Памятники Пресненского района 1812 года. См. 16 памятников.
Памятники Тверского района 1812 года (Сретенского благочиния). См. 32 памятника.
Памятники Мещанского района 1812 года. См. 12 памятников.
Памятники Красносельского района 1812 года. См. 6 памятников.
Памятники Басманного района 1812 года См. 16 памятников.
Памятники Замоскворецкого района 1812 года. См. 13 памятников.
Памятники Хамовнического района 1812 года. См. 15 памятников.
Памятники Тверского района (Китай-город, Покровское благочиние). См. 13 памятников.
Продолжая прогулку по историческим местам Москвы, связанным с событиями
1812 года и пребыванием "армии двунадесяти языков" в Москве, сегодня мы посетим Таганский район ЦАО и познакомимся с памятными местами и сохранившимися от того времени памятниками архитектуры.
1. Памятное место. На месте традиционных народных гуляний у Новоспасского [Новоспасская площадь] и Спасо-Андроникова монастыря были развернуты вербовочные пункты войск народного ополчения. По воспоминаниям одного из москвичей, здесь были расставлены «красивые военные палатки, вокруг которых гремела музыка, а внутри их блестело разное оружие и военные доспехи, уставленные пирамидами. Там возвышались вазы с фруктами и находился буфет с винами. /…/ Посредине палатки стоял стол, покрытый красным сукном, обшитым золотым галуном с кистями, а на столе лежала книга в пунцовом бархатном переплете с гербом русской империи. Охотники вписывали в эту книгу свои имена".
Церковь Николая Чудотворца, что на Ямах, в Москве. Н.А. Найденов, 1881 год.
2. Памятное место. Храм Николая Чудотворца на Ямах. Ул. Николоямская, на месте дома 39/43, корп. 1.
Главной дорогой, по которой в 1812 году отступали русские беженцы из западных областей России и эвакуировались государственные учреждения Москвы, была Владимирка. Добравшись до Владимира на Клязьме, многие из них отправлялись по ней дальше, на Казань и Нижний Новгород. С начала августа по ней отступали вглубь России бесконечные вереницы людей с телегами, груженными спасаемым добром. Пустеющая Москва была наполнена тревожным ожиданием наступающих грозных событий. Глядя на москвичей, покидавших свои родные места, одни говорили: «Москва выходит из Москвы», а другие с горечью замечали – «Москва в поход пошла». В Земляном городе священник церкви Николая Чудотворца на Ямах, Петр Платонов, когда русский арьергард проходил мимо его храма по Николоямской улице к Рогожской заставе, вышел к солдатам в полном священническом облачении с иконой Св. Николая Чудотворца, напрестольным крестом и горящими свечами. Долго стоял он вместе с дьяком на улице, окропляя проходящих солдат святой водой. По воспоминаниям очевидцев, воины осеняли себя крестным знамением и жадно ловили капли Святой воды. Проезжавшие мимо чиновники, офицеры и проходившие улицей солдаты подходили к иконе и со слезами прикладывались к ней. Раздавая раненым и ослабевшим печеный хлеб, отец Петр многократно восклицал громким и твердым голосом: «Враг наш погиб, а не мы!», и многие отступавшие в надежде и с дрожью в голосе повторяли за ним эти пророческие слова. После окончания войны, в 1817 году, отец Петр Платонов был возведен в протоиереи, пожалован наперсным крестом 1812 года и получил личную благодарность за свой поступок от императора Александра I, которую передал ему граф М.А. Милорадович. К сожалению, сам храм, бывший в 1812 году свидетелем этого знаменательного события, был закрыт при советской власти в 1928 году и полностью разрушен в 1956-1957 годах.
Панорама пл. Крестьянская Застава. Фотография: Отькало И. Отсюда.
3. Памятное место. Площадь Спасская Застава (сейчас - Крестьянская Застава). Священник собора Успения Пресвятой Богородицы в Крутицах, Алексей Евдокимович Румянцев (ум. 1871), услышав об оставлении Москвы русскими войсками, вместе с причетниками зарыли лучшие церковные вещи в углублении на печи в нижней церкви и прикрыли их мусором. Утром 14 (2) сентября отец Алексей вместе с женой и детьми вышел за Спасскую заставу, и здесь «Страшная картина представилась их взорам! Толпы народа буквально заграждали путь: шли, ехали, бежали; стонали, плакали, кричали; один отстал от семьи, другой потерял детей; тот выбился из сил под тяжелой ношей, иной, полубольной, останавливался на дороге, не имея сил продолжать путь; в одной группе тосковали о родном крове, об оставленном имуществе; в другой – плакали, потому что не имели куска хлеба». Во время последующих скитаний у отца Алексея умер младенец-сын и он сам, сколотив гробик, зарыл его в глухом лесу под селом Котельники без отпевания.
Фотография отсюда.
4. Церковь Всех Святых на Кулишках. Славянская пл., 2.
14 (2) сентября между 4 и 5 часами вечера, когда последние части русских войск проходили мимо Воспитательного дома, французы уже вступали в Москву. Посреди множества беженцев авангард французов смешался с русским арьергардом. В начале Солянки стояла такая суматоха, что многие москвичи не верили русским, бежавшим в те минуты от Арсенала после стычки с французами. Например, Я. Чиликину, рассказавшему местным жителям о вступивших в Кремль наполеоновских войсках, отвечали, что это были не французы, а отступавшие русские войска, «но, выйдя на двор, они уверились в истине наших слов, увидя как проходила французская армия с обнаженными саблями, и бывши очевидными зрителями, как одного русского солдата изрубили на улице против церкви Всех Святых, что на Куличках». В ночь с 14 (2) на 15 (3) сентября выгорела часть Белого города. Сильно пострадала от пожара сохранившаяся до наших дней церковь Всех Святых на Кулишках с двумя приделами Николая Чудотворца и Пророка Наума. После войны 1812 года церковь была упразднена, но здание было признано крепким и годным к восстановлению.
Швивая горка. Фотография: А. Румянцев.
5. Одновременно с пожаром в Китай-городе, вспыхнувшем в пятом часу вечера 14 (2) сентября в одном из зданий Биржевой площади, в москательных и скобяных рядах, огонь загорелся на Солянке в одном из домов у ворот Воспитательного дома. Несколько раз занимался огнем и само благотворительное учреждение. Главный смотритель дома, Иван Акинфиевич Тутолмин (1752-1815) собрал всю прислугу, остававшуюся в доме и проживавших в нем воспитанников, и устроил постоянное наблюдение за пожаром. Всю ночь с шайками, ведрами и мокрыми вениками они гасили искры, сыпавшиеся со всех сторон. Для тушения огня они употребили последние 4 пожарные трубы, оставшиеся при Воспитательном доме после того, как по распоряжению Ф.В. Ростопчина из всей Москвы они были вывезены на Владимир.
6. Дом Баташева. Ныне - Яузская больница. Яузская ул., д.11/6, (Николоямская ул., д.6)
Другой очаг пожара разгорелся в девятом часу вечера на левом берегу Яузы у самого моста. По словам управляющего домом Баташева, первым 14 (2) сентября здесь вспыхнул дом купца Лапина, а к утру следующего дня «у нас на горе [Швивой горке] подле Кирпичова и вниз к Яузе деревянные дома занялись также, и Сикеринская фабрика близка была к пожару, Архидьяконские богадельни [церкви Стефана Архидьякона – прим. А.П.] и поповские дома. Но наши люди, защищая конюшни свои и магазины, не допустили загореться ни богадельням, ни поповским домам, и пожар 3 числа поутру тем кончился. Домы до Яузы с горы все сгорели, а Гостиный двор все еще дышал пламенем». Днем 16 (4) числа, пожар уничтожил Гончарную улицу, оказавшуюся в центре огня. По свидетельству управляющего дома Баташева, в этот день: «Ветер подул с запада самый жесточайший с сильными и необыкновенными порывами. Загорелись дома за Москвой рекой от Каменного моста, и пожар столь сделался ужасен, что никак описать невозможно. Все Замоскворечье без изъятия занялось, а потом и у нас Никитского попа (Св. Мученика Никиты на Швивой горке) и причетников дома, Безбородков, Кирпичов и все тут на горе деревянные и каменные дома были объяты, Сахарова и Соймонова дома тоже, потом попа Архидьяконского (Стефана Архидьякона на Швивой горке) с причетниками, наша конюшня и магазины. Искры как град сыпались на главный корпус и прочие части».
Затем огонь перекинулся на здание церкви Стефана Архидиакона на Швивой горке 1701 года постройки со стройной шатровой колокольней 1713 года, находившейся на месте сквера к северу от дома номер 9 Яузской улицы. Храм был разобран в 1932 году. Огонь, пожиравший Архидьяконскую церковь, пошел вверх по Яузской улице и перекинулся на дом Баташева, в которой находилась ставка Иоахима Мюрата. Приказчик, Максим Соков, вспоминал, как увидев, что спасения от огня ждать неоткуда, он «прибежал к трепещущим сотоварищам дворовым, кои, собравшись в саду, как устрашенные агнцы, в кучки ожидали с сухарями на плечах моего прибытия. Не знали, где мы можем не сгореть, решились и пошли все. Кто был обременен детьми, кто хлебами и сухарями, кто лоскутьями и одежонкою, ибо не могли знать, куда мы должны будем прибегнуть по разрушении дома. Пошли чрез Яузу на Хованскую гору; тут на переходах солдаты французские начали проходящих грабить, у кого что было, остановили и меня. Я рвался и думал броситься с переходов в воду, ибо у меня было в карманах 1200 рублей ассигнаций, но явился в реке верховой солдат, вынул пистолет, прицелился стрелять в меня; товарищи мои, глядя с другого берега на мое положение, трепетали. Стоящий солдат на переходах вынул из кармана моего сверток ассигнаций от 4 до 500, развернул, в то же время сильный ветер вырвал из рук его ассигнации и рассеял в грязь и воду Яузы. Верховой кричал, чтобы с переходов сошел и, ему их, собрав, подал. На переходах стоящий держал меня и не пускал, однако же, я вырвался, спрыгнул к рассыпанным ассигнациям, и, вместо того, чтоб сбирать их, побежал с остальными чрез воду к кучке наших странников. Солдаты за мною не погнались, и, видно, потому, что не хотели один другому оставить рассеянных ассигнаций, а потому мы спокойно достигли на гору в кусты. Здесь к ужасу усмотрели беглых и раненых русских солдат или мародеров и после узнали, что они жили грабежом проходящих; однако же, как нас было много, то и не смели нас до ночи грабить. Быв в таком положении, смотрели мы с ужасом, как загорелся Шурлина дом, наш корпус против старого дома, флигель, где жил Иван Федорович, и старый дом весь занялся, потом и дом Осипа Яковлевича. К довершению нашего бедствия увидели и то, что и большого нашего дома главной корпус загорелся, церкви Симеоновская (Церковь Симеона Столпника за Яузой) и Архидиаконская тож горели, и все дома занялись, и так необозримое пламя все пожирало, и все Заяузье без остатка занялось, Замоскворечье тоже без остатку все горело, ряды остальные занялись. На той стороне Яузы, где мы укрывались, тоже все занялось, и пламя объяло всю Москву, слилось, клубилось и все пожирало без изъятия. Воздух наполнился несносным смрадом, и атмосфера, как мутная вода, летающею золою, от чего у всех нас глаза налились кровью, и мы едва друг друга узнавали, несмотря, что ночь от пламени была светла, как мрачный день».
Восстановление дома после пожара обошлось Ивану Родионовичу Баташеву в 300 тысяч рублей серебром. В 1879 году в доме, выкупленном московскими властями, была устроена Яузская больница для чернорабочих. После 1917 года здесь разместилась больница Государственное политическое управление НКВД. Сейчас здание занято городской клинической больницей.
Фотография отсюда.
7. Церковь Рождества Пресвятой Богородицы на Стрелке. Ул. Солянка, 5/2.
Сгорела и расположенная неподалеку церковь Рождества Пресвятой Богородицы на Стрелке, впервые возведенная в камне в 1600 году и существенно перестроенная в 1803-1804 годах. По воспоминаниям служащего Воспитательного дома Петра Иванова: «у Рождества на Стрелке зажгли попов дом. Мы все бросились на пожар и [французские] жандармы все с нами. Труб в Москве не было, кроме наших 4-х, ибо вся полиция с трубами уехала во Владимир. Мы пробыли на пожаре всю ночь и главный надзиратель [Тутолмин] с нами; жандармы с нами заливали трубами». Но, несмотря на все попытки уберечь приходские дома и церковь от огня, к утру 15 (3) числа огонь уничтожил богатые иконостасы Рождественской церкви, выжег интерьеры приделов Иоанна Богослова (1722) и Дмитрия Ростовского (1763), сильно повредил трапезную и колокольню, построенную по проекту архитектора Д. Балашова в 1800 – 1802 годах. Этот храм, восстановленный после войны 1812 года, благополучно пережил большевистское лихолетье и дошел до наших дней.
Фотография отсюда.
8. Чудом избежала гибели от огня барочная церковь Петра и Павла у Яузских ворот (на Кулишках) с главным престолом, освященным в 1702 году в память Знамения Богородицы, трехъярусной колокольней (1711) и приделом Казанской иконы Божией Матери 1731 года постройки. Ночью сгорели дома священника и причта и хозяйственные постройки в церковной ограде. церковь не закрывалась. Богослужения, начатые во вновь освященной после войны 1812 года Петропавловской церкви, не прерывались в советское время и продолжаются и в наши дни. Святой храм расположен в Петропавловском переулке, дом 6.
Фотография отсюда.
9. Усадьба Головиных, Щербатовой, Хитрово. Подколокольный переулок, д. 16а.
К утру 15 (3) сентября занялись огнем строения усадьбы Головиных в Подколокольном переулке с каменной домовой церковью Казанской иконы Божией Матери 1698 года постройки. В 1757 году усадьба была перестроена на средства княгини Н.С. Щербатовой, а с 1785 года усадьба принадлежала вдове полковника Наталье Алексеевне Карповой. После войны поврежденный огнем храм долго оставался в запустении и в 1821 году после смерти Н. А. Карповой он был упразднен, а церковная утварь и иконостас по завещанию владелицы были переданы в Ново-Иерусалимский монастырь. В 1822 году усадьба была выставлена на аукционные торги и перешла в руки генерал-майора Николая Захаровича Хитрово (1779-1827), в 1812 году занимавшегося формированием Калужского ополчения. Строения усадьбы были заново обустроены, а храм после восстановления был переосвящен во имя Тихвинской иконы Божией Матери. Церковь освящалась священником храма Симеона Столпника за Яузой, учителем юного А.С. Пушкина, протоиереем Александром Беликовым. В 1847 году Казанская церковь после обновления была переосвящена во имя Смоленской иконы Божьей Матери. Компактная постройка типа восьмерик на четверике на подклете с 1898 находившаяся в ведении Императорского Человеколюбивого общества была закрыта при большевиках в 1921 году и снесена в начале 30-х годов ХХ века.
Фотография: А.П. Сычев. Отсюда.
10. Серебрянический пер., 1/3. Утром 15 (3) сентября загорелись дворы в Серебряническом переулке, затем занялась огнем построенная в 1768-1781 годах по проекту К. Бланка церковь Троицы Живоначальной вСеребряниках с отдельно стоящей колокольней и в ней храмом Усекновения главы Иоанна Предтечи. Чудом остался неприкосновенной от огня ниша с особо почитавшимся в народе с образом Усекновения главы Св. Иоанна Предтечи.
Фотография отсюда.
11. Усадьба Гончаровых у Яузских ворот. Ул. Яузская, д.1/15.
Следы невероятной силы Яузского пожара, пылавшего в приходе Троицкого храма, сохранялись и в 1987 году, года писатель-москвовед В.Б. Муравьев заметил на особняке Гончаровых у Яузских ворот скромные гладкие пилястры, идущие от основания крыши, но не имевшие капителей. Предположив, что до пожара 1812 года дом был двухэтажным, В.Б. Муравьев вместе со знатоком Москвы С.К. Романюком обнаружили, что деревянный дом Гончаровых, по проекту М.Ф. Казакова действительно был выстроен до пожара в два этажа. После пожара 1812 года владелец не стал надстраивать сгоревший второй этаж дома, а покрыл уцелевший первый этаж новой крышей. Сейчас после реставрации дома Гончаровых в 2009 году появился и второй этаж и капители.
Фотография отсюда.
12. Андроньевская пл., д.10.После вступления в Москву основных сил французов и торжественного въезда французского императора в Кремль в семь часов утра во вторник 15 (3) сентября Москва была объявлена трофеем французской армии. В этот первый день распоряжением Наполеона город был отдан на разграбление старой императорской гвардии. Во второй половине дня польские и вюртембержские солдаты наполеоновской армии из дивизии Клапареда ворвались в Спасо-Андроников монастырь.Настоятель Спасо-Андроникова монастыря, архимандрит Феофан за день до вступления французов в Москву со всей лучшей утварью выехал в город Юрьев-Польский по Владимирской дороге. Круша все на своем пути, солдаты разломали прикладами двери древнего Собора Спаса Нерукотворного Образа и церкви Михаила Архангела. Выламывая святые иконы из иконостаса, они с жадностью сдирали с них драгоценные оклады.
Яростное пламя, охватившее 15 (5) сентября стены древнего величественного Собора Спаса Нерукотворного Образа 1410-1427 годов постройки, принесло внушительный ущерб строению: обрушился массивный купол собора. О разрушениях причиненных огнем настоятель монастыря, архимандрит Феофан сообщал следующее: «В соборном монастырском храме, /…/ по ограблении оного, зажжен иконостас и прочее; от чего своды с главою упали внутрь храма» (22., с. 62). В 1813 году под надзором архитектора И.Я. Жукова в соборе были исправлены своды и устроена железная кровля. В 1837 году собор был расписан, к 1840-м годам были полностью возобновлены его интерьерные росписи и иконостасы, а в 1850-х годах по проекту архитектора П. Герасимова, были перестроены паперти и устроены два новых придела. К северной стене собора был пристроен придел, освященный в честь святого Андроника, к южной – придел Успения Божией Матери. В 1950-1960 годах реставраторы вернули собору первоначальный вид. Огонь сильно повредил также близлежащую монастырскую церковь Михаила Архангела, построенную в 1691-1694 годах. По словам казначея, иеромонаха Виктора «Один только братский корпус остался в совершенной целости»
Фотография отсюда.
13. В тот же день 15 (3) сентября, солдаты Бонапарта, войдя в Покровский монастырь«на Убогих домах», разграбили церкви монастыря и братские кельи. За день до французского нашествия иеромонах Иона с лучшим церковным имуществом отправился в Вологду, а прочие ценные вещи из ризницы были замурованы в церковной палатке. По воспоминаниям очевидцев в ходе погрома солдаты «истязали монахов для узнания скрытых сокровищ, а наипаче денег. Потом монастырь сей попеременно занимался неприятельскими отрядами, которые всякий раз желали грабить, но, не находя пищи грабительству, ругались над святынею: кололи образа, вонзали гвозди в лики, жертвенники и престолы употреблялись вместо столов, а в одной церкви ставили лошадей». В Покровском монастыре в тот же день обосновался французский генерал Клапаред. На следующий день 16 (4) сентября французы взяли пять монахов за заставу, «истязали их, домогаясь, где имущество и, когда нашли у одного монаха несколько денег, зашитых в камилавке, о которых он не объявил, били его смертельно».
Фотография отсюда.
14. Ул. Александра Солженицына (б. Б.Коммунистическая), 15.Район за Земляным городом между Таганской улицей и Яузой запылал вечером четверга 15 (3) сентября. Сильно пострадала от пожара церковь МартинаИсповедника (Вознесения Господня) в Алексеевской Новой слободе, построенная по проекту Родиона Родионовича Казакова в 1791-1806 годах. В 1800-1801 годах интерьер храма был расписан живописцем Антонио Клаудо. Эти росписи – свидетели событий 1812 года сохранились и до нашего времени. Огонь, перекинувшийся на кровлю церкви с одного из соседних деревянных домов, повредил кровлю и перекрытия крыши. Сильно пострадал фасад здания храма. Церковные строения восстанавливались в течение девяти лет с 1813 по 1821 год.
15. Динамовская ул., д. 28 (Крестьянская площадь, напротив Новоспасского монастыря). В 1812 г. церковь сильно пострадала от
французов и была разграблена
Церковь Сорока мучеников Севастийских в Спасской слободе, построенная в камне в 1645 году на месте старого
деревянного храма с колокольней 1801 года постройки. Пытаясь узнать, где были
спрятаны сокровища церковной ризницы, потерявшие последнюю честь наполеоновские
вояки, до смерти замучили священника церкви
Петра Гаврилова (1746—1812). Его окровавленное тело несколько дней
лежало без погребения в Новоспасском монастыре. Народная память
сохранила обстоятельства произошедшего события. Местные жители рассказывали,
что священник «вышел
к французам с крестом и сказал им по-французски: «Возьмите все наше имущество,
но сохраните уважение к храму Божьему». Он хотел продолжать, но пал,
изрубленный руками злодеев». Героическая стойкость отца
Петра впоследствии стала символом непобедимого духа русского священничества в
грозную осень 1812 года. Память о его стойкости до сих пор свято сберегается
среди братии Новоспасского монастыря. На его памятнике, и поныне украшающем кладбище Новоспасского монастыря начертаны
проникновенные поэтические строки безымянного автора:
Здесь скромно погребен
Служитель алтаря,
Герой, вкусивший смерть,
За веру и царя.
При заревах Москвы,
Вселенну изумивших
И кары грозныя
На злобу ополчивших,
При храме божием
Он пал пронзен врагом,
Живя о Господе
В бессмертии святом!
После эпитафии следует надпись: «Здесь
погребен Сорокосвятской, что у Новоспасского монастыря, церкви раб божий,
священноиерей Петр Гаврилов, которого тело предано земле через три месяца и три
дни по кончине, 1812 года. Жития его было 66 лет». При
восстановлении Сорокосвятского храма в 1838 году на средства купца Маслова
заново была отстроена колокольня и трапезная.
Фотография отсюда.
16. В самый день вступления неприятеля в Москву, вечером польские солдаты Бонапарта ворвались в ворота ставропигиального Новоспасского монастыря. Накануне вторжения настоятель Амвросий, до пострижения Андрей Антонович Орнатский (1778-1827), со значительной частью богатейшей монастырской ризницы отправился в Вологду. В монастыре оставались драгоценные вещи, принесенные прихожанами на сохранение в монастырь. За управляющего в монастыре вместе с десятью монашествующими и послушниками оставался престарелый наместник Никодим. Отец Никодим, желая умилостивить незваных гостей, предложил полякам по русскому обычаю угощение хлебом и солью, «но хищные враги тем не удовольствовались, требовали от него денег, били его и привели избитого с послушником в собор. Там, поставив их среди храма на колени и, примкнув к их груди ружья, велели исповедоваться друг другу как перед смертью, потом, грозя расстрелять, спрашивали, где скрыты монастырские сокровища; при этом нанесли старцу несколько ран саблями и, не вынудив у него признания ни угрозами ни ранами, отпустили едва живого». Измученного и израненного старца братья на своих руках перенесли в церковь Покрова Пресвятой Богородицы Новоспасского монастыря, построенную в 1673 – 1675 годах, положив его на помосте. Тогда же в монастырь братия перенесла окровавленное тело Сорокосвятского священника Петра Гаврилова. На следующий день, 15 (3) сентября в монастырь вошли французские солдаты, и, выслав разместившихся на постой поляков, продолжили грабеж в церквях и кельях. Ими был разграблен тайник, устроенный братией под кровлей над сводами собора Спаса Преображения 1645-1647 годов постройки: «отыскав под крышей собора серебряные ризы с образов, они разрубали их в монастырском саду палашами и делили между собой, как некогда пилатовы воины ризу Иисусову. Серебра всего похищено было в монастыре 20 пудов». В соборе оставался особо почитаемый москвичами чудотворный нерукотворный образ Спасителя. Ворвавшиеся в собор грабители сняли с него «половину серебряной ризы и венец с драгоценными каменьями, из коих только уцелел значительной величины и цены хризопраз, вставленный теперь в митру настоятельскую». Драгоценный камень, который иногда именуют изумрудом, выпав из оклада, завалился за тумбу иконостаса. Бесчеловечное глумление над верой русских людей и немыслимое для цивилизованного народа святотатство достигло своего апогея в тот момент, когда французы, принялись тревожить усопших, разрывая могилы монастырского кладбища и разрушая древние гробницы-усыпальницы под соборной церковью.
17. В дни неистового московского пожара 1812 года более всего пострадало от огня Крутицкое подворье с соборным храмом Успения Пресвятой Богородицы (Петра и Павла) и церковью Воскресения Словущего. Что происходило на подворье при французах – неизвестно, но после того, как французы оставили Крутицкое подворье и Москву, вернувшийся в город священник Успенского собора отец Алексей, стал свидетелем ужасных разрушений, постигших обитель. На подворье выгорели все деревянные хозяйственные постройки. Двухэтажный Успенский собор представлял собой особенно печальное зрелище. В верхней церкви Успения Божией Матери сгорело все, что могло гореть в алтаре и в средней части храма. Сгорели престол и жертвенник, иконостас и все древние иконы. Огонь уничтожил бесценное собрание старинных рукописей и документов. Сохранился только в первой от входа паперти иконостас столярной работы, окрашенный зеленою краскою и местами вызолоченный. По воспоминаниям отца Алексея «Жить и совершать богослужение было негде. Кругом церкви дома все выгорели. Верхняя церковь во имя Успения Божией Матери вся выгорела, кровля на ней сгорела, а нижняя, во имя Св. Петра и Павла, хотя от пожара и уцелела, но в ней было все в беспорядке и многое расхищено». Осмотрев храмы подворья, отец Алексей вместе с семьей попытался найти себе приют на ночь, но это оказалось весьма сложной задачей. Семья священника приютилась в подвале одного из близлежащих сгоревших домов, в котором и до того нашли приют от 20 до 30 семей московских погорельцев.
Приехавший в Москву в июле 1814 года известный русский писатель-мемуарист Филипп Филиппович Вигель, въезжавший в город через Спасскую заставу стал свидетелем первых признаков медленного, но неуклонного возрождения этой части Москвы: «увидел я издали Москву, и сердце опять забилось во мне любовью./…/ Все было ясно, тихо, весело окрест Москвы многострадальной, недавно успокоенной и возвеличенной. Сама она в отдалении по-прежнему казалась громадною, и, только проехав Коломенскую заставу, мог я увидеть ужасные следы разрушения. Те части города, через кои я проезжал, кажется, Таганская [Яузская] и Рогожская, совершенно опустошены были огнем. Вымощенная улица имела вид большой дороги, деревянных домов не встречалось, и только кой-где начинали подыматься заборы. Далее стали показываться каменные двух и трехэтажные обгорелые дома, сквозные как решето, без кровель и окон. Только приближаясь к Яузскому мосту и Воспитательному дому, увидел я, наконец, жилые дома, уцелевшие или вновь отделанные»...
Представленный по районам материал является выдержками из моей неопубликованной книжечки "Монастыри, соборы и церкви ЦАО г. Москвы в 1812 году по воспоминаниям современников". При цитировании просьба ссылаться на этот мой блог trojza.blogspot.com.
Рад рассмотреть любые предложения по публикации.
