Воспоминания Е. С. Дикаревой описывают строгие порядки пятиклассной школы при Товариществе "Л. Рабенек" в Щёлкове, устройство лазарета времён Первой мировой в здании клуба, 1917 год, борьбу большевиков и меньшевиков, конфискации имущества у зажиточных горожан и национализацию предприятий Рабенеков. Интересно описание первой поездки молодой девушки в Москву в 1918 году, обстоятельства открытия первых очагов и детских садов в Щёлкове.
Текст и фотографии публикуются впервые.
[Дорев.
– 1930 г.] Воспоминания о трудовой и общественной
деятельности за период 20-30-х гг.
Рукопись выполнена пером на 14 страницах формата А4.
Не датирована.
В старые
годы до революции я помню: на фабрике «Л. Рабенек» была пятиклассная школа [Учебное заведение было открыто в 1889 г.
как одноклассное мужское училище Министерства народного просвещения с
трехлетним курсом обучения. В 1892 г. оно было преобразовано в двухклассное
училище с шестилетним курсом. В 1900 г. количество учеников достигло 155
человек. В первые годы ХХ в. (до 1904 г.) на средства Тов-ва «Л. Рабенек» было
построено новое здание училища, рассчитанное на 300 учащихся: «…кроме научных
предметов в училище преподается также еще рукоделие, пение и гимнастика. В
воскресные дни устраиваются для рабочих при школе вечерние общедоступные чтения
с туманными картинами. Чтения эти производятся под наблюдением местного
священника и врача». См.: Памятная книжка Московской губернии. – М., 1904, с.
16.], дети рабочих могли учиться лишь три года и в 11 – 12 лет должны были
идти работать на фабрику. Преимущество было детям служащих, - они учились в 4 и
5 классах и после шли учиться в Москву в гимназию или коммерческое Щелковское
училище. Помню, как у фабричных ворот <Новой>
фабрики выстраивалась очередь оборванных детей и ждут когда пройдет директор
или старший мастер и отберет ребят на работу. Крепкой рукой до боли поднимет за
подбородок и спросит: «Чей?». И если фамилия родителей благонадежная и
подросток выдержит боль его руки [так], то услышит: «в ткацкую», «в прядильную»,
«в красильню», «по двору». С этого дня начинается у подростка рабочая жизнь. С
4-х часов утра вместе с отцом или матерью, в холод и голод таскается малец или
девчонка каждый день на работу до 4-х часов вечера. Кроме щелчков, окриков и
доброго слова ни от кого не услышать. Если дома матери или отцу пожалуешься,
кроме пинка – никакой поддержки: «Терпи, а то хозяин меня прогонит с работы».
Первый месяц работаешь бесплатно, а потом положут 11 копеек в месяц. Себя
хорошо помню в третьем классе – было мне 11 лет. Рабочие ребята сидели в одном
ряду, а в двух других – [дети] служащих. Я училась хорошо и сидела на последней
парте с Ванькой Бухтановым, с Красной спальни Новой фабрики. Этот Ванька учился
лучше всех в классе, у него была большая голова и была ему кличка «Головастый».
Первая страница рукописи Е. Дикаревой. Арх. ЩИКМ.
Нашей
учительницей с 1-го по 3-й класс была Лидия Васильевна Громцева. Она учила нас
читать, писать, русскому языку, грамматике, славянскому языку. Закон божий
преподавал в 1 и 2 классах псаломщик, а в 3-ем классе «Батюшка». Учили: «Верую во
единого бога отца», «Достойно есть», «Отче наш, учили наизусть начатку старого
и нового завета. На божественном уроке нас безбожно били линейкой, указкой,
ставили коленками на горох, выгоняли в коридор под часы. Наша учительница была
хорошим человеком. Ко всем ученикам относилась одинаково, даже рабочих любила
больше, даже защищала перед директором школы, – не боялась. А директор был
черносотенец, правая рука хозяина. Дело было так: Ванька Бухтанов сговорился с
мальчишками и меня взяли в компанию; намазать попу стул клеем. Когда наш поп
прилип к стулу своей бархатной рясой, взбесился, стал кричать и допытываться,
кто это сделал. Нас выдали, и поп схватил Ваньку и меня за плечи и вышвырнул в
коридор и велел родителям прийти к директору. Как прошло это дело у Ивана не
помню, но у меня это дело было первым в жизни. Прогуляв до 3-х часов, я пришла
домой без книг, их у меня отобрали. Матери все рассказала, а от отца все
скрыли, он бы убил до смерти нас обоих. Поздно вечером мать пошла к моей
учительнице Громцевой, она проживала в школе, где и проживал директор, мать
расплакалась, умоляла, просила пожалеть отца и десять детей, которые могут
остаться без куска хлеба. Лидия Васильевна уладила мое дело, пожалела мою мать
и отца. Я пошла в школу. С этого времени по Закону божьему я всегда получала
двойку. К счастью, вскоре Закон божий отменили навсегда.
В 1917 году
всех учителей-старорежимников и директора школы прогнали. Муж Громцевой, -
Валентин Иванович Громцев стал директором школы, а Лидия Васильевна – лучшей
учительницей и проработала до своей глубокой старости. В год 1916 на фабрике
началось брожение, стали проникать в среду рабочих газеты, листовки, в казармах
появлялись первые агитаторы – подпольные. Стали собираться тайком за фабрикой в
Амеревском лесу. Первым кого я помню организатором, был тов. Пустов. Про него
разговаривал отец с товарищами, а в воскресенье бывало, забирал нас шестерых
старших ребят гулять в рощу, где были
встречи деловые, а ребята – для отвода глаз. Сложилась так жизнь, что Новая
фабрика, это Красная казарма и Белая, сразу стали рабочие за большевиков, а
Старая фабрика, где было «хозяйское гнездо», как бы за меньшевиков, кроме
рабочих Слесарской и Красной казармы. Хозяйские компаньоны-прихвостни: Понтице,
Фрик, Киллер, Витт, Слотинцев, Шаман, Шувалов и прочие господа городовые и
урядники всячески притесняли рабочих и следили за ними. Самая революционная
была Красная казарма Новой фабрики. Собирались рабочие в каморках, в коридорах,
в клозетах, а в случае появления подозрительных ребята кричали: «ура, ура, мы
выиграли и бегали гурьбой». Все своевременно разойдутся и сидят себе,
покуривают махорку, а закрутку рвут от газеты «Биржевые Ведомости» и мирно
беседуют между собой. «Балахониха» – Елена Ивановна Смиренская, Катя Зотова –
«Бегунок», тетя Маша Моисеева, маня Лаптева, Саша Баранов, Миша Волчков,
«Ваняга» – Иван Андреевич Андреев, «Дядя Костя» Крылов, <Пахмут> Новиков, Князев «Старик»,
Никита Маслов, Маша Афанасьева, Нестеров, Седов и многие другие, мы, молодежь
были у них на побегушках и выполняли их задания.
Вскоре наша
«Макарка» – паровозик фабричный, привез со станции три товарных вагона раненых.
Куда их девать – нет помещения, временно разместили в летние бараки в Собачей
роще. Рабочая наша боевая делегация добилась у хозяина занять клуб под лазарет.
Всю хорошую мебель, кресла, стулья, хозяйчики увезли на склады и в квартиры
мастеров. Холодный голый зал с наскоро сбитыми <козлами> [Козлы – строительное приспособление для
работы на небольшой высоте.] приняли раненых. Мы все ходили в каморку из
каморки, собирали пожертвования от рабочих, все последнее тряпье, одежду,
посуду отдавали рабочие. Кое-что и от господ заполучили. В лазарет пришли
работать грамотные девушки и женщины: Труханина, Кондрашева, Молчанова В.,
Дикарева В., Жукова Е., Васильева М. Большую помощь оказывали раненым старые
врачи – Порфирий Иванович Кузьмин, Фаддей
Захарович Савенков, Александр Павлович и Елизавета Александровна Гуляевы [При
щелковских фабриках Тов-ва мануфактур «Л. Рабенек» к 1 ноября 1914 года было открыто
два госпиталя для раненых: госпиталь
I разряда («с большой хирургией») на 86 кроватей и госпиталь «Служащих и рабочих фабрики Рабенек» II
разряда («со средней и низкой хирургией» на 25 кроватей. См.: Список госпиталей губернских и уездных комитетов в Московской
губернии к 1 ноября 1914 года. – М.,
1914, с. 32.]. Каждое воскресенье молодежь ходила в лазарет мыть полы,
кормить и перевязывать раненых, мотать и стирать бинты, писать письма,
приносили им сахарку, изюму, баранок, носки, платки. Многих раненых похоронили
на Жегаловском кладбище.
1917 год
был смутным годом на фабрике. Рабочие восстания, забастовки, манифестации по
черной дороге от Старой фабрики через Щелково к Новой фабрике с факелами,
плакатами «Долой войну», «Вся власть Советам». А мы подростки тоже в рядах со
взрослыми, раздетые и полуобутые, горланили «Вставай, поднимайся, рабочий
народ». В Щелкове кулаки-торгаши и всякая дрянь швыряла в рабочих грязью,
камнями, палками, жандармы разгоняли народ.
В Щелкове
торговец Смолцов имел самый большой каменный двухэтажный дом – внизу бакалея,
наверху квартира. Вот этот дом и облюбовали большевики для Советской власти.
Первый митинг был открыт с терраски лавочника. Народу было очень много с фабрик
и заводов, из деревень, много молодежи, учащейся в Коммерческом училище привел
на митинг Иван Панфилов, который закрыл училище
и прогнал директора в Москву. Первыми ораторами были: тов. Пустов, тов. Чуркин,
Куракин, Калиныч<ев>, Асонычев и др. С этого дня в этом доме обосновался
ВИК.
Пришлось потеснить щелковских кулаков, отобрать у них дома, склады, товары
Кулаковых, Дешиных, Потемкина, Белякова, Беспалова, Алмазову, Чистову, Пановых,
Рубцовых, Галкина и др. В этих домах разместились первые советские организации:
ЩОНО, ЩОП, Почта, Кутузка и др.
На фабрике
была полная революция [так]. Рабочие прогнали всех Рабенеков с фабрики, они
подались в Финляндию. Только не успел сбежать хозяин фабрики Л. Рабенек, но
рабочие не растерялись, отобрали у него ключи и вывезли его на тачке на берег
Клязьмы. У него конфисковали белую дачу со всем имуществом. С тех пор она
принадлежит дошкольной детворе Соболево-Щелковской фабрики. Старая фабрика была
почти разрушена и заморожена оставшимися прихвостнями. Готовую продукцию
частично переправили себе, а часть передали щелковским купцам.
Первым
красным директором рабочие избрали большевика Ивана Павловича Антонова. С
помощью большевиков, честной интеллигенции актива рабочих мастеровых заработала
фабрика. Какая силища поднялась строить свою фабрику, свой новый мир, свою
свободу!
В 1918 году
наша фабрика работала, хотя не с полной нагрузкой, не хватало топлива, сырья,
оборудования. На фабрике была своя парторганизация, рабочий комитет, рабочий
клуб, свой лабаз – лавка и свой первый детский сад и на Красной казарме Новой
фабрики детские ясли и даже столовая для беспризорников. К концу года создан
был Союз Молодежи. Нашей молодежи тех годов хватало работы: каждый день ездили
за 9 километров на Болшевские карьеры за торфом, чтобы топить казармы и фабрику,
восстанавливали оборудование, ремонтировали склады, чистили дороги. Первые
женделегатки повязали красные косынки, а вожаки молодежи носили красные
повязки: Ваня Бухтанов, Митя Маслов, Степа Матвеев, Вася Котов, Вася Демидов,
Иван Большов, Ольга Лабанова, Ира Воронина, Князев Андрей, Лиза Буркова и
многие другие. Помню, меня вызвали в парторганизацию, в помещение, где раньше
работал городовой у зеленых ворот. Пришла, – сидят Е. И. Смиренская, тетя Маша Моисеева и Никита
Маслов, говорят мне: «Ты девка грамотная, смелая, подумай как бы нам свой
детский очаг (сад) организовать на фабрике, как бы помочь нашим матерям.
Слыхали, что ты хорошая нянька дома у матери». А у меня старшая сестра Варвара учительницей стала, посоветовалась с ней.
Надумали открыть детский сад в доме бывшего мастера Понтиус
на берегу Клязьмы на Старой фабрике. Дом 2-х этажный, есть водопровод,
отопление и кухня. Там и барахла хозяйского пропасть. Собрали матерей – все
согласны помогать. Директор пообещал выделить мануфактуры [«Мануфактура» («мануфактурный товар») – ткани, изготовленные
на фабрике.] детям и на обмен на молоко и продукты. Одела подлиннее
сестрину юбку, подобрала косы в пучок и пошла в ЩОНО за мандатом на заведующую
очагом. Выдали и направили в Москву в НАРКОМПРОС [Народный комиссариат просвещения РСФСР – орган государственной
власти, в 1920 – 1930-х гг. контролировавший культурно-гуманитарные сферы. С
1925 по 1939 г. в Москве располагался в доме
№ 6/19 на Чистопрудном бульваре.]. До этого раза ни разу в Москве не
была. Мать рассказала, как ехать и к кому. Дали мне денег, провизии узелок и
проводили на паровой на станцию. С Ярославского вокзала попала на площадь, где
конки [Конка (разг.) – городская железная дорога с конной тягой, бывшая в
употреблении до введения электрического трамвая.]. Ждала долго, так и пошла
пешком на Чистые пруды. Вошла во второй этаж, никто не остановил, чисто, но
холодно, слышу голоса, я – туда. Много сидит женщин, все одетые [в верхнюю
одежду], и ведут разговор как быстрее организовать детские дома, колонии,
очаги, ясли, столовые для детей на фабриках и заводах. Получила установку и я.
Ко мне прикрепили опытную женщину, Елену Васильевну
Назаревскую, и отправили на три дня учиться на Садово-Спасскую улицу,
где в то время был дошкольный центр. Там учили с чего начинать, где брать
питание, как оборудовать детсад, кого набирать на работу. Холодно было в то
время в Москве, особенно ночью, спали на детских раскладушках, питались сухой
воблой и своими харчами. На разрешении открыть детсад на Соболевской фабрике
была поставлена Московская печать. Потом сказали мне: «По разверстке будете
получать продукты через ВИК, а директора фабком [так] должны добавлять, что
могут на 120 детей, да и в деревнях у кулаков надо добавлять детям питание:
картошку, молоко, яйца и муку». 120 детей самых многодетных работниц стали
первыми дошкольниками на фабрике. Со мной вместе пришли работать в детсад
работницы: Маня Мочалкина, Соня Ершова, Анна Кантанистова, Даша Медведевская,
Татьяна Авдонина, Маша Афанасьева, фабричный врач П. И. Кузьмин и А. Н. Гуляев,
Настя Кабатчикова, О. А. Панфилова. Ожил 2-х этажный особняк. Все хозяйство
приспособили, да еще набрали много добра у бывших. Иван
Павлович выдавал для детей заборную книжку в лабаз, мануфактуру, торф и
пр. Рабочие отрабатывали дополнительно в пользу голодающих детей и очага. Мал
стал этот очаг, много нуждающих детей [так]. Тогда на новой фабрике был открыт
второй детсад, а в 1920 году оба сада объединились в один на 300 детей в белой
хозяйской даче, где ныне воспитывается четыреста ребят. Голод давал себя знать,
многие ездили за хлебом в одиночку. Были случаи, отбирали хлеб, забирали
мешочников на трудовой фронт. Но в 1919 году фабричный комитет и Московский <Кустовой> трест отправили бригаду во
главе с моим отцом С. И. Дикаревым в Ташкент за
хлебом для рабочих фабрики, в обмен на мануфактуру. Поездка была долгой, но
удачной, много вагонов прибыло на фабрику с мукой, зерном, крупой, изюмом. В
первую очередь продукты выдавались детям, детучреждениям, больнице, столовой.
Потом прибыли еще вагоны с хлебом, и все рабочие получили большие пайки. Вскоре
по возвращении из командировки мой отец умер от тропической малярии. Брат ушел
добровольцем, старшая сестра Варвара уехала учительствовать в деревню Наздехово
[Здехово].
Мать свое горе затушила в работе в женотделе вначале, а потом в РИКС. Была членом Ц.К. МОПР,
организовывала интернациональный детдом в Монино.
Обучили мы ее писать, а читать она умела. Многие годы мать была депутатом
Горсовета, работала к секциях РКИ и
здравоохранения. Она на общественной работе была до последних дней своей жизни
– 1957 год.
Заведующая детской
библиотекой Кудрявцева Надя и взрослой библиотекой Е. Дикарева в час досуга у
клуба КОР, Щелково, 1928 г. Арх. ЩИКМ.
Наш клуб
имени «Октябрьской Революции» на фабрике являлся основным культурным очагом. В
клуб пришли старые любители сцены: И. И. Блинов, Г. Орлова, К. Крылов, М.
Догадаева, В. Петров. Драмкружок пополнился многими новыми талантливыми
исполнителями. Приглашались хорошие руководители из Москвы, артисты Ю. <Юзьев>, Стальский, Афанасьев,
Красиновский [Возм., Красиновский, Александр Михайлович – артист Малого театра в
1919 – 1922 гг.], Шагаев, Буренков, Успенский, Яшке и др. Большим успехом у
рабочих пользовалась своя самодеятельность. По несколько раз ставились пьесы:
«Любовь Яровая», «Штиль», «Ткачи», «Шторм», «Мещане», «Без вины виноватые»,
комедии Островского, концертные программы, балетные выступления, живая газета и
гимнастика. Помимо выступлений на фабрике, самодеятельность систематически
выступала в 12 подшефных деревнях. Часто обменивались постановками с
текстильщиками Москвы, Серпухова, Раменское, Болшево, Реутово, Ногинском и
Орехово-Зуево. За комсомолом оставался важный участок «Ликбез». Около тысячи
работниц обучались грамоте в кружках в школе, на казармах, в своих каморках, в
клубе, в деревнях, в избах-читальнях. Женделегатский корпус в 280 человек –
целая красноголовая армия, - это фабричные женделегатки, а еще районные уездные
– Смиренская Е. И., Маша Моисеева, Нюра Свинарская, Лидия Шеламова, М.
Васильева, Е. Жукова – первые женделегатки, а ими руководила из Укома партии Марфа Егоровна <Чумина>.
Весь актив фабричный учился в кружках и школах на курсах политграмоты. Первыми
пропагандистами на фабрике были Алексей Попов, П. Базанов, Шаламова Л. В., Н.
Булкин, С. Соколов, Хроменков, Асонычев, Н. беляков, С. Полетаев, М. Морогина,
М. Жидов, А. Князев. Молодежными кружками заправляли мы: Иван Большов, Сергей
Вахромычев, Е. Дикарева, Степан Матвеев, Леша Новожилов, Ольга Лобанова,
Терентьев и другие.
Е. С. Дикарева - комсомолка 20-х гг. Ах. ЩИКМ.
К 1924 году
на фабрике комсомольская организация насчитывала более 600 человек и пионерская
организация – двести восемьдесят ребят. Первый пионерский лагерь был в деревне
Ледово в большом кулацком доме и палатках. Там был фруктовый сад и огород.
Ребята отдыхали там в две очереди. Первыми пионервожатыми там были Вера
Моисеева, Клавдия и Ольга Дикаревы, Вера Мозжухина, Нюра Медведевская, Женя
Чугунов, Ваня Антонов, Коля Большов и др. За год пионерская организация выросла
вдвое. Далеко несутся звонкие детские голоса «Взвейтесь кострами», «Картошка»,
«Вихри враждебные». В траурные Ленинские дни [В. И. Ленин скончался 21 января 1924 года. Траур продолжался до 27
ноября, когда гроб с телом вождя был установлен в Мавзолее на Красной площади.]. Соболевская организация принимала
активное участие в похоронах Владимира Ильича. В большой январский мороз рано
утром со станции Щелково отправился специальный траурный поезд с делегатами
Щелковского района. Масса венков, тихое пение «Замучен тяжелой неволей»,
опечаленные лица и горячие слезы лучших из лучших людей, которых выбрали
рабочие и крестьяне, проводить [так] дорогого Ильича в последний путь. В
создании каждого из нас: «Ленин жив, Ленин с нами, Ленин в веках».
Заместитель редактора стенгазеты «Челнок» Дикарева Екатерина.
Фотография
П. З. Ефимов, Щелково, август 1926 г. Арх. ЩИКМ
После
поездки в Москву я подала заявление в Ленинскую партию, партию большевиков.
Более семисот коммунистов принимали меня в партию. Моими рекомендателями были:
Маша Моисеева, Асонычев, Баранов А., Маслов Н., А. Андреев. Я работала зав. детсадом
и как служащая имела пять поручателей. Первым партийным поручением мне было
дано заместителем редактора фабричной стенгазеты
«Челнок» [так]. Редактором был глухонемой коммунист Миша Шорин. Пришлось
учиться вечером в КИЖЕ в Москве на вечернем отделении редакторов фабричных
газет. Два года учебы – польза большая, политическая закалка налицо. Со
временем от «Челнока» пошли отростки – стенгазета у молодежи «Иголка», в 5 казармах свои стенгазеты, в 5 подшефных
деревнях свои «Селькоры», «Советская деревня». Наша фабричная стенгазета из
одного экземпляра выросла до 15 экземпляров на стеклографе [Стеклограф – прибор
для печатания, состоящий
из смачиваемого светочувствительной
жидкостью стекла, на
котором делаются оттиски
с оригинала.], а позже и
недельная, печатная. На фабрике был кружок стенкоров, которые писали в газету «Голос Текстилей», журнал «Рабкор», «Работница», в газету
«Рабочая Москва», были и свои поэты Н. Николаев, Красильщиков, Левкова,
Бурлова и др. Редактором работала до 1930 года. Второе поручение я получила
работать в подшефных деревнях Жеребцы, Медвежьи озеры [так], Амерево, Потапово [Потапово-1].
В этих деревнях проживало наших много рабочих. Нас было пять человек: Митя
Маслов, Новожилов, М. Лаптева, В. Лебедева. Приходилось проводить в деревне
разную работу. Организовывать избы-читальни, работать с беднотой, ликвидировать
неграмотность, читать вслух газеты, привозить фабричную самодеятельность,
помогать школе, организовывать молодежь, женщин, на борьбу с кулаками,
лишенцами, вывозили крестьян на фабрику и в Москву на экскурсии.
Заведующая
библиотекой Е. Дикарева, 1928 г. Арх. ЩИКМ.
В 1928 году
умер Миша Волчков – заведующий фабричной библиотекой и парторганизация меня
рекомендовала на зав<едующего> библиотекой. Трудно мне было расставаться
с моими ребятами, с которыми поработала более десяти лет. На мое место пришли
новые работники Дуня Жукова, Ольга Фенина, Поля Никитина. Чтобы работать в
библиотеке с массами пришлось снова учиться. Кончила 2-х годичные высшие
заочные курсы при ВЦСПС, получила диплом на заведование библиотекой.
И последним
моим партийным поручением было <назначение> на работу райсельпарторга в
Щелковском районе Московской области с 1927 по 1930 г. на коллективизацию
сельского хозяйства. Тут были новые задачи и новые трудности и новые
достижения. Около 3-х лет кропотливой, трудной работы в деревне в сочетании с
культурно-воспитательной работой среди масс на Соболево-Щелковской фабрике и в
Щелковском районе дало мне возможность вырасти до работника культотдела
Губотдела текстильщиков, до члена Президиума Губотдела, куда меня рабочие Соболевки
выдвинули в 1930 году.
Щелковский историко-краеведческий музей © 2017.
Оцифровка, публикация, комментарии: А. Послыхалин © 2017.
При использовании материала обязательны ссылки на museum-schel.ru и trojza.blogspot.com
