19.03.2013

Труд и быт шведских военнопленных в России

[Введение. Часть 1 (1700-1705 гг.). Часть 2 (конец 1705-середина 1709 г.). Часть 3 (II пол. 1709-1710 гг.). Часть 4 (II пол. 1710-1720 гг.).]. Краткое содержание: Вступление в гражданскую службу; частное предпринимательство в среде старших чинов офицерского состава; науки и искусства; использование труда военнопленных нижних чинов на строительных работах; горно - рудное дело и химическая промышленность; оружейное дело; Труд пленных в поместно-вотчинном хозяйстве.



Переходя к обозрению сфер использования труда шведских военнопленных в России, следует отметить, что материальное положение офицеров и приравненных к ним статских служителей существенно отличалось от положения рядового состава.  Согласно общепринятому порядку их должно было содержать их собственное правительство. Ведал этим снабжением специально созданный в 1709 году в Москве по распоряжению Карла XII Фельд-комиссариат [163]. Однако, по большей части нерегулярное снабжение кормовыми деньгами офицерского состава, особенно расположенного в далеком сибирском крае заставляло шведских пленников полагаться больше на собственную энергичность и предприимчивость, умения и навыки, коммерческую хватку. Что же касается форм использования труда рядовых, нижних чинов и многочисленных групп гражданского населения завоеванных провинций, - они были настолько разнообразны, что вряд ли даже отдельное специальное исследование могло бы взять на себя смелость отразить все эти формы. Поэтому мы намеренно опускаем приведенные выше упоминания о труде военнопленных, к примеру, в судостроении, рассматривая наиболее характерные и массовые формы применения труда пленных. 

Вступление в гражданскую службу. Исследователями не раз отмечена интересная ситуация: в более затруднительном положении оказались профессиональные военные, большую часть своей жизни участвовавшие в военных походах и по тем или иным причинам не вступившие на русскую военную службу. Последним приходилось полагаться  только на помощь из Швеции.  Отдавая себе отчет, что среди этого контингента присутствует достаточно много европейски-образованных офицеров, использование опыта и образованности которых могло бы послужить на благо государства, Петр I не раз подчеркивал в своих указах возможность их вступления в гражданскую службу при учрежденных Коллегиях. 
  Яков Вилимович Брюс (?) (1669-1735). 

В донесении к Именному указу Петра I «О приглашении Шведских пленных вступить в гражданскую службу при Коллегиях» от 9 августа 1717 года (ПСЗРИ № 3101) Я.В. Брюс особенно оговаривает условия этой службы. Обещая «довольное жалование», он подчеркивал: «им довлеет подтвердить о представлении оным сей службы, что она есть гражданская, а не военная, в которую некогда употреблены будут, но в Коллегиях вышереченных чинами и далее пожалованы и награждены будут Его Государевым жалованьем по состоянию и искусству своих дел, и по скончании войны, ежели кто и не похочет, отпущены будут в свое отечество» [164]. В то же время указом было запрещено назначение каролинов, принявших русскую присягу на службу в Московской и Сибирской губерниях. Отметим, что поступление на службу позволяло выйти из статуса военнопленных и, конечно, поправить свое материальное положение. Несмотря на это довольно выгодное предложение, желающих  вступить на гражданскую службу России нашлось недостаточное количество, что вызвало к жизни повторное приглашение, выраженное  в Именном указе от 18 декабря 1718 года данном поручику гвардии князю Хованскому (ПСЗРИ, № 3259): «ежели которые из них не похотят, - сказано в Указе, - то обещай им некоторую награду и притом обнадежь их  Нашим именем, что они конечно ни в какую воинскую службу употреблены не будут, и как скоро с ними договоришься, то их и при них багаж и людей их привези сюда в Санкт-Петербург немедленно» [165]

Надо отметить, что и в этом случае ожидания Петра на массовый отклик на его приглашение не оправдалось. Причины недоверия пленных к предложению русского правительства более подробно описаны в записках Ф.Х. Вебера: «Тем иностранцам, которые приглашены были на царскую службу в коллегиях, было предписано, чтобы они прямо и немедленно объявили, желают ли они обязаться пожизненно служить у царя. Многие из них не захотели принять это условие и просили об отпуске их, по окончании договорного срока, на который они поступили. Большинство, впрочем, напротив, будучи Шведскими вассалами и пленными, согласились на предложенное им условие, так как, по предстоящему заключению мира, одни из них могли подвергнуться строгой ответственности по возвращении в отечество, а другие не предвидели в нем для себя никакого лучшего положения» [166]. В другом месте он отмечает: «458. Шведские пленные, которые призваны были из Сибири в Петербург на службу, в учрежденные вновь коллегии: военную, государственную, юстиц-коллегию, финансовую, адмиралитетскую, горнозаводскую и в другие, жили надеждою, что получат полную свободу, или же, по взятии с них присяги, они будут помещены в Лифляндских имениях» [167]. Анализируя действительные причины, побудившие каролинов принять такое решение, Г.В. Шебалдина справедливо отмечает: «Первой и, вероятно, самой существенной причиной были тяжелые условия плена, полунищенское существование, обрекавшее на голодную смерть, отсутствие достаточной и регулярной помощи из Швеции. Особенно трудно все это было пережить представителям офицерского сословия и статской знати. Рано или поздно для большинства из них  вопрос выживания становился главным» [168]. Тем не менее, основная часть старшего и младшего офицерского составов могла надеяться на собственные силы, навыки, умения и изобретательность. 

Частное предпринимательство в среде старших чинов офицерского состава. Энергичность и предприимчивость каролинов старшего офицерского состава в плену вместе с изобретательностью, проявленной ими в области частного предпринимательства, давно заслуживают отдельного исследования. Без преувеличения надо сказать, что многие из умений и навыков шведских военнопленных, превращенных ими в статьи дохода, были необычны и новы для России. Как писал Ф. Х. Вебер, описывая промыслы военнопленных: «Некоторые из них промышляют деланием игорных карт (которых несколько колод князь Гагарин привез Его Величеству); другие вытачивают табакерки и иные вещи из каких-то неизвестных громадных костей, которые они находят там в земле и выкапывают» [169]. Что касается упомянутого производства игорных карт Г.В. Шебалдина уточняет, что в 1713 году ротмистром Ф.Б. фон Куновым, лейтенантом К. Лейоншёльдом и фэнриком К.М. Сильверельмом был получен даже казенный подряд на их изготовление, по которому в 1714 и 1715 годах им были выплачены значительные суммы в 400 и 450 рублей соответственно [170]. Размер этого вознаграждения более ясен из свидетельства Ф.Х. Вебера, согласно которому пленник мог пользоваться благами относительно безбедного существования на сумму от 12 до 20 рублей в год [171].  В другом месте тем же автором упомянут «Один известный лейтенант, Бременский уроженец, потерявший здоровье в морозную зиму под Полтавой и не знавший никакого ремесла, завел в Тобольске кукольную комедию, на которую стекается множество горожан, не видавших никогда ничего подобного» [172]

 Шведский фельдмаршал Магнус Стэнбок (1664-1717) в датском плену работает за токарным станком. Шведский художник: Альберт Эделфелт.

Большинство известий о сферах частного предпринимательства каролинов в плену приведены в работах Г.В. Шебалдиной по данным Сибирского приказа, однако судя по ним вполне можно судить о разносторонности таких проявлений в среде военнопленных, размещенных на территории всей России. Важной статьей дохода старших офицеров служило изготовление предметов роскоши и ювелирных изделий. Европейский опыт шведских мастеров-кустарей оказался весьма востребован в русской провинции, практически не знакомой с подобного рода изделиями. Яган Жеман и Иван Лирнт промышляли изготовлением серебряной посуды. Ротмистр Георг Маллиен, оставивший интересные воспоминания также занимался ювелирным делом и  живописью. Ювелиры из шведских пленных Горн и Бар оказались настолько успешны, что могли по воскресеньям кормить 12 своих товарищей. Ювелирные изделия и другие предметы роскоши, изготовленные Иваном Шкруфом (Скрутом) в Тобольске приобретались русской казной. Небольшой ювелирный цех, изготавливавший серебряные и золотые ювелирные изделия  некоторое время существовал и в Санкт-Петербурге.  А Шахматы, вырезанные из дерева поручиком Эриком Улспаром были преподнесены в дар Петру I М.П. Гагариным. Ротмистр Фридрих Ликстон (Верхотурье) платил казне пошлину за привозную кожу, из которой делал на продажу кошельки. Местные русские подмастерья за определенную плату активно перенимали опыт иностранных мастеров и участвовали в организованных шведами предприятиях, занимаясь выделкой серебра и кости мамонта, шлифовкой драгоценных камней, производством шёлковых обоев. Так, Корнет Бартольд Эннес в Тобольске вместе  с артелью, составленной из шведских военнопленных и русских подмастерьев изготавливал обои, украшенные золотыми и серебряными цветами. Среди таких торгово-промышленных артелей Г.В. Шебалдина справедливо отмечает артель Христофора Левенгфельта, занимавшуюся поставками леса для строительства, табачную артель капитана Муля, артель  поручика Ренольда Рапорта, занимавшуюся изготовлением кирпичей. Капитан Свенсон с подмастерьями занимался изготовлением фитилей, которые приобретались казной. Несмотря на государственную монополию на изготовление горячительных напитков, самогонно и пивоварение также было важной статьей дохода шведских военнопленных. Премьер-фэнрик Л. Риддерноф торговал в Казани плодами из возделываемого им сада, впоследствие перейдя на производство вина и табака.

 1717 г. августа 29. Проезжий лист, данный сибирским губернатором кн. М. П. Гагариным шведскому пленнику поручику Юрию Тиролю, отпущенному из Тобольска для доставки в Якутск меда, церковного вина, воска, сахара, "масла деревянного" и сукна. Подпись-автограф М. П. Гагарина. Печать Сибирского царства.  Экспозиция выставки Выставочного зала Федеральных архивов «Губернии в России при Петре Великом» (2008-2009 гг.).

Отмечая успешность частных предприятий некоторых пленников, Ф.Х. Вебер писал: «Один известный Шведский обер-лейтенант, также сосланный по некоторым причинам за Сибирь даже, к Остякам, теперь живет там очень хорошо. Он приобрел такую любовь туземцев, что они снабжают его всем, что только ему нужно и во всех делах земли своей спрашивают его совета. Лейтенант этот говорил Блюгеру, что он охотно закончил бы там и жизнь свою, если б только семейству его дозволено было приехать к нему» [173]

Конечно, далеко не у всех дела складывались так гладко. Частным предпринимательством могло прокормиться, по мнению Вебера, разве  1/10  часть пленников из старших офицеров. Прочим был уготован куда худший удел. Как верно отмечал Ф. Берхгольц в январе 1722 года: «Пленные шведские офицеры во время своего тяжелого плена, должны были привыкать ко всему, чтобы добывать себе хлеб, и те из них еще счастливы, которым удалось пристроиться подобным образом и которые не пострадали как очень многие; так например один офицер, при начале войны выступивший в поход прапорщиком, скоро был взят в плен, и много лет снискивал в Сибири себе пропитание тем, что за ничтожную плату нанимался колоть дрова, косить и пахать; между тем молодость его прошла, и он до сих пор, несмотря на заключение мира, принужден здесь собирать милостыню» [174]

Не будет преувеличением сказать, что описывая пусть даже вполне многочисленные частные предприятия пленных, речь здесь идет скорее об исключениях, чем о практике распространенной повсеместно. Наиболее  распространенной формой заработка оставались частные подряды, как правило, не предполагавшие денежной оплаты труда. Многие офицеры высокого звания были вынуждены наниматься батраками даже к крестьянам. Йоахим Лют подробно описал в своем дневнике распорядок такой работы, по которому он вместе  с другими пленными четыре дня в неделю трудились у крестьян за предоставленное пропитание, а остальные дни могли заниматься охотой и рыбалкой в свою пользу [175]. Другой возможностью заработать пропитание была работа при монастырях. О положении большинства пленных каролинов в 1714 году красноречиво говорит Ф.Х. Вебер: «В Сибири находится до 9 тысяч Шведских пленных, считая с обер и унтер офицерами, и хотя их не гоняют ни в какую работу, ни на ловлю соболей (на что употребляют только Русских колодников), но все-таки живут они там в крайней нищете.  В одном Тобольске живет их более 800 офицеров, и все они, как крестьяне, ходят в одних совершенно простых и плохих армяках; ни от короля, ни от кого из своих содержания они не получают и потому поневоле работают на Русских за поденную плату» [176].
Распространенная среди старших офицеров некоторая свобода действий, конечно, не распространялась на представителей нижних чинов. У них, как и многочисленных гражданских лиц, попавших в плен вместе с обозом, практически не оставалось выбора и какой-либо возможности заработать себе пропитание частным предпринимательством.

Науки и искусства. Многие шведы старшего офицерского состава во время своего продолжительного плена активно занимались науками и искусствами.
Взятый в плен под Полтавой, и прибывший в 1711 году в Тобольск, Курт Фридрих фон Врех (Curd Friedrich v. Wreech) образовал здесь школу, в которой обучались взрослые и дети, русские наравне с иностранцами. Преподавание в ней носило религиозно-нравственный характер. Непосредственно перед ее закрытием штат воспитателей, целиком состоявший из пленных шведов, воспитанников и воспитанниц доходил до 140 человек [177]. Деятельность Вреха вызывала одобрение Петра. По заключении мира Врех отправился через Москву и Петербург в Стокгольм. Став воспитателем сына графа Прошниц в Зорау, он издает книгу  под названием «Подлинная и сложная история шведских заключенный в России и Сибири (Wahrhafte und umständliche Historie von denen schwedischen Gefangenen in Russland und Sibirien) [178]. Книга выдержала два издания: первое было осуществлено в 1725 г., второе, дополненное - в 1728 г. Во многом благодаря этому труду данные о положении пленных в Сибири кажутся более полными, что, конечно облегчает исследовательский процесс в этом направлении. 

 Титульный лист книги Курта Фридриха фон Вреха «Wahrhafte und umständliche Historie von denen schwedischen Gefangenen in Russland und Sibirien». Зорау, 1728 год.

В 1719-1724 годах пленные шведы  Табберт и Страленберг в составе экспедиции  Даниила Готлиба Мессершмидта (1685-1735) исследовали природные богатства Сибири [179]

 Карта восточной Сибири, составленная  Страленбергом. Париж. 1725 год.

Как писал Ф. Берхгольц в январе 1722 года: «В России пленные шведы занимались почти всеми искусствами и ремеслами, что было выгодно как русским, так и им, потому что они, по возможности, обогащались через это, а те пользовались случаем хорошо и дешево убирать свои дома. Я уверен поэтому, что отсутствие пленных, которые были в Москве лучшими ремесленниками и художниками, будет чувствительно здешним жителям» [180]. Далее у Берхгольца следует очень интересное замечание: «Большая зала этого дома обита позолоченным, очень красивым, сафьяном, сделанным здесь же в Москве пленными шведами» [181]. Вместе с шведским капитаном осматривая дом купца Коха, Берхгольц отмечает: «Позади дома расположен хорошенький сад (с прекрасным прудом), который разбит пленными шведскими офицерами и окончательно устроен водившим нас капитаном» [182]. Как мы видим, опытные в садово-перковом искусстве каролины зачастую становились садовниками и проектировщиками садово-парковых ансамблей. 

В 1714 году из Тобольска в Томск прибыли шведы, плененные в ходе полтавского сражения. Здесь в 1719 году ими был образован первый в Томске ансамбль европейской музыки, которым руководил комендант города В.Г. Козлов. Весомый вклад шведских военнопленных в формирование традиций российского инструментального музицирования подробно проанализирован в одноименной статье А. Недоспасовой [183].

Пленным офицерам не чуждо было и поэтическое творчество. Плененный русским войском под Полтавой 23 летний старший лейтенант Георг Генрхих фон Борнеман в Симбирске, зимой 1710-1711 года написал интересный во многих отношениях поэтический цикл. Последний были издан при участии профессора Universitas Gothorum Carolina или шведского Лундского университета Мартина Вейбулла в 1868 году. Он же установил их авторство. Дальнейшая судьба молодого поэта неизвестна, однако по слухам, он пытался бежать где-то под Вяткой и пропал без вести (возможно, был убит при попытке к бегству). Тетрадь со стихами сохранилась у его друга ротмистра Георга Маллиена. Последний, вернувшись в Швецию, передал тетрадь в библиотеку Лундского университета, в которой она хранится под названием "Песни пленного шведа с симбирской горы".

Конечно, основная масса военнопленных не имела никаких возможностей посвящать время  плена наукам и искусствам.

Использование труда военнопленных нижних чинов на строительных работах.  Разрушенная войной, регулярными пожарами, истощенная Россия как никогда нуждалась в масштабном каменном строительстве. Принудительное определение военнопленных к различного вида работам не было чем-то исключительным в международном праве, как раз наоборот, было распространено практически повсеместно. Труд русских пленных за определенное денежное содержание широко применялся на фортификационных работах в Стокгольме. Однако, до описываемых событий история знала мало примеров использования в строительстве столь масштабного контингента военнопленных. 

Обоснованной кажется гипотеза, согласно которой первым опытом привлечения труда небольшого количества шведских военнопленных для возведения фортификационных сооружений можно отнести ко второй половине 1701 – началу 1702 годов. Тогда под руководством подполковника Михаила Шеншина велись работы по укреплению оборонительных сооружений Пскова и находящегося поблизости Псково-Печерского Успенского монастыря. Задействование почти трехтысячного контингента работников в ремонте бастионов Шлиссельбурга (Орешка), согнанных из Каргополя, Белоозера, Ржева, Олонца и других городов в 1704 году также, предполагает участие в этих работах пленных.  

Наиболее ранним документированным упоминанием о привлечении военнопленных шведов к строительным работам из обнаруженных нами является письмо Петра I Тихону Никитичу Стрешневу от 7 июля 1705 года, в котором предписывалось «прочих рядовых всех перековать и послать на работы» [184]. В следующем, 1706 году труд пленных гражданского и военного населения г. Митавы мог использоваться в ремонтно-строительных работах на территории Можайского кремля и Можайского Лужецкого Ферапонтова монастыря, о чем также свидетельствует личное распоряжение Петра I М. П. Гагарину [185]. Множество разрозненных свидетельств указывают на привлечение ограниченного числа военнопленных к строительно-ремонтным работам по укреплению фортификационных сооружений Твери, Серпухова и Высоцкого монастыря под Серпуховом в 1707-1708 годах [186]. На настоящий момент остаются не выявлеными документы, которые бы свидетельствовали о привлечении шведских военнопленных к широкомасштабным фортификационным работам в Московском Кремле и Китай-городе, проводившихся под руководством коменданта города М.П. Гагарина в 1707-1709 годах в ожидании нашествия шведской армии на Москву. До сих пор первое упоминание о привлечении 4000 каролинов к строительству в Москве относится к августу 1709 года [187]. Есть основания предполагать, что их труд использовался в возобновленном с 1706 года строительстве здания Арсенала Московского Кремля и земляного вала у Боровицкой башни. 

 Доношение московского коменданта князя М.П. Гагарина о привлечении пленных шведов к работам по строительству крепостных укреплений в Москве. 1710 г. декабрь. Из фондов РГАДА. Материалы выставки, проведенной в  Выставочном зале Федеральных архивов.

В 1708 году определенная часть ремонтных работ с привлечением военнопленных проводилась в Звенигородском Савино-Сторожевском, Троице-Сергиевом монастырях и их окрестностях, в которые были распределены крупные группы рядового состава военнопленных. По свидетельству авторитетного исследователя-археолога В.П. Зубова, в последнем пленные шведы возводили бастионы и насыпи вокруг монастырской ограды у угловых башен крепости [188]. Доподлинно известно, что начиная с лета 1709 года более 3000 военнопленных трудились над возведением крепости Осеред (ныне г. Павловск Воронежской области) [189].

Участие военнопленных на строительных работах как в Нижнем Новгороде [190], так и в Петербурге и его окрестностях начинают четко прослеживаться в источниках с 1710 года. Е. Андреева в статье «Шведские строители российской столицы» приводит интересную статистику: «По документам Канцелярии городовых дел в тот год (1710 – прим. А.П.)  в ее ведомстве работало 650 шведских военнопленных, из которых в декабре во время работы 11 человек задавило землей насмерть. В сентябре 1711 г. глава этой Канцелярии обер-комиссар У.А. Сенявин ожидал прибытия в Петербург 284 пленников /…/ с тем чтобы часть из них отправить на работы в Екатерингоф. Основная масса шведских пленных (более 2600 человек) прибыла в Петербург на работы в 1712-1714 гг.» [191]. Осенью 1714 года из серных копей Самары в Петербург было переведено еще 600 военнопленных. Их труд широко использовался в строительстве церковных, гражданских и военных объектов, царских резиденций и частных домов: Александро-Невского монастыря, Петропавловской крепости, Государственной канцелярии и Сената, гавани на о. Котлин, Зимнего, Летнего и Екатерингофского дворца в Петергофе, дворцов А.Д. Меншикова на Васильевском острове и Ориниенбауме, мазанковых зданий Большого гостиного двора, возводившихся по типовым проектам Доменико Трезини [192].

 Чертеж-рисунок города Тобольска с обозначением Большого Своза ("Звоза") между Кремлем и посадом, построенного пленными шведами. Тушь. 1714 г. Экспозиция выставки Выставочного зала Федеральных архивов «Губернии в России при Петре Великом» (2008-2009 гг.).

1711 год был отмечен необычайной интенсификацией строительного дела и в так называемой «третьей столице» России, - Тобольске. Наряду с другими объектами тобольского кремля и каменными строениями прилегающих к тему земель с 1714 по 1717 под руководством шведского военнопленного Ягана по проекту тобольского архитектора С.У. Ремезова шло  возведение знаменитой «Рентереи»  - казнохранилища, использовавшегося в основном для хранения пушнины, - основного в те времена товара, благодаря своей высокой экспортной стоимости, окупавшего дорогостоящие строительные проекты Западной Сибири тех времен. По достоверным источникам, строительство производилось силами строительной артели, состоящей из более чем трехсот каролинов.  Многие зарубежные источники подчеркивают личную роль Сибирского губернатора Матвея Петровича Гагарина в организации этого широкомасштабного по тем временам строительства. Ф. Х. Вебер свидетельствует в своих записках: «Князь Гагарин (которого, можно сказать, боготворят в Сибири за его щедрость и доброту), в продолжении трехлетнего губернаторства своего, уже роздал вообще всем пленным слишком 15,000 рублей. Пленные эти выстроили себе Шведскую церковь собственными руками и имеют пастора, бывшего в Петербурге при одной Лютеранской церкви и сосланного Его Величеством в Сибирь за некоторые произнесенные им речи» [193]


Рентерея («Казенная» или «шведская» палата Тобольского кремля). Фото: varandej.

Конечно в строительном деле существовало определенное разделение труда. Далеко не все военнопленные обладали строительными специальностями, и совсем малое их количество могло проявить себя в качестве архитекторов и весьма востребованных в то время чертежников, - как то справедливо отмечает в своей статье Е. Андреева [194] в связи с описанием масштабной деятельности  Карла Гредрика Койета (Coyet), связанной с его работой в Канцелярии городовых дел Санкт-Петербурга под руководством Доменико Трезини с 1718 по 1721 год.

Горно - рудное дело и химическая промышленность. Большое внимание Петр I уделял развитию производств, связанных с производством пушек и пороха: добыче железной руды, серы и пр. Едва ли не первым по массовости привлечения трудовой силы военнопленных служило горно – рудное дело. Многие квалифицированные пленные шведы работали на уральских заводах – Алапаевском, Каменском и Невьянском. 

В ноябре 1710 года группа военнопленных была по личному распоряжению Петра I отправлена из Вятки на Алапаевские заводы для добычи железной руды. Реализация этого распоряжения, как и многих других, касающихся судеб шведских пленников легла на плечи все того же М.П. Гагарина. Г.В. Шебалдина приводит и текст его указа по этому вопросу, из которого мы можем подчерпнуть сведения об условиях труда пленных в Сибири: «… по пути в Сибирь заехать ему на Вятку и проследить почему не отправлено 1000 пленных на Алапаевские заводы. И отправить еще 500. И быть ему (стольнику С.Д. Траханиотову – прим. А.П.) с ними на заводе, а кормовых денег давать им по 2 деньги на человека и полтора четверика муки на месяц. А собирать им эти деньги и муку с верхотуринских со всех крестьян. Смотреть, чтобы были в работе, никому не было насилия и чтобы не служили (т.е.  чтобы не использовались как частная прислуга – прим. А.П.). Смотреть, чтобы деньги строго выдавались, чтобы не поморить с голоду. Работать с русскими, держать табак, вино и всякий харч из кабака. Тех, кто убегут, наказывать, сажать в тюрьму, ковать в железо»[195]. Действительно, несмотря на относительную мягкость по отношению к форме содержания шведских военнопленных особенно в конце войны, побег карался довольно строго. «Железоделательный завод» заложенный еще в 1702 году дал первую продукцию в апреле 1704 года. С 1710 по 1720 годы при участии  военнопленных были разведаны новые месторождения железной руды и залежи асбеста.

 Василий Никитич Татищев (1686-1750).

В 1711 году по течению Камы были расселены большие части военнопленных. По свидетельству исследователя Г.М. Залкинда: «Среди них оказалось несколько горных мастеров, которые обнаружили довольно большие запасы руды. С разрешения елабужского начальства они восстановили печи Сарайлинского завода и начали производить металл. К этому времени относится и начало активной разработки медных месторождений как вокруг завода, так и на луговой части Камы. Шведы были заняты и на производстве, и на самих рудниках» [196]. В июле 1720 г. Сарайлинские медные плавильни осматривал Василий Никитич Татищев. 9 марта того же года ему был объявлен указ: «ехать ему в Сибирскую губернию на Кунгур и в прочие места для осмотру рудных мест и строения заводов». И в  мае того же года он отправляется из Москвы через Нижний Новгород и Казань в Кунгур. Вместе со специалистами В.Н. Татищев утверждает удобное место для строительства нового завода на Исети, «понеже здешнее место стало по середине всех заводов», на перекрестке торговых путей. Среди работников этого нового завода мы так же находим следы присутствия шведских военнопленных [197]. В.Н. Татищев немало сделал для того, чтобы привлечь шведских военнопленных к работе на горных предприятиях, увеличить им жалование, разными способами пытался закрепить их в России. Так, именно он добился указа о разрешении шведам жениться на русских девушках, не переходя при этом из протестанства в православную веру [198].   На Сарайлинских плавильнях шведы были заняты не только у печей, но и на рудниках. Обнаружены сведения, по которым труд каролинов использовался и на Шурминском медеплавильном заводе. 

В связи с ведением Северной войны  возросла необходимость в расширении добычи серы как одной из важнейших составных частей при изготовлении пороха. До 1710 года сера разрабатывалась из серных ключей в незначительном количестве на казенном заворе в Сергиевске на р. Соке, учрежденном еще в 1700 году. По свидетельству Ф.Х . Вебера около 600 шведских пленных работало до 1714 года в серных копях под Самарой [199], а именно на открытом в 1710 году казенном серном заводе. Мы можем сделать уточнение: работы по добыче серы велись в так называемых «Жигулевских штольнях» или каменоломнях, расположенных в окрестностях села Ширяево на Серной горе под Самарой, где до сих пор сохранилось несколько рудников петровских времен. Добыча, однако, росла неудовлетворительными темпами, что привело к изданию указа 17 декабря 1714 года об увеличении добычи серы на Самарских рудниках и отправке ее в Артиллерийское ведомство столицы, и последующей реорганизации производства. В примечаниях к письмам и бумагам Петра I есть и следующее уточнение: «Главный контингент рабочих на нем состоял из пленных шведов (313 чел.); кроме них на заводе работали 9 русских мастеровых людей, а также 40 самарских ясашных людей и 20 самарских же дворцовых крестьян, для которых эта работа была повинностью. На Самарском заводе  добывалось около 700 пудов серы в год» [200].

Есть сведения об использовании труда шведских пленных и на существовавших в то время в Московском уезде заводах по изготовлению пороха: Филимона Аникиева и Меера на р. Яузе открытого еще в 1655 году и около села Успенского на р. Клязьме, Андрея Рухтера и Беркузена  (до 1712 -  завод Стельса) в Обуховской слободе, Елизария Избранта близ села Савинского в Богородском уезде на р. Воре и Кондратьева, близ Данилова монастыря в Москве. С 1712 года шведы работали и на основанных в том же году Охтенском и Петербургском  пороховых казенных заводах.

Оружейное дело. Труд шведских военнопленных и оружейных мастеров, обнаружившихся среди их массы, также активно использовался русским правительством. В марте 1710 года М. П. Гагарин получил Указ следующего содержания: «...в Оружейную палату (назначались – прим. А.П.) иноземцы шведского полона, мастеровые люди оружейного дела, шесть человек, для управления оружейного дела». Скорее всего их работа заключалась в ремонте трофеев, поступавших в Оружейную палату. 

В 1712 году Российское правительство заключило трехлетний контракт с оружейником, шпажных дел мастером Францем Люботеем. Согласно контракту, предприниматель обязался поставлять  10 000 единиц холодного оужия (палашей) в год, «...а буде возможность - делать и шпаги солдатские». Ф. Люботей добился ассигнования 2000 рублей на строительство и первоначальное заведение завода. Ему были выделены 30 мастеров кузнечного дела и 20 помощников кузнецов, причем, контрактом оговаривалось, что в случае смерти или болезни работника он должен быть заменен со стороны правительства (что позволяло бы в будушем экономить предприятию деньги на найм или приобретение крепостных квалифициованных специалистов). По распространенному на ранних мануфактурах петровского времени обычаю, для работников предполагалось изготовление форменной одежды, особых, отличительных знаков для кузнецов. Существуют указания, что на заводе активно использовался в том числе и труд шведских военнопленных. В 1713 году Ф. Люботей докладывал в военную канцелярию о выборе места для строительства завода на реке Сетунь под селом Троицкое-Голенищево, на патриаршей земле, но вскоре он отказался от своего решения в пользу местности по реке Пехорке в окрестностях села Михнево в нынешнем Люберецком районе. Вскоре здесь были выстроены мельница и фабричный корпус. К 1717 году завод поставил правительств около 30 000 палашей. В 1722 году по указу Петра I для нужд завода была возведена плотина, образовавшая обширное озеро. Несмотря на успехи, сделанные производством на первых порах, после 1722 года его интенсивность постепенно затухала, возможно в связи с весьма распространенной нерегулярностью оплаты продукции со стороны правительства или в связи с завершением Северной войны. Позднее, при Анне Иоанновне, в 1734 году завод был принят от владельца в артиллерийское ведомство и  и переоборудован в суконную фабрику для выделки армейского сукна. В 1758 году суконная фабрика была отдана на посессионное содержание купцу Кишкину, а в 1811 году владельцами суконной фабрики становятся братья Александр и Константин Иконниковы.

Труд пленных в поместно-вотчинном хозяйстве. К сожалению, до сих пор почти не рассматривался вопрос об условиях жизни и труда шведских военнопленных в многочисленных поместно-вотчинных хозяйствах первой четверти XVIII века. Выше мы не раз обращали внимание на распространенные случаи, когда пленный мог оказаться в непосредственной зависимости от частного или государственного лица, став, пусть и на некоторое время его дворовым слугой или даже в некотором роде «крепостным». Такой смене статуса военнопленного, изначально принадлежавшего государству, способствовала распространенная особенно в первую половину Северной войны практика торговли пленниками. С другой стороны, нередкое на войне смешение понятий государственной и частной собственности способствовало формированию отношения к пленным со стороны различных слоев командования армии как к личным трофеям. Кроме того, заинтересованный в  труде ремесленника или неквалифицированного рабочего служилый человек мог подать прошение в приказ, распоряжавшийся пленными и за определенную сумму эксплуатировать его труд в личных целях. В любом случае, упоминания об использовании подневольного труда шведских пленных в дворянских, купеческих и даже крестьянских хозяйствах, равно как и в частном услужении – чрезвычайно распространены. 

Примером положительной социально-культурной адаптации может послужить приведенный Яковом Карловичем Гротом случай: «Капитан Норúн получил в сражении при Полтаве семь ран и два дня пролежал на поле битвы; на третий же мог с трудом дотащиться  до русского  лагеря, где и объявил себя военнопленным. Он жил сперва в Архангельске, а потом в Галиче, и здесь своими познаниями и образованностью обратил на себя внимание одного помещика, который предложил ему место наставника при своих сыновьях. Вскоре Норúн до такой степени снискал его дружбу и доверенность, что на случай смерти своей отец назначил его опекуном сирот. Через несколько времени помещик действительно умер, и пленный швед вступил в управление имением своих питомцев, которые любили его как второго отца. При отъезде его из России, по заключении мира, он честно разделили между ними все, чем с такою пользой для них заведовал, и возвратился в отечество. Впоследствии он возведен был во дворянство и принял фамилию Норденсверд» [201]. Конечно этот случай без натяжки можно назвать уникальным, но здесь он приведен как пример возможного успеха труда европейски-образованного представителя контингента шведских военнопленных в вотчинно-поместном хозяйстве средней руки.

Эта интересная проблема была поставлена недавно Е. Рычаловским в статье «Социокультурная адаптация шведских пленных периода Великой северной войны», в которой справедливо отмечено важное обстоятельство: «… променяв полуголодное существование за счет казны на относительно сытую жизнь в усадьбе, пленные оказывались во власти господина или его приказчика. Их недовольство своим положением выражалось в побегах, нередко сопровождавшихся кражей имущества. Некоторые пленные после смерти хозяина или ухода его на военную службу переходили с места на место» [202]. Труд множества каролинов использовался в поместно-вотчинных хозяйствах  в столярном и плотничном деле, строительстве, производстве одежды и других разнообразных формах его применения. Множество прикрепленных к определенным дворам пленных было вынуждено наниматься на работу в других хозяйствах или даже просить милостыню, выплачивая своему хозяину некоторую оговоренную сумму «оброка». Зачастую, как свидетельствуют источники, эта сумма назначалась хозяином пленника из затрат на его пропитание и была привязана к сумме, выплаченной хозяином в приказ или на торгах за право пользоваться трудом пленного. Конечно, обещания отпустить пленника на волю по мере возврата затраченных на его приобретение средств служили полем для разнообразных махинаций со стороны владельца хозяйства. Последнее обстоятельство нередко приводило к долговому закабалению пленника, не только осложнявшего его материальное положение, но и делавшего проблематичным его возвращение на родину после окончания Северной войны и заключения Ништадского мира.

Продолжение следует...
При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com

 [163] Главы Фельд-комиссариата: 1709-1714 граф Карл Пипер,1714-1718 фельдмаршал Реншильд, после 1718 генералы Крейц и Левенгаупт.
 [164] ПСЗРИ. Т. V (1713-1719). СПб, 1830. С. 507.
 [165] ПСЗРИ. Т. V (1713-1719). СПб, 1830. С. 602-603.
 [166] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872. С. 446.
 [167] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872
 [168] Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. Первая четверть XVIII века. М., 2005. С. 132.
 [169] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С.1072.
 [170] Шебалдина Г.В. Сибирские мемуары каролинов: о своих и чужих // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 56.
 [171] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872. С. 446. С. 1401.
 [172] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С. 1400-1401.
 [173] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С. 1104.
 [174] Неистовый реформатор/Иоганн Фоккеродт. Фридрих Берхгольц. М., 2000. С. 44
 [175] Приведено по: Шебалдина Г.В. Сибирские мемуары каролинов: о своих и чужих // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 55-56.
 [176] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 . С. 1071-1072.
 [177] Подробнее о школе Вреха в Тобольске: А. Ш. Школа в Тобольске в царствование Петра // Журнал Министерства народного просвещения. 1857, июль; Glaubrecht. Die Sibirische Schule .Дармштадт, 1885; Обращение К.И.Крюйса к Петру I о поддержке Тобольской школыинтерната, основанной пленными шведами в 1711 г. для шведских, русских и татарских детей. Канцелярия адмирала К.Н. Ф. 234. Д. 73; Оп. 1
 [178] Wreech С. F. von. Wahrhafte und umstandliche Historic von denen schwedischen Gefangenen i Russland und Sibirien. - Sorau, 1725. Электронная копия текста расположена на интернет-ресурсе: http://gdz.sub.uni-goettingen.de
 [179] Pallas P. Neue nordische Beitrage (Санкт-Петербург, 1782), т. III: Messerschmidts siebenjahrige Reise in Sibirien
 [180] Неистовый реформатор/Иоганн Фоккеродт. Фридрих Берхгольц. М., 2000. С. 45
 [181] Там же.
 [182]Там же.
 [183] Недоспасова А. Вклад шведских военнопленных в формирование традиций российского инструментального музицирования//// Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009.
 [184] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.3. СПб. 1893. С. 371.
 [185] Сборник русского исторического общества. Т. 11. СПб. 1873. С. 118.
 [186] Соловьев С.М. История России с древнейших времен.  Т.15. Гл.IV.
 [187] Донесение Уитворта Бойлю от 17 августа (н.с. 28) 1709 года. //Сборник Русского исторического общества. Т.50. СПб.1886. С. 233.
 [188] Зубов В. П. Архитектура Троице-Сергиевой Лавры. Исторический очерк // Троицкий сборник. № 2. Сергиев Посад, 2002
 [189] Письмо № 3303. //Письма и бумаги императора Петра Великого. Т.9. Вып.1. М.-Л. 1950. С.284. О заведении верфи военных кораблей в Коротояк Петр I  писал Федору Матвеевичу Апраксину 20 мая 1709 года (№ 3201)// Там же.  С. 187, 292.
 [190] См.: Смирнов А. Пленные шведы в Н-Новгороде. (1710-1712 г.г.) // Действия Нижегородской ученой архивной комиссии. Сб. статей, сообщений, описей и документов. Т. 3. Н.-Новгород, 1898.
 [191] Андреева Е. Шведские строители русской столицы // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 147.
 [192] Данные из: Андреева Е. Шведские строители русской столицы/ Там же.
 [193] Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872 .
 [194] Андреева Е. Шведские строители русской столицы // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 151.
 [195] РГАДА. Ф.214. Оп.5. Д. 1930. Л. 3-4.
 [196] Залкинд Г.М. Очерки истории горнозаводской промышленности Татарстана XVII-XIXв.- Казань, 1930. С. 191.
 [197] См, напр.: Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. М., 2005. С. 59.
 [198] Несколько другую версию озвучивает Бассевич: «1721. Продолжительный плен множества шведов, взятых при жизни Карла XII и отправленных в Сибирь, превратил их как бы в природных ее жителей. Они в особенности заставляли ценить себя в этой дикой стране своим искусством в горных работах, с которыми русские были мало знакомы. Многие из пленников, потеряв надежду на обмен или выкуп, желали посредством браков основаться навсегда в местах своей ссылки. Но они были слишком велики душою, чтобы ради любви отречься от веры своих отцов, а русские женщины, хотя и плененные кротостью нравов этих иностранцев, боялись оскверниться браком с протестантами. Некоторые из них, пренебрегшие подобным предрассудком, были разлучены священниками, господами и безжалостными судьями с любимыми мужьями-еретиками и выданы за православных, которые им не нравились. Извещенный об этом, царь нашел такие поступки столько же несправедливыми, сколько и противными его интересам, но со всем тем не хотел показать, что действует по своему произволу в вопросах, касающихся религии. Дело это было отдано на рассмотрение Св. Синода, который напечатанным в С.-Петербурге 18 августа 1721 года указом, делающим по своему благоразумию честь его составителям, объявил браки между православными и иноверцами не только законными и дозволенными, но и похвальными, если они клонятся ко благу государства, и подчинил их только одному условию, по которому еретик обязывался давать подписку, что не станет тревожить совести своей жены и что дети будут исповедовать господствующую религию страны. Этот мудрый указ приобрел России значительное число полезных жителей. СМ.: Бассевич Г.-Ф., фон. Записки, служащие к пояснению некоторых событий из времени царствования Петра Великого // Юность державы. История России и дома Романовых в мемуарах современников XVII-XX вв. - М., 2000. С. 392.
 [199] «…пригнаны были Финские крестьяне и пленники Шведские. Сих последних прибыло из Самары, города лежащего за Казанью на р. Волге, 600 человек, которые там работали несколько уже лет, в серных копях; по вредному влиянию работы этого рода на здоровье людей, пленники большею частью перемерли в тех местах». См.: Записки Вебера Ч. 6. // Русский архив. № 9. 1872. С. 1346.
 [200] Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 9. Вып. 2. М. 1952. С. 593.
 [201] Грот. Я. К. О пребывании пленных шведов в России при Петре Великом. //Труды Я.К. Грота Т.4. СПб. 1901. С. 132.
 [202] Рычаловский Е. Социокультурная адаптация шведских пленных периода Великой северной войны // Полтава: судьбы пленных и взаимодействие культур. М., 2009. С. 84.