Вид Новодевичьего монастыря. Раскрашенная литография Ш.К. Башелье по рисунку И.П. Орлова, 1846 год.
Нежданно столкнулся с практически беспримерной транстекстуальностью, касающейся темы истории Новодевичего монастыря (сейчас - Хамовнический район ЦАО Москвы) в 1812 году.
Причем, столкнулись в своих взаимопоправках, взаимоуточнениях и разночтениях целых три первоисточника мемуарно-биографического типа. Пока еще мне не удалось встретить такой насыщенности воспоминаний (ну два - в одно время в одном месте [Полянский рынок в начале сентября 1812] еще встречались, но сразу три! И каких!).
Еще интересней, что все три автора, описавших историю монастыря во время пребывания в нем французов - с 16 (4 ст.ст.) сентября (среда) до утра 21 (9 ст. ст.) октября (среда) принадлежат, как по писаному (!) разным социальным слоям.
1. Казначея Сара Николаевна. "Высший слой" представляют воспоминания монастырской казначеи, монахини Сарры (Сары) Николаевны (фамилии до пострига и даты жизни не известны мне), представленные в "Доношении московскому Архиепископу Августину Новодевичья монастыря, игуменьи Мефодии о французах в чем монастыре стоявших в 1812 году", опубликованных в ЧОИДР. Кн.2. М., 1871. С. 82 [цифровой номер страницы - 620] и далее. Можно закачать тут (в течение двух недельс момента публикации поста).
Формально воспоминания относятся к авторству игуменьи Мефодии Ивановны (Якушкиной), в 1809 году переведенной по данным П. Строева в Новодевичий из Страстного девичья монастыря (ныне-Тверской район ЦАО) и служившей здесь до своей кончины 22 (10 ст.ст.) февраля 1845 года [Строев П. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российския церкви. СПб., 1877. С. 225. Качать тут в Акробате ридере ]. В тексте Доношения игуменьи, матушки Мефодии, покинувшей стены монастыря накануне оккупации Москвы французами, а точно - после полудня 13 (1 ст.ст.) сентября, иногда присутствует признак неполной редакции воспоминаний казначеи Сары Николаевны, а также изложение событий от первого лица, которых свидетелем игуменья быть не могла. Без сомнений, до пострига монахиня-казначея Сара, иногда именуемая "старицей", принадлежала дворянскому слою.
Доношение игуменьи Мефодии представляет собой 6 страниц убористого текста, сообщенных издателю 16 ноября 1817 года графом М.В. Толстым. Само доношение датировано автором (Мефодией-Сарой) после 11 ноября 1817 года. Доношение - жанр, все таки документальный, хоть в нем и заметен "женский след" - стремительное движение от сравнительно мелких деталей к обобщениям =)
2. Монахиня Антонина. "Средний слой" представлен рассказом монахини Новодевичего монастыря, матери Антонины (в тексте указано - в миру - Аграфена), "крепостной Апраксиных, которые отдали ее в монастырь для обучения женским работам. Прожив там несколько лет, она пожелала постричься, на что и получила разрешение от господ. В двенадцатом году она была уже шестнадцатилетнею девушкой". См.: Рассказы очевидцев о двенадцатом годе, собранные Т. Толычевой (Е.В. Новосильцевой). М., 1812. С.5 и далее. Качать Толычеву-Новосильцеву можно тут в Акробате.
В воспоминаниях, представленных 15 страницами печатного текста, чувствуется определенные успехи в образовании, но присутствует огромное количество "всяких ахов и вздохов и переживаний", пересказов диалогов в лицах и т.п., что по-своему свидетельствует о социальном уровне рассказчицы. Екатерина Васильевна Новосильцева (1820-1885), труды которой по сбережению истории 1812 года все еще недостаточно оценены историками, не скрывала, кажется, что записывала их с устного изложения. Такая запись в отстутвие, разумеется, диктофона, накладывала отпечатки на лексику, но в данном случае, обилие эмоций только на пользу воспоминаниям. Как они дополняют и переформируют немножечко сухие данные, изложенные в первом документе по истории монастыря этого периода! Слов нет, ловишь каждую интонацию и радуешься!
3. Семен Климыч. Но есть еще совсем малоизвестный и столь же малоизученный источник по истории Новодевичьего монастыря в 1812 году. Это рассказ из "самой что ни на есть народной жилки" - "Рассказ очевидца - штатного служителя Семена Климыча", опубликованный в журнале Русский архив. Вып. 4., М., 1864. Стб. 843 и далее. Скачать предлагают только за денюжку, но просто почитать можно здесь: даю ссылку на страницу начала статьи. Семен Климыч, как указано в примечании к статье, умер чуть раньше 1864 года и не увидел своих воспоминаний в широкой печати. Крепостной, необразованный в школах человек самостоятельно записал свои воспоминания. Семена Климыча " уговорил на такое, трудное для него дело бывший [в 1864 году - бывший] монастырский священник, отец А.П. Гиляров. Текст в журнале приводится "без изменений в оригинальной рукописи, кроме правописания".
Семен Климыч, - это вам не деревенский дурачок, Платоша Каратаев. Он штатный, то есть приписан к монастырю по штату, разнорабочий. Свою судьбу он не выбирал.
Повсюду Климыч демонстрирует нужную сметку и знает, что где взять, и знает кому кланяться, и, в конце-концов, пока все рассуждают, союзники пришли в Москву или враги, - предпринимает действия, чтобы это узнать, а не гадает.
Особенно я его зауважал, когда после 16 столбцов убористого журнального текста он вывел дрожащей старческой рукой: "Конец. Более писать нечего". [Там же, стб. 858]. По тексту видно, как старику было трудно складывать буквы. И не столько уважать, но и полюбить его можно и за "мужской взгляд" на историю, и за привершенность правде (к примеру, как он отразил попытку грабежа монастыря русскими же казаками после ухода французов), а кроме всего прочего и за вот эти слова:
"и пошли мы в сараи [после ухода французов и казаков] и увидели: стоят тут бочки с вином, 26 бочек, а двадцать седьмая стоймя, полная, верхняго дна не было; тут то мы обрадовались. "Ну, ребята, вот нам Бог дал клад то, таперь уж и мы попируем", взяли ведро и почерпнули точно из колодца, взошли в сторожку и выпили по стаканчику и помянули французов. Пошли в другой сарай, тут стоят три ящика с ружьями, у них кремни липовые, и двадцать три барабана, иные пробиты с боку, а у иных кожа. Патронных сум без ремней целый угол, затворили и пошли в сторожку, к своему ведру хлопотать. "Ну, ребята, таперича Бог избавил от врага, теперь выпьем". [Стб.854].
Такой прямоты и искренности я пока не встречал, хоть и очень плотно занимался и занимаюсь воспоминаниями 1812 года.
