Памятники Замоскворецкого района 1812 года. См.
Памятники Красносельского района 1812 года. См.
Памятники Хамовнического района 1812 года. См.
Памятники Пресненского района 1812 года. См.
Памятники Арбатского района 1812 года. См.
Памятники Тверского района 1812 года (Сретенского благочиния). См.
Продолжим прогулку по памятным местам древней столицы, связанным с событиями 1812 года и пребыванием французов в Москве. Сегодня погуляем по Мещанскому району ЦАО.
Фотография отсюда.
1. Дом Ф.В. Ростопчина на Большой Лубянке. Ул. Большая Лубянка, д.14.
Московский генерал-губернатор, граф Федор Васильевич Ростопчин до последнего дня надеялся на то, что русская армия даст сражение у самых стен древней столицы. К его роскошному особняку на Большой Лубянке в приходе церкви Введения Пресвятой Богородицы во Храм было приковано пристальное внимание всей Москвы. Все высшее общество съезжалось сюда в эти дни, чтобы получить самые последние сведения о военных действиях и ответы на неизменный вопрос – стоит ли уезжать из города? Не раз сюда наведывался и преосвященный Августин, на долю которого легла забота обо всем московском духовенстве. Описывая дом графа Ростопчина, современник писал: «Казалось, в нем жила тогда судьба Москвы, которая высказывалась народу в гадательных афишках. Близка была развязка этой драмы». В эти грозные дни граф почти не спал и не переменял одежд. Утро после бессонной ночи он проводил на Тверской, в генерал-губернаторской резиденции. Днем следовали приемы посетителей в его доме на Большой Лубянке, а вечером Ростопчину изредка удавалось посетить семью, проживавшую в усадьбе в Сокольниках.
Ф.В. Ростопчин.Художник: О. Кипренский, 1809.
В ночь с 12 сентября (31 авг) на 13 сентября (1 сент), когда обоз с эвакуируемой в Вологду церковной утварью двигался из Кремля по Большой Лубянке мимо дома Ростопчина, в его окнах все еще горел свет. Внутри шли спешные приготовления к встрече незваных гостей. Генерал-губернатор приехал сюда из Сокольников накануне, в субботу, и отдавал личные распоряжения своим слугам. Что это были за приготовления - мы узнаем уже из воспоминаний дворцового префекта, сопровождавшего Наполеона в походе, Луи-Франсуа де Боссе (1770—1835), писавшего: «даже трубы печей губернаторского дома, были полны маленькими адскими машинами, взрывом которых стены должны были обрушиться и задавить наших солдат. Предусмотрительность в деле разрушения была доведена до такой степени совершенства, что только после того, как разрубили поленья, которые казались предназначенными для топки печей, узнали, что они начинены порохом» (10., с. 208).
Смерть Верещагина. Худ. К.В. Лебедев, 1912 г.
В понедельник 14 (2) сентября наступил переломный исторический момент. В четыре часа утра на дворе дома графа Ростопчина на Большой Лубянке произошла трагедия, сильно сказавшаяся на репутации московского градоначальника в последующие годы его службы и вызвавшая впоследствии полемику, не остывавшую весь XIX век. С утра густая толпа народа стеклась во двор дома графа Ростопчина. Генерал-губернатор, спустившись на крыльцо, приказал вести туда же во двор молодого купеческого сына, Верещагина, привезенного в дом с раннего утра из тюрьмы, где он содержался. Недоказанной виной молодого человека было то, что он перевел из одной иностранной газеты статью, в которой приводились недружелюбные по отношению к России слова французского императора и, приводя их как пример клеветы и лжи Наполеона, показывал эту статью нескольким близким друзьям и своим родителям. Но у Ростопчина были другие планы. Будучи яростным любителем всего русского и ненавистником модного в те времена в светских кругах масонства, московский генерал-губернатор нашел в Верещагине, так сказать, «козла отпущения». По словам очевидца и непосредственного участника событий, капитана Алексея Гавриловича Гаврилова (ум. 1847): «прокричав на крыльце народу, что Верещагин изменник, злодей, губитель Москвы, что его надобно казнить, Ростопчин закричал [квартальному поручику] Бурдаеву, стоявшему подле Верещагина: «руби!». Не ждавши такой изустной сентенции, Бурдаев оторопел, замялся и не поднимал рук. Ростопчин гневно закричал на меня: «вы мне отвечаете своей собственной головой!», «рубить!». Что тут было делать? Не до рассуждений! По моей команде: «сабли вон!» мы с Бурдаевым выхватили сабли и занесли вверх. Я машинально нанес первый удар, а за мной Бурдаев. Несчастный Верещагин упал: Ростопчин и мы все тут же ушли, а чернь мгновенно кинулась добивать страдальца и, привязав его за ноги к хвосту какой-то лошади, потащила со двора на улицу». Сразу же после этих событий, в 10 часов утра граф Ростопчин выехал из дома на Яузский мост на встречу с главнокомандующим М.И. Кутузовым, а затем вместе с армией покинул город.
Анри-Франсуа Делаборд.
Во время пребывания французской армии в Москве в доме Ростопчина на Большой Лубянке квартировал наполеоновский генерал, граф Анри-Франсуа Делаборд (Henri-Francois Delaborde)(1764—1833), командовавший одной из дивизий корпуса Мортье. Благодаря охране дома, выставленной генералом, дом Ростопчина был сохранен французами от пожара. В 1842 году особняк перешел от сына графа, Андрея Федоровича Ростопчина – герою 1812 года, генералу от кавалерии, графу Василию ВасильевичуОрлову-Денисову (1775-1843), а после его кончины, наступившей в следующем году – его сыну Николаю Васильевичу. Этот великолепный особняк – свидетель 1812 года цел и сейчас, хоть и требует профессиональной реставрации.
Всю ночь и весь следующий воскресный день 13 (1) сентября москвичи с горестью покидали свой город.На северо-восток к Крестовской (Троицкой) заставе шли в основном простые жители, на Мытищи тянулись обозы с раненными. Купчиха Анна Круглова, выбежавшая из ворот дома купцов Поляковых у Сухаревой башни порасспросить солдат о приближении французов, получила в ответ язвительные слова: «готовьте хлеб-соль встречать дорогих гостей!».
2. Памятное место. Сухарева башня. Большая Сухаревская площадь
13 (1) сентября при огромном скоплении народа, шедшего по Сретенке, у Сухаревой башни будто бы произошло легендарное событие, описание которого встречается во множестве публикаций, издававшихся после Отечественной войны. Как описывал это «знаковое» событие писатель и москвовед Сергей Михайлович Любецкий: «на шпиле у Сухаревой башни, в крылах двуглавого медного орла запутался ястреб с путами на ногах; долго вырывался он, наконец, обессиленный, повис и издох. Собравшийся там народ говорил: вот так-то и Бонапарт запутается в крылах русского орла» Любецкий С.М. Русь и русские в 1812 году. М., 1869, с. 148; Снегирев Н.М. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. В 6 тт. М., 1852-1860. Т.2., с. 19-20.
После полудня 14 (2) сентября на Лубянской площади появились передовые отряды французского авангарда - кавалерийской дивизии корпуса Мюрата под предводительством графа Франсуа Себастиани. В пятом часу вечера 14 (2) сентября отряд молодой гвардии Наполеона занял пост на Кузнецком мосту.15(3) сентября на площади Сретенских ворот пост французского авангарда сменяли польские солдаты 5-го корпуса, служившие во французской армии под командованием генерала и польского князя Юзефа Антония Дмитрия Понятовского, которому накануне был отдан приказ блокировать улицы города от Покровской (ныне – площадь Абельмановская Застава) до Троицкой (Крестовской) заставы. В этот день у Сухаревской башни был поставлен неприятельский караул, а польские кавалеристы впервые промчались по 1-й Мещанской улице до Троицкой заставы.
Фотография отсюда.
3. Большая Лубянка, 19. В первый же день своего пребывания в Москве, к вечеру французы ворвались в Сретенский мужской монастырь. После отъезда наместника, игумена Феофилакта, в Сретенской обители оставались: казначей иеромонах Алексий, престарелый иеромонах Иона, иеромонах Варсонофий, иеродиакон Иоаким, послушники Алексий Семенов, Андрей Устинов, Симеон Иванов, Никифор Леонтьев и Феодор Парфеньев. Сходу вломившись в церковь святой Марии Египетской, «просвещенные варвары» вынесли из нее всю остававшуюся в стенах храма утварь. Подошвами сапог выбивая из иконостаса святые образа, и обдирая с них оклады, враги сильно повредили иконостас и осквернили придел Сретения Господня. Похищенного показалось мало, и несколько наполеоновских солдат, схватив 64-летнего казначея - иеромонаха Алексия, остававшегося за старшего в обители, жестоко избили его, пытаясь узнать, где будто бы было спрятаны церковные сокровища. Но внезапно посреди этих бушующих волн безверия и греха в храме произошло чудо. Наместник Феофилакт в своем отчете, основанном на словах очевидцев, впоследствии писал: «Замечательно, что французы во время грабления церкви неоднократно брали в руки серебряный ковчег с частью мощей мари Египетской, и опять поставляли его на месте, так, что он остался целым». Действительно, лишь Промысел Божий мог уберечь святыню в это страшное время. Москвичи считали, что святые мощи преподобной обладают особой, ограждающей от зла силой. По описи 1816 года серебряный ковчег стоял слева от царских врат перед почитаемой иконой Владимирской Богоматери местного ряда иконостаса. Войдя в Собор Сретения Иконы Божией Матери Владимирская в Сретенском монастыре, французы обнаружили здесь русских тяжелораненых воинов. Ограбив их, и, видимо, удовольствовавшись полученным, они не тронули икон и не осквернили храм. Лишь поэтому после возвращения преосвященного Августина в Москву, еще до освящения кремлевского Успенского собора, главный храм Сретенского монастыря некоторое время был местом свершаемых им священнодействий и проповеди. Церковь святого Николая Чудотворца в Сретенском монастыре также до самого выхода французов из Москвы оставалась цела от поругания.
Никольская церковь Сретенского монастыря. 1929 г.
В тот день, когда раздосадованный Наполеон послал генерала Лористона в русский генеральный штаб для переговоров о мире, в воскресенье 4 октября (22 сентября по старому стилю), французский император издал указ, по которому священникам, оставшимся в Москве при своих церквях, разрешалось беспрепятственно отправлять богослужение. Это решение исходило из практических соображений привлечь в Москву больше народа из окрестных селений для налаживания торговли и снабжения армии фуражом. В Сретенском монастыре богослужения начались в церкви святого Николая Чудотворца в Сретенском монастыре, построенной в 1688 году и сохранившейся от осквернения французами. В «Походных записках русского офицера» И.Лажечников записал историю, описывающую обстоятельства начала богослужений в этой святой обители: «Священник Сретенского монастыря также во всех молитвах упоминал имя Александра I. Наполеон прислал ему грозный приказ: исключить это имя из церковных молитв, а упоминать имя его (Наполеона); но священник отвечал: донесите своему государю, что я и под рукою палача буду молиться за императора Александра; это геройство неприятели уважили и оставили священника в покое». К сожалению, Николаевская церковь с колокольней не дошла до нашего времени. Она была снесена в 1928-1929 годах.
Фотография отсюда.
4. Богородице-Рождественский женский монастырь. ул. Рождественка, д. 20.
К вечеру 15(3) сентября дня отряд польских солдат подошел к запертым воротам Богородице-Рождественского монастыря. По словам послушницы А.Назаровой они «стали в ворота стучаться и кричать в несколько голосов, а что говорят – не разберем. Подошли монахини к воротам и спрашивают: чего хотите? Сами ли они выучились, или с ними поляки были и кое-как по-русски говорили, уже не могу сказать, а только разобрали, что они просят хлеба, масла и вина. Хоть и плохо выговаривали, а понять можно было. Казначея приказала изрезать им на ломти целый хлеб и побросать со стен, а ворот не отворять. Влезли монахини на стены и побросали им, «а вина и масла, говорят, нет: здесь монастырь». Видно, они поняли, и сами говорят: «Монастырь». Было их человек двадцать». Через несколько часов в монастырь прибежали несколько монахинь, которым удалось убежать от мародеров, зверствовавших в Георгиевском женском монастыре на Большой Дмитровке в Тверской части.
Пожар в Москве. Художник: И.Ф.А. Клар. Середина XIX в.
В страшную ночь, когда напротив Богородице-Рождественского монастыря огонь бушевал от Рождественки до Сухаревки, как вспоминала сестра А.Назарова, на монастырском дворе было так светло, «что нитку в иголку взденешь». Монахини собрались, подняли икону Неопалимой Купины, вынесли ее из церкви на монастырский двор и вместе со священником отслужили молебен с коленопреклонением: «то-то молились! Что слез-то было пролито! Как запели канон Царице Небесной, так у монахинь голос дрожал. После молебна все просили батюшку, чтобы он не вносил иконы в церковь, а оставил бы ее на аналое среди двора. Словно легче было, что Заступница тут перед глазами, и стояла икона на дворе несколько дней, а внесли ее, когда пошел сильный дождь». Особого внимания заслуживает тот факт, что среди последовавших за этим событием грабежей святой образ Неопалимой Купины с богатым серебряным окладом остался цел и неприкосновенен, а ни одна из построек монастыря так и не была повреждена огнем.
В ночь с 17 (5) на 18 (6) сентября сильный дождь прошел над Москвой, существенно ослабив силу пожара. С этого времени огонь начал затухать и пожар пошел на убыль. С момента вступления французов в Москву до 18 (6) – 19 (7) сентября монахиням Богородице-Рождественского монастыря, по-прежнему жившим под прикрытием монастырских стен, удавалось не пускать неприятелей на территорию святой обители. Как-то раз, сидя на дворе, они услышали, как кто-то снаружи стал ломать монастырские ворота. В страхе они спрятались за железными дверями храма. Один из монастырских священников, живший на Рождественке и остававшийся в Москве, знал французский язык. Он вызвался остаться на дворе для переговоров, открыл ворота, и, как сам после рассказывал, стал увещевать врагов по-французски, что «так как они христиане, то он их умоляет не обижать монахинь». Командир отряда из тридцати солдат отвечал священнику, «что они никого не тронут, а только, какое найдут добро, себе возьмут». Войдя в церковь, где прятались монахини, французы набросились на стоявшие здесь же сундуки с их личными вещами, разломали их, и, сняв с икон несколько серебряных венчиков, покинули храм. Мародеры спросили у священника о церковных драгоценностях, на что он им отвечал: «Драгоценностей у нас нет, и прятать нам нечего, а все, что есть налицо». Французы, хоть и не удовлетворились ответом, скоро ушли. Тогда монахини, быстро рассовав по сундукам все, что оставалось после грабежа, поставили эти сундуки вдоль стен, а на них поставили другие, пустые. Французы приходили в монастырь еще несколько раз, обыскивали церкви, осматривали сундуки, но, видя, что в них ничего нет, - уходили ни с чем. Так монахиням Рождественского монастыря удалось сберечь остатки своего имущества.
Церковь Иоанна златоуста Богородице-Рождественского монастыря.
Через несколько дней в десяти лучших монашеских кельях Богородице-Рождественского монастыря расположился на постой тот же французский отряд. На следующий день монастырский священник отправился к французскому генералу с просьбой распорядиться не обижать монахинь и дозволить служить часы и вечерню. Обедни служить было нельзя. Антиминсы церквей были надежно спрятаны. Генерал, будто бы отвечал священнику: «Мало того, что мы вас обижать не станем, да еще и другим в обиду не дадим. Прикажите все ваши ворота запереть, кроме одних, чтобы нам был всегда выход свободный, а я на воротах велю ярлыки прибить, чтобы, если кто сюда придет, то держать бы себя честно. А служить вы можете когда хотите». В тот же день ко всем четырем монастырским воротам были прибиты французские охранные грамоты, а в церкви Иоанна Златоуста построенной между 1676 и 1687 годами, начали читать часы и проводить вечерни. Священник, вернувшийся от генерала после успешных переговоров, приказал звонить в большой колокол, но как только над районом раздался громкий колокольный звон, прибежавший в монастырь посыльный, передал от генерала просьбу в будущем звонить в маленький колокол, «потому что он не выносит громкого звона колокольного». Французы нередко и сами заходили в храм во время служб. Как вспоминала монахиня: «любопытно им, видно, было. Войдут, нам поклонятся и смотрят. Иной раз между собой пошепчутся, а стояли всегда прилично».
Перед своим выходом из монастыря, который произошел в воскресенье 18 (6) октября, солдаты предупредили монахинь, чтобы те ушли из него, жестами показав, что монастырь будет взорван. После нескольких часов скитаний по городу под проливным дождем, монахини решили вернуться в монастырь, где в кельях, в которых квартировали французы, они нашли на полу много соломы, в которую были воткнуты уже догоревшие и потухшие к тому времени от сырости свечи.
Улица Кузнецкая. Гравюра И. Дациаро, 1834 год.
5. Памятное место. Кузнецкий мост.
Всю ночь с 15 (3) на 16 (4) сентября горела Москва. Пламя, бушевавшее в Китай-городе, с юга угрожало району Кузнецкого моста и Лубянке. Поздно ночью резкие порывы ветра перенесли искры с горевших кровель через Неглинку. Огнем занялась кровля церкви Воскресения Словущего у Кузнецкого моста, построенной в камне в 1657 году. Пожар охватил деревянные кресты церковного кладбища, горели церковные лавки, двор священника и причта и находившаяся рядом «блиння». К утру храм выгорел дотла. После войны здание храма было признано не подлежащим восстановлению. Приход был упразднен в 1813 году. Сохраненный прихожанами почитаемый образ Нила Столбенского был передан в церковь Бориса и Глеба у Арбатских Ворот. После разборки руин в 1816 году, церковные земли площадью 1212 саженей в 1821 году были проданы известному дипломату, действительному тайному советнику Д.П. Татищеву, который построил на этом месте дом с магазином «Город Париж», долгое время снабжавших состоятельных москвичей изысканными одеждами для балов и маскарадов. В 1870 году дом был перестроен на средства купца Г. Г. Солодовникова. Это здание, ставшее после революции филиалом ЦУМа, в 1941 году было разрушено во время бомбежки Москвы немецко-фашистскими захватчиками.
Немного севернее Кузнецкого моста в ту же ночь погорели звонарские дворы, располагавшиеся в приходе церкви Николая Мирликийского Чудотворца в Звонарях, но саму церковь пожар не затронул. Дворы были вновь отстроены после 1818 года, когда здесь была проведена новая планировка, а с Неглинной до Рождественки был проложен Звонарский переулок. Дальнейшему распространению огня по кварталам в районе Кузнецкого моста помешала вовремя подоспевшая на помощь соплеменникам старая гвардия Наполеона, квартировавшая в Сенатском дворце Кремля. Здесь находились многочисленные торговые лавки и дома французских коммерсантов, обратившихся за помощью к французскому императору. В тушении огня принимало участие до 5000 французов. Кузнецкая улица уцелела от огня, и уже к 1814 году один из авторов «Русского вестника» писал, что здесь вновь «засело прежнее владычество французских мод».
6. Странноприимный дом графа Шереметьева. Большая Сухаревская площадь, д.3.
По словам аптекаря Странноприимного дома, Петра Михайловича Бера (1775-1844), во время отступления русской армии через Москву в доме оставалось много раненных русских офицеров и солдат, а также 32 человека в богадельне при больнице. Во время ночного пожара П. Бер при помощи больных вынес тяжелораненых в сад, находящийся и поныне за домом. Во все это время русские раненые солдаты и гражданские больные подвергались беспрерывному грабежу со стороны баварцев 6-го корпуса французской армии, к тому времени сменивших поляков на посту у Сухаревой башни. К полуночи разбушевавшийся пожар охватил правый флигель Странноприимного дома, докторское жилище и экономическое строение. К утру больным из последних сил удалось потушить пламя. Следующие несколько дней аптекарю удавалось отказывать начальникам баварцев в размещении их раненых в больнице, но впоследствии ему пришлось уступить, но с тем условием, чтобы здесь содержались лишь баварские офицеры. Затем пришли французы и выслали из дома уже разместившихся здесь раненых баварцев.
Фотография отсюда.
17 (5) сентября стоявшие на Сретенке французские и баварские солдаты наполеоновской армии разграбили церковь Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках, построенную в камне в 1695 году и поныне стоящую на углу Сретенки и Рождественского бульвара. К счастью, накануне входа неприятеля в Москву, староста Успенской церкви – купец Григорий Дмитриев спрятал в земле недалеко от храма наиболее ценные предметы утвари, уцелевшие от грабежа. Староста ни на день не оставлял храма, обосновавшись на колокольне. На следующий день грабители, снова наведавшись в церковь, подожгли ее. В огне погибла храмовая роспись 1794-1795 годов, иконостас, устроенный прихожанином церкви купцом Дмитриевым в 1805 году, святые престолы, многие иконы, и большая часть богослужебных книг. Рядом с храмом сгорели собственные дома служащих церкви и церковные лавки. Из 45 приходских дворов уцелело только 8.
В трапезе храма нашли убежище многие разоренные пожаром окрестные жители Мещанской части. Служба проводилась лишь в приделе Сергия и Никона Радонежских. Главный престол храма был ограблен и осквернен неприятелем. Священнодействие в приделе церкви началось по охранной грамоте, выданной священнику французским приставом Мещанской части. У входа была прибит листок, в котором на французском языке солдатам запрещался вход в церковь. Священнодействовал в церкви 55-летний священник и благочинный Георгий Семенович Легонин (1757-1823), переведенный в нее в 1798 году из церкви Св. Дмитрия Селунского в Никитском сороке. Лишившийся из-за пожара и своего собственного дома, Г.С. Легонин «имел утешение, для утешения и других, отправлять богослужение, крестить младенцев и напутствовать святыми таинствами болящих и умирающих своего прихода и других. За сие и за претерпенные поругания от врагов он, вместе с некоторыми другими, награжден был золотым наперсным крестом в 1814 году». Перед самым выходом французов из Москвы, они случайно обнаружили зарытые у церкви сокровища храма и разграбили их.
Фотография отсюда.
9. Подворье Троице-Сергиевского монастыря (2-й Троицкий пер., 6А, стр. 9), избежавшее огня большого московского пожара было подожжено французами перед их выходом из Москвы. О том, в каком плачевном состоянии находилось подворье зимой 1812-1813 годов, свидетельствует письмо лаврского казначея иеромонаха Арсения от 20 марта 1813 года, адресованное Учрежденному Собору Лавры: «Троицкое Сухаревское подворье в Москве, неприятелем выжжено все, и потому теперь остается без крыш. Большие покои, в коих нижний этаж со сводами дабы не допустить в случае дождя до совершенного падения, как и преосвященнейший Августин советует, покрыть, чтоб не разрушило нижние своды дождем, так же и два флигеля при вратах и конюшенной сарай нужно покрыть» (36). Восстановительные работы под руководством известного архитектора И.Д. Жилярди начались в том же 1813 году. Скоро было отремонтировано сильно обгоревшее каменное двухэтажное здание палат архимандрита. Восстановленная вскоре церковь Петра и Павла, устроенная архимандритом Платоном в 1766-1767 годах в доме подворья в 1813 году была переосвящена в честь преподобного Сергия Радонежского. Сильно пострадавшие от пожара кирпичные флигеля при воротах и кирпичный конюшенный корпус были разобраны, а вместо них были выстроены деревянные постройки. В 1815 году подворье Троице-Сергиевской Лавры стало официальной резиденцией московских митрополитов. Переехавший сюда в том же году архиепископ Августин прожил здесь до самой своей кончины, последовавшей в 1819 году.
Фотография отсюда.
10. Памятное место. Лазаревское кладбище в Марьиной роще.
Лазаревское кладбище с церковью Сошествия Святого Духа сразу же после оставления французами Москвы стало местом последнего упокоения как французских, так и русских воинов. Москвовед Владимир Леонидович Таскаев на основе архивных документов составил список русских воинов, похороненных на нем в 1812-1817 годах.
11. Немногим больше повезло в грозу 1812 года построенному между 1475 и 1485 годами древнему храму Трифона Мученика в Напрудном. Еще в 1800 году из далекой Черногории в Россию приезжал с визитом архимандрит Стефан Вукотич. Узнав об этом, серебряных дел мастер Трифон Добряков предложил за свой счет соорудить раку для находящихся в черногорском городе Которе мощей мученика Трифона. В благодарность из Черногории мастеру были присланы частицы мощей священномученика. В первой половине 1812 года Т. Добряков преподнес их императору Александру I, а в 1819 году святыня, вделанная в икону св. Трифона была передана в храм мученика Трифона в Напрудном. Благодаря стечению прихожан, и паломников, желающих поклониться святым мощам, у церкви появились средства на восстановление, а в 1825 году на них был возведен пристроенный к церкви южный придел, освященный в честь Николая Мирликийского Чудотворца. Теперь эта икона находится в церкви Знамения, "что в Переяславской слободе" (2-й Крестовский пер., 17). После закрытия храма в 1930 году эта икона была передана в церковь иконы Божией Матери Знамение в Переяславской слободе, где эта святыня находится и в наши дни.
12. Памятное место. Ул. 1-я Мещанская (пр. Мира).
Вернувшись в Москву, граф Ф.В. Ростопчин поселился в своем уцелевшем доме на Большой Лубянке. Принимая здесь многочисленные иски жителей города о сгоревшем и расхищенном имуществе, он принялся за восстановление центральных частей древней столицы. В ноябре из Ярославля к нему приехала и его семья. Его дочь, Наталья Федоровна, в замужестве Нарышкина (1798-1863), въехавшая в город по 1-ой Мещанской, оставила нам в своих записках описание того, как выглядел район после французского разорения: «Увы, что за зрелище представилось со всех сторон нашим взорам. Обломки печей, полуобвалившиеся стены, длинный ряд опустелых и обгорелых внутри домов; мрачные напоминания былого величия угрюмо выделялись на фоне белого снега. Всюду чувствовался запах гари, местами движение затруднялось обломками, загромождавшими улицы, по временам раздавался треск обвалившейся стены или лай собаки, сторожившей шалаш, поставленный на месте какого-нибудь великолепного дворца. Меня все более охватывал ужас при виде такого разорения по мере того, как мы подвигались по этой безлюдной пустыне, походившей на обширное кладбище, наполненное надгробными памятниками. Несмотря на то, что за несколько дней до нашего приезда нам расчистили путь среди обломков и что верховые освещали дорогу, мы могли подвигаться только шагом и употребили целый час, чтобы выбраться из этих мрачных мест. Наконец, мы достигли центра города, и тут нашим взорам представилась более отрадная картина: нам стали попадаться пешеходы и даже изредка экипажи. Лубянка, улица, на которой мы жили, была освещена, как всегда. Все дома на ней сохранились в целости, а наш дом предстал перед нами таким, каким мы его оставили и великолепно освещенным; во дворе стояло множество экипажей»
Весь представленный по районам материал- выдержки из моей неопубликованной пока книжечки "Монастыри, соборы и церкви ЦАО г. Москвы в 1812 году по воспоминаниям современников". При цитировании просьба ссылаться на этот мой блог trojza.blogspot.com.
С радостью рассмотрю любые предложения по публикации.
