 2 апреля 1709 года Петр
писал Т.Н. Стрешневу: «Предложено
ныне с стороны шведской дать полоняникам на Москве,
которые деньги хотят они исправно заплатить нашим задержанным и в плене будучим у них людям. И того ради раздать всем пленным шведам
по определенной росписи из тех денег, которые довелись
послать в Свею на дачу нашим, тамо
в плене обретающимся. И что тех денег им, шведом, дано будет, в том взять у них
у всякого порознь расписки за руками. И оные подлинные расписки прислать к
господину Головкину» [104]. Стрешнев отвечал об исполнении приказа 23 апреля 1709 года [105]. Тем не менее, положение
разных слоев шведских пленных в Москве оставалось не менее затруднительным.
Сложилась несколько парадоксальная ситуация, о которой губернатор Т.Н.
Стрешнев писал Петру из Москвы уже после
Полтавской баталии, 21 сентября 1709 года: «Прежних
присылок по Москве шведов офицеров 103, нижних чинов 898. И нижних чинов
работают и тем кормовые деньги дают, а офицерам не дают, и им, офицерам,
удобнее быть в городах, и о сем как изволение. А на Москве они живут не смирно,
а в городах смирнее, а иных московских и смиряли. Раб твой Тихон Стрешнев» [106]. Таким образом, вопрос
об обеспечении кормовыми деньгами рядовых военнопленных решался «сам собой» за
счет привлечения их на строительные работы М.П. Гагариным, городские
хозяйственные службы, привлечения к частным хозяйственным работам за
определенную мзду. Соответственно решался вопрос о денежном довольстве шведских
военнопленных, перешедших на русскую службу. По крайней мере, до сентября –
октября 1709 года вопрос о денежном довольстве офицерского состава,
находящегося в плену не был решен ни с российской ни
со шведской стороны, что вызывало естественный протест среди этой социальной
группы военнопленных, конечно, не желавших поступать в общегородские
хозяйственные работы наряду с рядовыми военнопленными. Как верно отмечает Г.В. Шебалдина: «… заслуга преодоления всех трудностей, вставших
на пути каролинов (шведских военнопленных – прим. trojza), принадлежала прежде всего конкретным людям, а
не явилась результатом совместных усилий русского и шведского правительств» [107].
Продолжение следует здесь.
При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com
[74] Сборник русского исторического
общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 118.
[75] Краткая летопись Можайского Лужецкого
второклассного монастыря с 1408 по 1892 год. М. 1892.
[76] Можайские акты 1506-1775 гг. СПб. 1892.
С. 303.
[77] Сборник русского исторического
общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 84.
[78] Сборник русского исторического
общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 86.
[79] Сборник Русского исторического
общества. Т.50. СПб.1886. С. 233. Донесение Уитворта Бойлю от 17 августа (н.с.
28) 1709 года.
[80] Половцов А.А. Русский биографический
словарь. Интернет-издание: http://www.rulex.ru/xPol/index.htm?pages/25/588.htm
[81] Сборник Русского исторического общества.
Т.11. 1873. С. 119.
[82] Чтения в императорском обществе истории
и древностей Российских при Московском университете. Т.3. Сентябрь. М. 1874. С.
113
[83] Маслих. С.А. Русское изразцовое
искусство XV-XIX веков. М. 1983. С. 26.
[84] Цит. по: Султанов Н.В. Изразцы в
древнерусском искусстве. // Прохоров. Материалы по истории русских одежд и
обстановки жизни народной. СПб., 1885, Т.4.
[85] Черненилова Л.М. Русский изразец на
примере памятника архитектуры Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря.
Электронная публикация:
http://www.pottery.ru/index.php3?&mode=1&id=3314
[86] Записки Вебера Ч. 3 // Русский архив. №
9. 1872. С. 1373
[87] См. напр.: Шебалдина Г. Несостоявшееся
посредничество (дипломатические нравы эпохи Северной войны). Электронная
публикация: http://www.strana-oz.ru/?numid=43&article=1665
[88] № 3529//Письма и бумаги императора
Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С. 475.
[89] Сильвестр
Медведев. Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве
// Чтения в Обществе Истории и Древностей Российских, 1894. Кн. 4. С. 114.
[90] Зубов В. П. Архитектура Троице-Сергиевой
Лавры. Исторический очерк // Троицкий сборник. № 2. Сергиев Посад, 2002
[91] Смирнов С. Историческое описание
Саввино-Сторожевского монастыря. М., 1877.с.25, 50.;
[92] Соловьев С.М. История России с
древнейших времен. Т.15. Гл.IV.
[93] Голиков И. Деяния Петра Великого Т. IV,
150. 1838.
[94] Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.637.
[95] Письмо № 3021 //Письма и бумаги
императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.54.
[96] Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.637.
[97] Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.878-879.
[98] № 3187 // Письма и бумаги императора
Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.176.
[99] Свод памятников архитектуры и
монументального искусства России. Брянская область. М. Наука 1997
[100] Путешествие в Святую землю священника
Ивана Лукьянова московского жителя церкви Покрова Богородицы. 1711. // Русский
архив. 1866. Вып. 2.
[101] Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.880.
[102] К Тихону Никитичу Стрешневу С.
54(РГАДА, Кабинет П.В., отд.I, Тетради Зап. Л.12/18. Список.)
[103] Голиков Т.IV С. 112.
[104] №3147//Письма и бумаги императора
Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.140.
[105] Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.795.
[106] Письма и бумаги императора Петра
Великого. Т.9. Вып.2. М.-Л. 1950. С.971.
[107] Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные
в Сибири. Первая четверть XVIII века. М. 2005. С. 15.
