"Спаситель Отечества" князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. К установке памятника в усадьбе Гребнево 4 ноября 2019 г.

Получив рассылку: "4 ноября 2019 г. в День народного единства в 13.00 в Усадьбе «Гребнево» состоится торжественное открытие первого в России памятника князю Дмитрию Трубецкому – владельцу усадьбы Гребнево, военному и государственному деятелю, руководителю Народного ополчения в период Смутного времени, освободившего Москву от польских интервентов"...

... я не впал в растерянность. Биография упомянутого "героя" конечно, рано или поздно должна была быть "отлита в граните". А сама его личность, бесспорно достойна  увековечения, наряду с Иванами Грозными, Лютыми Скуратами и теми самыми мышами, которые, как известно, основали город Мышкин... Мои неоднократные попытки пресечь на корню нелепые искажения истории связанные с именем князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого не возымели действия (в 2012 г.: см. напр.1.,2), но лишь продлили агонию чистого разума соотечественников. Пришло время встать на сторону этого щедро финансируемого проекта и, не кривя душой, забесплатно, без аванса и любых договоренностей, =) опубликовать обширную статью, посвящённую подлинному значению князя в истории нашего богоспасаемого Отечества и его роли в событиях Смутного времени. А также объяснить, отчего я искренне ратую за установку вышеупомянутого истукана.

"Спаситель Отечества" князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой.

 (статья была написана в 2012 г. в рамках незавершенного проекта "Владельцы имения Гребнево")

Формально владевший Гребеневым около двух лет (с осени 1623 по июнь 1625 г.) Дмитрий Тимофеевич Трубецкой происходил из княжеского рода восходящего к внуку великого литовского князя Гедимина (ум. 1341) – брянскому, стародубскому и трубчевскому удельному князю Дмитрию Ольгердовичу (ум. 1399). Отцом Дмитрия Тимофеевича был боярин и воевода Тимофей Романович Трубецкой (ум. 1602), а родным братом – Александр-Меркурий Тимофеевич (ум. 1610).

Ни в коей мере не приуменьшая значение Дмитрия Тимофеевича Трубецкого в истории России периода Смутного времени, надо заметить, что его роль в этих событиях оценивается историками далеко неоднозначно.

Портрет Д.Т. Трубецкого из кн. П.П. Бекетова «Собрание портретов Россиян знаменитых». 

Гравёр А. Афанасьев, 1821 г.

Впервые имя Дмитрия Трубецкого упоминалось в росписи русских войск 1604 г., когда он уже имел придворный чин стольника и служил в охране 15-летнего царевича Фёдора Борисовича Годунова. Под началом Трубецкого находилось 25 конных воинов из его вотчин¹. Вступив на престол в апреле, в июне следующего, 1605 года, Фёдор был низложен и убит.

8 мая 1606 года Трубецкой находился в Москве, числился на службе у Лжедмитрия I, и исполнял церемониальные обязанности одного из 13-ти «мовников» (банщиков) на свадьбе Самозванца с Мариной Мнишек². К слову, среди мовников на этой свадьбе присутствовал и будущий освободитель Подмосковья Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Через 9 дней после свадьбы, 17 мая 1606 г. Лжедмитрий I был убит. После воцарения Василия Шуйского в начале лета того же года Трубецкой упоминался как стольник при дворе нового государя в боярском списке 1606 – 1607 гг.³.

Осенью 1608 года, изменив присяге, Дмитрий Тимофеевич Трубецкой «отъехал» из  Москвы в  Тушинский лагерь, и перешёл на службу «Вору» – Лжедмитрию II, от которого вскоре получил боярский титул⁴. Во время осады Троице-Сергиевого монастыря интервентами князь Трубецкой (именовавшийся боярином уже в начале декабря 1608 г.) вместе с дьяком Денисом Игнатьевичем Софоновым (с октября 1608 по июнь 1609 г.) возглавлял «разряд», то есть полковую канцелярию Большого полка самозванца⁵, занимавшуюся вопросами формирования войска Лжедмитрия II. По мнению И.Е. Забелина Трубецкой получил боярство за призвание на службу Самозванцу под Москву казацких полчищ с Дона и Яика (Урала) и с Волги, куда он писал призывные грамоты⁶. Скоро в Тушине к Дмитрию Трубецкому присоединился его старший двоюродный брат Юрий Никитич Трубецкой⁷. Набиравшиеся Трубецким на службу Лжедмитрию русские изменники отличались ещё большей жестокостью, чем интервенты: «Не раз случалось, что, когда у пришельцев возбуждалось чувство человеколюбия, Московского государства воры называли их за это бабами и щеголяли своей бесчувственностью и зверством»⁸.

Н.И. Костомаров считал, что Трубецкой, приняв участие в переговорах с польскими комиссарами короля Сигизмунда III, приехавшими в Тушинский лагерь 17 декабря 1609 года, уже тогда, в Тушине, отрёкся от Лжедмитрия II и присягнул на верность королю Сигизмунду⁹. По другим сведениям, Трубецкой, оставаясь верным соратником Лжедмитрия II, сопровождал Самозванца в его бегстве под Калугу в декабре 1609 года, где и был назначен им первым воеводой города. После гибели Лжедмитрия II в декабре 1610 г., от имени королевича Владислава IV Вазы к Трубецкому в Калугу был послан его двоюродный брат Юрий Никитич, который должен был склонить родственника к присяге королевичу. Но братья не смогли сговориться, и Юрий был вынужден «бежать к Москве убегом»¹⁰. Однако, вскоре, Дмитрий Трубецкой вместе с жителями Калуги, всё же, присягнул на верность королевичу¹¹. В Калуге к войску Трубецкого, в основном состоявшему из бывших «тушинцев» присоединилась «казацкая вольница» во главе с атаманом Иваном Мартыновичем Заруцким (ум. 1614)¹².

Весной 1611 года войска Трубецкого и Заруцкого примкнули к Первому народному ополчению воеводы Прокопия Петровича Ляпунова (ум. 1611)¹³. На помощь Ляпунову пришёл и зарайский воевода Дмитрий Михайлович Пожарский (1578 – 1642). Силы ополчения двинулись к захваченной интервентами Москве. Бои начались 1 апреля 1611 года. Интервенты заперлись в Китай-городе и Кремле. Раненый 20 марта Д.М. Пожарский был вывезен в Троице-Сергиев монастырь. Собравшиеся к 27 марта основные силы ополчения разделились на отряды и расположились на разных концах Москвы. Князь Дмитрий Трубецкой и Иван Заруцкий во главе казачьих войск встали у Воронцова поля, Прокопий Ляпунов – у Яузских ворот, костромские и ярославские воеводы – у Покровских ворот, у Сретенских ворот поставил свои отряды окольничий Артемий Васильевич Измайлов, а у Тверских – князь Василий Фёдорович Масальский. После сражения 6 апреля Трубецкой отделился от Заруцкого и встал между Яузскими и Покровскими воротами, а Заруцкий перешёл к Покровским воротам. Как отмечал С.Ф. Платонов, земские дружины ополчения 1611 года были разрознены и разделены казачьими, и эта ошибка имела роковое значение для Первого ополчения¹⁴.

30 июня 1611 года собралась дума, на которой Трубецкой, Ляпунов и Заруцкий «без мест» (т.е. на равных основаниях, независимо от титулов)¹⁵ были избраны «правителями» ополчения, власть которых ограничивалась земской думой. По словам Н.И. Костомарова, находясь под сильным влиянием Заруцкого, «…боярин Димитрий Тимофеевич Трубецкой, человек небольшого ума, без душевной силы, по имени занимал первое место, потому что, по рождению, был выше двух других, но первенство его тем только и сказывалось, что в челобитных и грамотах имя его ставилось прежде других»¹⁶. Действительным предводителем ополчения был настоящий выразитель чаяний русского народа – Прокопий Ляпунов, которого «во всей земле русской знали за первого человека». Настойчивые попытки Ляпунова прекратить грабежи и насилия, чинимые казацкими шайками Заруцкого в окрестностях Москвы, вызвали гнев казачества. 22 июля 1611 года, с молчаливого согласия Трубецкого, Ляпунов был насмерть изрублен казаками Заруцкого. По словам разрядной записи после гибели Ляпунова «столники и дворяне и дети боярские городовые испод Москвы разъехались по городом и домом своим, бояся от Заруцкаго и от казаков убийства; а осталися с ними [с казаками] под Москвою их стороны [дворянской], которые были в воровстве в Тушине и в Колуге»¹⁷. Переворот привёл к тому, что решающую роль в Ополчении стали играть бывшие «тушинцы».

По замечанию Н.И. Костомарова, и после гибели Ляпунова «…слабый Трубецкой делал, думал и говорил то, чему его научал Заруцкий, а, впоследствии, оправдывал свои поступки тем, что он все делал неволею; и то была правда: его неволя была в слабости его собственной воли и ума»¹⁸. Пытаясь оправдать действия Трубецкого во времена первого ополчения, биограф рода Трубецких, Елизавета Эсперовна Трубецкая (урожд. Белосельская-Белозёрская; 1840 – 1908), была вынуждена признать: «Действительно Заруцкий со своими казаками, а за ними и казаки  князя Дмитрия Тимофеевича, не слушаясь своего предводителя, увлеченные своими товарищами, производили неслыханные злодейства. Но что было делать князю Дмитрию – он оказывается бессильным один против этой своевольной орды, распаленной алчностью и жаждой грабежа и ему невольно приходилось подчиняться их требованиям»¹⁹. Исходя из сказанного, стоит признать, что называть Трубецкого «предводителем» казаков можно лишь с «большой натяжкой». К началу ноября 1611 года в полку Трубецкого числилось всего 95 человек²⁰. По меткому замечанию С.Ф. Платонова, Первое земское ополчение рассыпалось побеждённое не врагом, а союзником – казаками Заруцкого и Трубецкого.

Осенью 1611 года в Нижнем Новгороде началось формирование Второго народного ополчения Кузьмы Минина (ок. 1570 – 1616) и Д.М. Пожарского, а весной следующего, 1612 года, по-прежнему стоявшие в Москве Трубецкой и с Заруцкий присягнули на верную службу новому самозванцу Сидорке, 23 марта объявившему во Пскове, что это он – настоящий царевич Дмитрий²¹. Уже в мае 1612 года в виду приближения к Москве войск Нижегородского ополчения, Трубецкой и Заруцкий писали в стан Минина и Пожарского покаянную грамоту, обещая «впредь им никакого вора не затевать и быть с Нижегородским ополчением в совете и соединении, против врагов стоять и Московское государство очищать». С апреля по июль 1612 года стоявшие в Ярославле вожди Нижегородского ополчения, хорошо помнившие многочисленные измены этих «правителей» и печальную судьбу Ляпунова, не поверили их раскаянию, и объявили Трубецкого с Заруцким изменниками (!). По городам Минин и Пожарский объявляли: «из под Москвы князь Дмитрий Трубецкой да Иван Заруцкий, и атаманы и казаки к нам и ко всем городам писали, что они целовали крест без совета всей земли государя не выбирать, Псковскому вору [Сидорке], Марине и сыну ее не служить; а теперь целовали крест вору Сидорке, желая бояр, дворян и всех лучших людей побить, имение их разграбить и владеть по своему воровскому казачьему обычаю. Как сатана омрачил очи их!»²². В самом начале марта архимандрит Троице-Сергиевого монастыря Дионисий Радонежский (ум. 1633) и келарь Авраамий Палицын в особой грамоте пытались убедить вождей Нижегородского ополчения в том, что «боярина князя Димитрия Тимофеевича Трубецкаго, дворян, детей боярских, стрельцов и Московских жилецких людей  привели к кресту [присяге на верность Сидорке] неволею: те целовали крест, боясь от казаков смертнаго убийства, теперь князь Дмитрий [Трубецкой] у этих воровских заводцев живет в великом утеснении и радеет соединиться с вами»²³. По словам И. Е. Забелина, Авраамий Палицын «…мог ошибаться в Трубецком, но князь Пожарский тем и отличался, что всегда был очень осторожен. Он мог сообразить вот что: "Странно! Трубецкой присягнул Вору неволею, из трусости, и молчал почти целый месяц. Мог бы он и раньше рассказать свой грех старцу и отписать к Нижегородцам о соединении. Нет, он прозревает тогда, когда Нижегородцы являются в Ярославле действительною силою, способною положить конец всякому воровству. Стало быть, дело может поворотиться на правду – надо заранее проложить к ней хотя бы окольный путь". Вот что Пожарский мог думать о Трубецком. В своей грамоте, писанной в то же время, он прямо и выражается, что Трубецкой с Заруцким своровали, следовательно, он прямо и думает о них одинаково, что люди они криводушные»²⁴. Недоверие князя было оправданным. В июле 1612 года в Ярославле казаки Заруцкого совершили покушение на жизнь князя Пожарского.

После перехода Заруцкого на сторону поляков и его бегства в Коломну 17 июля, войска Нижегородского ополчения выступили из Ярославля к Москве, вступив в город в начале августа 1612 года. Когда ополчение приблизилось к развалинам Москвы, Трубецкой лично выехал навстречу Пожарскому, нарушив обычный воинский порядок: «Трубецкой был боярин, пожалованный в это звание тушинским вором. Пожарский – только стольник. Трубецкой тогда на время ставил ни во что свое боярство и оказывал честь народному ополчению»²⁵. Однако, на неоднократные предложения Трубецкого встать вместе одним станом, вожди Второго ополчения неизменно отвечали: «отнюдь не бывать тому, чтобы стать нам вместе с казаками»²⁶. Ненадёжность  Трубецкого вскоре подтвердилась на деле…

21 августа 1612 г. войска литовского гетмана Яна Кароля Ходкевича предприняли попытку прорваться к  Кремлю  на помощь польско – немецкому гарнизону. Когда Ходкевич стал переходить Москву-реку у Девичьего поля, Трубецкой, стоявший с главной силой у Крымского двора, в тылу переправы, послал к Пожарскому просить несколько сотен конницы в подкрепление. В последовавшем ожесточённом сражении приняли участие лишь сотни, присланные Пожарским, и всего четыре небольших казацких отряда, по  своей воле ввязавшихся в бой²⁷. Предводители этих казацких отрядов кричали Трубецкому: «Да чего не помогаешь погибающим? Из вашей (воеводской) вражды только пагуба творится государству и ратным»²⁸. Основные силы Трубецкого остались безучастными зрителями сражения и едва не допустили поражения войск Второго ополчения. На вопрос «Что же в это время делал Трубецкой со своими казаками?» И.Е. Забелин отвечает: «В том-то и дело, что он с казаками очень любил всё стоять, да помогать врагам». Решив ослабить конные соединения Пожарского, Трубецкой рассчитывал поставить воевод ополчения в зависимость от своих казаков. Преследуя цель измотать войска Пожарского, дабы, в итоге, присвоить себе все лавры победителя и избавителя Москвы от оккупантов, в ту же ночь Трубецкой, очевидно, по договорённости с гетманом, свободно пропустил в Кремль вражеский отряд в 600 человек²⁹. Такое же безучастие проявил Трубецкой и в бою 23 августа. Лишь умелые действия Нижегородского ополчения позволили одолеть Ходкевича, отступившего из-под Москвы к Можайску.

Вскоре «тушинский боярин» Трубецкой, вспомнив о своём боярстве, решил, что главная ставка всех войск должна располагаться в его казацких таборах и потребовал от стоявших  ниже по чину стольника Пожарского и торгового человека Минина приезжать к нему на совет. Отчасти из-за того, что «воровское боярство» Трубецкого было известно (тогда, как чин стольника в 1602 году Пожарский получил от царя Бориса Годунова), отчасти из-за боязни быть убитыми казаками³⁰, предводители ополчения наотрез отказались от предложения Трубецкого.

При посредничестве архимандрита Дионисия спор был улажен. Для организации общей ставки войск ополчения был выбран нейтральный пункт на Неглинной. Вскоре по городам были разосланы грамоты: «Были у нас до сих пор разряды разные, а теперь по милости Божией, мы Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский, по челобитью и приговору всех чинов людей, стали заодно и укрепились, что нам, да выборному человеку Кузьме Минину Москвы доступать и Российскому государству во всем добро хотеть без всякой хитрости, а разряд и всякие приказы поставили мы на Неглинной, на Трубе, снесли в одно место и всякие дела делаем заодно и над Московскими сидельцами промышляем…»³¹.

22 октября 1612 года русские войска пошли на приступ укреплений Китай-города. Войско Пожарского, после молебна Казанской иконе Божией Матери, выступило от Арбатских ворот к Каменному мосту, а наступление казаков Трубецкого началось после молебна в храме Успения Пресвятой Богородицы на Бору, позднее принявшего наименование храма Гребневской (Гребеневской) Божией Матери на Лубянской площади³², по направлению к Сретенским (Никольским) и Ильинским воротам Китай-города³³. Молебен войск Трубецкого проходил перед иконой Гребенской Богоматери, считавшейся покровительницей казачества.

Измотанные поляки после непродолжительного сопротивления отступили из Китай-города под защиту Кремлёвских стен. Вскоре начались переговоры об условиях их капитуляции. 24 октября, когда поляки выпустили из Кремля русских пленных, только решительное заступничество войск Пожарского уберегло несчастных пленников от казаков Трубецкого, кричавших: «Надобно побить этих изменников». Казаки отступили лишь тогда, когда ратники Пожарского выстроились в боевой порядок, готовясь вступить с казаками в открытый бой. Гарнизон хотел сдаться одному лишь Пожарскому, но сделать этого практически не удалось из-за настойчивости Трубецкого в этом вопросе. После сдачи Кремля 27 ноября 1612 года пленники Пожарского уцелели и были отправлены по городам. Несмотря на уверения Трубецкого, что его казаки не будут «обижать» пленных, большинство их было насмерть изрублено казаками. Из пехоты, сдавшейся на милость Трубецкого, в живых не осталось ни одного человека³⁴.

В ходе торжественной процессии 27 октября (9 ноября по н.с.) 1612 года рати Пожарского и Трубецкого, входили в Китай-город с разных сторон, символически повторяя пути своих атак. Нижегородское ополчение несло перед собой свою полковую икону – список с Казанской иконы Божией Матери. Казаки Трубецкого, по всей видимости, шествовали с иконой Гребенской Божией Матери, легендарное предание об обретении которой было связано с прошлым Донского казачества³⁵. Оба шествия воссоединились у Лобного места на Красной площади, где архимандрит Троице-Сергиевого монастыря Дионисий совершил торжественный молебен. С тех пор начался рост почитания Казанской и Гребенской икон Богоматери, однако, только первая из них удостоилась всероссийского почитания.

Полагая, что в борьбе за власть он одержал верх над любыми претендентами на царский трон, Дмитрий Трубецкой учредил свою резиденцию в доме Бориса Годунова в Кремле, тогда как Пожарский поселился в Воздвиженском монастыре на Арбате. Победа над оккупантами, которую Трубецкой приписывал исключительно себе, окончательно деморализовала казачьи таборы: «казаки страшно бесчинствовали. Их отряды бегали из-под Москвы по разным краям, грабили и мучили жителей. По известиям хронографов, в первые месяцы после изгнания поляков из Москвы, казаки так дурно вели себя, что русская земля страдала от них тогда ещё хуже, чем прежде»³⁶. Для усмирения казаков потребовалось даже вмешательство властей Троицкого монастыря.

Продолжительное время среди учёных не было единого мнения, претендовал ли Дмитрий Тимофеевич Трубецкой на царский трон. Недоставало документальных данных.  Положительный ответ на этот вопрос, в основном опирался на «смутные и косвенные», по мнению  Ю.В. Готье, источники: «словесное сообщение» и «семейное предание». Известный русский историк Дмитрий Иванович Иловайский (1832 – 1920) писал: «Относительно Трубецкого Костомаров в своей истории Смутного времени передаёт словесное сообщение А.Ф. Бычкова*: сей последний читал приписку к одной рукописи; из этой приписки видно, что на соборе была речь и об избрании Трубецкого. Кроме того, как я слышал, предание об его кандидатуре сохраняется и доныне в семье князей Трубецких. О его притязаниях и очень высоком мнении о своём значении в то время свидетельствует также следующая заметка в послесловии к одному Евангелию, написанному в 1612 году: „При благоверном князе Дмитрие Тимофеевиче Трубецком и при его Державе“»³⁷. Обнаруженная в 1983 году «Повесть о земском соборе 1613 года», написанная современником тех событий и опубликованная  известным специалистом в области источниковедения истории России XVI—XVII веков, доктором исторических наук Александром Лазаревичем Станиславским (1939 – 1990) в 1985 году, не заставляет сомневаться в царственных амбициях Дмитрия Тимофеевича. Комментируя рукопись, А.Л. Станиславский писал: «Некоторые кандидаты и их сторонники вели активную агитацию в Москве, пытаясь заручиться поддержкой казаков. Особенно отличился в этом отношении Трубецкой. По словам «Повести о Земском соборе 1613 г.», он в течение полутора месяцев (ровно столько времени прошло от первого до заключительного заседания Земского собора) устраивал пиры для казаков»³⁸. Результаты этой агитации Трубецкого красочно описаны в «Повести»: «Князь же Дмитрей Тимофиевич Трубецкой учрежаше столы честныя и пиры многая на казаков и в полтора месяца всех казаков, сорок тысящ, зазывая к собе на двор по вся дни, чествуя, кормя и поя честно и моля их, чтоб быти ему на Росии царем и от них бы казаков похвален же был. Казаки же честь от него приимающе, ядяще и пиюще и хваляще его лестию, а прочь от него отходяще в свои полки и браняще его и смеющеся его безумию такову. Князь же Дмитрей Трубецкой не ведаше лести их казачей»³⁹. Иными словами, «…казаки же, честь от него принимающие, едящие и пьющие и хвалящие его лестью, прочь от него уходящие в свои полки, бранили его и смеялись над его таковым безумием».

Открыто отождествляя себя с царём Борисом, в январе 1613 года от «собравшихся под Москвою духовных и светских властей» Земского собора Трубецкой добился выдачи ему  жалованной грамоты на область Вагу (области вокруг г. Шенкурск Архангельской губернии), которая некогда составляла источник богатств и материальной силы Бориса Годунова⁴⁰. По мнению ряда исследователей, грамота была сочинена самим Дмитрием Тимофеевичем. Среди перечисления заслуг Трубецкого в ней упоминалось, к примеру, что, «за его разум и премудрость, и за дородство, и за храбрость, и за правду, и за ревнителство по святых Божиих церквей и православной крестьянской вере по великородству его [Трубецкого], в Московском Государстве Правителем избрали». Конечно, этот отрывок относился к избранию трёх «правителей» Первого народного ополчения июня 1611 года. В тексте, настойчиво обходившем вниманием деятельность Ляпунова, Пожарского и Минина, особо подчёркивалось, что князь Трубецкой «сам бился нещадя головы своея три дни и три нощи». Однако, в тексте того же документа прямо оговаривалось, что при избрании законного царя, жалованная грамота будет требовать повторного, царского утверждения. О необыкновенной настойчивости Трубецкого говорит то, что жалованная грамота стала первым законодательным актом, принятым Земским собором 1613 года⁴¹. В подробном исследовании, посвящённом вопросу появления жалованной грамоты Трубецкому в Трудах Воронежского государственного университета под редакцией крупного ученого-историка, профессора Василия Эдуардовича Регеля (1857 – 1932) указано: «Верить жалованной грамоте Д. Трубецкому едва ли можно. А почему грамоту дали, объяснить не трудно. Земский собор отверг кандидатуру Трубецкого. Подобное решение должно было оттолкнуть казаков и озлобить самого Трубецкого. Чтобы избежать нежелательных последствий, на соборе решили наградить Трубецкого так, как никого из остальных»⁴².

Такая же грамота, с пожалованием в бояре и наделением вотчинами, была выдана и другому претенденту на царский престол, князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому⁴³. В этом документе Пожарский был назван «избавителем и спасителем» Отечества.

После избрания царя Михаила Романова грамота Трубецкому не была утверждена царём⁴⁴, тогда как более скромные амбиции Пожарского были полностью удовлетворены. Уже 11 июля 1613 года, перед выходом нового царя к коронации, Пожарский был пожалован чином боярина, а 30 июля того же года за ним были утверждены его вотчины⁴⁵.

В описании села Гребнево И.Ф. Токмаковым приводится расхожее мнение, что князь Дмитрий Тимофеевич одним из первых подал голос за избрание Михаила Фёдоровича Романова, однако очевидец событий свидетельствует, скорее, об обратном. По словам автора «Повести о Земском соборе», после выдвижения кандидатуры Михаила Романова, Трубецкой, видя крушение своих надежд, с горя заболел: «лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего»⁴⁶. Эти слова вполне характеризуют завышенное  мнение Трубецкого о его роли в освобождении страны от интервентов, а также  довольно точно характеризуют его отношение к кандидатуре Михаила Романова. В комментарии к этому отрывку А.Л. Станиславский счёл нужным добавить: «В июле 1613 г. Трубецкой, как и другие вельможи, участвовал в церемонии венчания Михаила Романова, и нетрудно представить, какие чувства испытывал честолюбивый князь, когда ему была доверена высокая честь держать царский скипетр – символ власти нового государя»⁴⁷. Неудовлетворённые амбиции Трубецкого на самой коронации выразились в том, что он рассчитывал на более почётную миссию, – держать не скипетр, а шапку Мономаха, тогда как эта почётная обязанность была поручена родному дяде Михаила Фёдоровича – Ивану Никитичу Романову (ум. 1640). Игнорировав объявление о «безместьи» для всех участников церемонии, и затеяв местический спор, Трубецкой получил от царя разъяснение: «ведомо твое отчество перед Иваном, мочно [можно] ему тобя менши быть; а ныне тебе быти для того, что мне Иван Никитич по родству дядя, а быть вам без мест»⁴⁹. В тот же день Трубецкому удалось выиграть местнический спор с другим родственником Михаила, боярином Василием Петровичем Морозовым (ум. 1630)⁵⁰. «Царское яблоко» (державу) в церемонии поручено было держать Дмитрию Пожарскому.

Сразу после избрания Михаила Романова, в сентябре 1613 года кичившийся своими военными победами Трубецкой во главе войска из 1045 казаков был направлен к захваченному шведами Великому Новгороду⁵¹. Назначение Трубецкого в поход преследовало важную цель, а именно удалить из-под Москвы разбойничьи казачьи отряды. Тем более, сама область Вага, на которую с такой настойчивостью претендовал Трубецкой, находилась под контролем шведов, с 1611 года прочно обосновавшихся в Новгороде. Можно предположить, что от успеха этой операции зависел вопрос утверждения царём и самой жалованной грамоты Трубецкому на Вагу. Сохранились известия о том, что казацкие отряды, спешившие пополнить остановившееся в Торжке войско Трубецкого, попутно грабили сёла (в т.ч. инокини Марфы – матери избранного государя) и монастырские обозы. Сами казаки Трубецкого, действовавшие на русских землях как на вражеской территории, занимались разбоями и грабежами⁵². Вооруженные столкновения происходили и внутри «войска» Трубецкого, между его дворянской частью и казаками: «бяше же у них в рати нестроение великое и грабеж от казаков». Отдельные казачьи шайки покинули ряды войска. В начале апреля 1614 года казаки Трубецкого подошли к Великому Новгороду и остановилось в 30 км от города, в Бронницах, где, по словам современников «чинили насильство и беды такие, чего и бесермены [в данном случае, – шведы] не чинят». Первая же схватка со шведскими войсками 14 июня привела к разгрому войска Трубецкого. Спустя время, воеводы едва успели пешком покинуть лагерь, а «ратные люди разбрелись розно», пополнив разбойничьи отряды и «учав пуще прежнего воровать»53. И в следующем, 1615 году, очевидец писал: «лета 7123-го казаки, вольные люди, в Русской земле многие грады и села пожгли и крестьян жгли и мучили».

После смерти супруги Дмитрия Тимофеевича, Марии Борисовны 6 августа 1617 года, Трубецкой дал по её душе в Троице-Сергиев монастырь напрестольный «крест из восточного хрусталя с среброзолоченым рукоятием», изображением Распятия, Божией Матери и Иоанна Богослова, «с каменьем с яхонты по цене за 100 рублев» и надписью: «Молица кресту князь Димитрей Тимофеевичь Трубецкой»⁵⁴.

В июле 1619 года боярин Василий Петрович Морозов вновь схлестнулся в местническом споре с Трубецким, подчёркивая, что его двоюродный брат Юрий Никитич «в измене служит литовскому государю», а за измену одного из представителей, мог быть подвергнут «понижению в ранге» и весь род Трубецких. В феврале 1620 г. «безместье» Трубецкого и Морозова при встрече было подтверждено⁵⁵.

В 1622 году Трубецкому было поручено объявить о назначении в бояре воеводы Семёна Васильевича Головина (ум. 1634). Несмотря на то, что государевым указом того же года «сказывающий боярство» не должен был считаться «ниже» пожалованного, как то было прежде, Трубецкой наотрез отказался исполнять царскую волю.

Трубецкой не мог не знать о недавнем противостоянии Годунова, в образ которого он почти «вжился» во время своего проживания в Кремле, и Бельского, – равного Годунову по амбициям, только менее удачливого претендента на престол. Женитьба далеко уже не молодого Трубецкого на Анне Васильевне Воронцовой и закрепление за ним по жалованной грамоте Михаила Романова 1623 года Гребневской вотчины его тёщи Марии, ранее принадлежавшей Бельскому, хоть как-то компенсировали страдания, перенесённые  Трубецким от краха его более высоких надежд.

8 сентября 1624 года, на праздник Рождества Пресвятой Богородицы Трубецкой присутствовал на торжественном обеде царя Михаила Фёдоровича⁵⁶. Затем, вместе с женой Анной 19 сентября 1624 год Трубецкой был на свадьбе Михаила Фёдоровича Романова. За праздничным столом Трубецкой затеял новый местнический спор с вернувшимся из польского плена Иваном Ивановичем Шуйским-Пуговкой (ум. ок. 1628), но проиграл его.

В конце 1624 – начале 1625 года Трубецкой был удалён подальше от Москвы, на воеводство в город Тобольск⁵⁷. По справедливому замечанию И.Е. Забелина: «Это попросту значило – был сослан, ибо Сибирское воеводство такому родовитому боярину давалось не иначе, как вместо ссылки. Оно много значило для малых людей, но для больших ничего другого значить не могло»⁵⁸. Не выдержав долгого переезда, Трубецкой заболел и скончался через месяц после приезда в Тобольск  24 июня 1625 года.

Оценивая личность и поступки Трубецкого, успевшего присягнуть на верность всем самозваным Лжедмитриям, Е.Э. Трубецкая писала: «Конечно, если судить его поступки с точки зрения строгой нравственности, то он окажется далеко не безгрешен во многих дурных действиях и дурных побуждениях, но таких людей можно судить лишь в применении к тем обстоятельствам, эпохе и воззрениям, среди которых ему приходилось действовать»59. Конечно,  с этими словами трудно не согласиться, но в тех же самых тяжелейших обстоятельствах действовал и М.В. Скопин-Шуйский и Д.М. Пожарский и, наконец, простой посадский человек Минин, 30 мая 1722 года названный государем Петром I «истинным спасителем Отечества»⁶⁰.

P/S.  У каждой эпохи свои истуканы. Возведение памятника князю Трубецкому в Гребневе – замечательнейшая примета и характеристика той эпохи, в которой мы очутились. Из биографии Дмитрия Тимофеевича совершенно понятен облик «героев нашего времени», которым, всё-таки, удалось возвести его на пьедестал почёта.

 А. Ю. Послыхалин. При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com

¹ Боярские списки последней четверти XVI – начала XVII вв. и Роспись Русского войска 1604 г. Указатель состава государева двора по фонду Разрядного приказа. Ч. 2. – М., 1979, с. 31.].

² Свадьба Ростригина // Древняя российская вивлиофика. Изд. II. Т. XIII. – М., 1790, с. 122; Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. – М., 1907, с. 83; Хмыров М. Марина Мнишек. – СПб., 1862, с. 14.

³ Боярские списки последней четверти XVI – начала XVII вв. и Роспись Русского войска 1604 г. Указатель состава государева двора по фонду Разрядного приказа. Ч. 1. – М., 1979, с. 250..

⁴ Хронограф… // Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. – М., 1869, с. 341; Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 99; Мархоцкий Н. Повесть о победах Московского государства. – М., 1982. См. прим. 185.

⁵ Акты, собранные в библиотеках Российской империи Археографической экспедицией. Т. II. – СПб., 1836, с. 186, № 91; Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XV – XVII вв. – М. 1975, с. 484-485; Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. – М., 2009, с. 353.

⁶ Забелин И.Е. Минин и Пожарский: прямые и кривые в Смутное время. – М., 1896, с. 314.

⁷ Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI –  XVII вв. – СПб., 1906, с. 280, 319, 349.

⁸ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. II. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. V. – СПб., 1868,  с. 235.

⁹ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. II. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. V. – СПб., 1868,  с. 309-310.

¹⁰ Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI –  XVII вв. – СПб., 1906, с. 378.

¹¹ Записки гетмана Жолкевского о Московской войне. – СПб., 1871, с. 113.

¹² Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. – М., 1907, с. 58, 59.

¹³ Хронограф… // Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. – М., 1869, с. 350.

¹⁴ Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI –  XVII вв. – СПб., 1906, с. 380.

¹⁵ Эскин Ю.М. Очерки истории местничества в России XVI – XVII вв. – М., 2009, c. 213-214.

¹⁶ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. III. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. VI. – СПб., 1868, с. 155-156, 160, 163.

¹⁷ Хронограф… // Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. – М., 1869, с. 352.

¹⁸ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. III. / исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. VI. – СПб., 1868, с. 213.

¹⁹  Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 107.

²⁰ Акты Московского государства. Т. I. – СПб., 1890, с. 78-82, № 45.

²¹ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. III. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. VI. – СПб., 1868, с. 210, 238.

²² Цит. по: Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 109.

²³ Цит. по: Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 108.

²⁴ Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М. 1901, c. 88.

²⁵ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. III. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. VI. – СПб., 1868, с. 271-272; Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI – XVII вв. – СПб., 1906, с. 425.

²⁶ Цит. по: Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 111-112.

²⁷ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. III. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. VI. – СПб., 1868,  с. 272-273.

²⁸ Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М. 1901, с. 96; Точнее: «в нашей нелюбви Московскому государству и ратным людям погибель происходит». См.: Книга называемая Новый летописец / Хроники смутного времени. – М., 1998,с. 375, № 314.

²⁹ Забелин И. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М. 1901, с. 95.

³⁰ Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М. 1901, с. 106; Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 113.

³¹ Цит. по: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. IV. – М., 1963, с. 684.

³² Баталов А.Л. Церковь Гребневской иконы Божией Матери. / Православная энциклопедия. Т. 12. – М., 2006, с. 316-318.

³³ Рукопись Филарета, Патриарха Московского и всея России. – М., 1837, с. 58; см. также: Церковь Гребневской Богоматери. / Снегирев Н.М. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества. Год 3. – М., 1852, с. 6.

³⁴ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. III. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. VI. – СПб., 1868,  с. 283-285; Книга называемая Новый летописец / Хроники смутного времени. – М., 1998, с. 378, № 322.

³⁵ См.: Романова А.А. Сказание о иконе Богоматери Гребневской. / Словарь книжников и книжностей Древней Руси. XI – первая половина XIV в. Вып. 3. Ч. 4. – М., 2004, с. 561.

³⁶ Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Т. III. / Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. VI. – СПб., 1868,  с. 291.

³⁷ Иловайский Д.И. Смутное время Московского государства. М. 1894, с. 311; Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. М., 1891, с. 116]. *Русский историк, археограф, библиограф, палеограф, академик Петербургской академии наук, директор императорской публичной библиотеки в 1882-1899 годах Афанасий Фёдорович Бычков (1818 – 1899).

³⁸ Станиславский А.С. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. – М., 1990, с. 87; Арсеньевские шведские бумаги. 1611—1615 // Сборник Новгородского общества любителей древностей. Вып. V. – Новгород, 1911, c. 30-31.

³⁹ Повесть о Земском соборе 1613 г. // Вопросы истории. 1985. № 5. С. 95.

⁴⁰ Древняя российская вивлиофика. Изд. 1-е. Ч. VIII. – СПб., 1775, с. 376-388; Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М., 1901, с. 269-274; Трубецкая Е.Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 120, 326-328.

⁴¹ Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М., 1901, с. 114-115; Латкин В.Н. Земские соборы Древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими представительными учреждениями. – СПб., 1885, с. 125; Морозова Л.Е. Россия на пути из Смуты: избрание на царство Михаила Фёдоровича. – М., 2005, с. 130.

⁴² Труды Воронежского государственного университета. Педагогический факультет. – Воронеж, 1926, с. 29.

⁴³ Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М. 1883, с. 159-160; Спиридов М.Г. Сокращенное описание служеб благородных Российских дворян. Ч. 2., – М., 1810, с. 77; Арцыбашев Н.С. Повествование о России. Т. III. – М., 1843, с. 333, прим. 1732.

⁴⁴ Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М. 1901, с. 114-115;  Латкин В.Н. Земские соборы Древней Руси, их история и организация сравнительно с западноевропейскими представительными учреждениями. – СПб., 1885, с. 125.

⁴⁵ Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. – М., 1907, с. 65; Манкиев А.Я. Ядро российской истории. Изд. 2, –СПб., 1784 стр. 322; Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М. 1901, с. 116.

⁴⁶ Повесть о Земском соборе 1613 г. //  Вопросы истории, 1985. № 5. С. 95.

⁴⁷ Станиславский А.С. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. – М., 1990, с. 90.

⁴⁸ Станиславский А.С. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. – М., 1990, с. 90.

⁴⁹ Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. – М., 1907, с. 65, 109, 110-111.

⁵⁰ Эскин Ю.М. Очерки истории местничества в России XVI – XVII вв. – М., 2009, c. 104.

⁵¹ Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время. – М., 1907, с. 68.

⁵² Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. – М., 1990, с. 105-106.

⁵³ Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в. Казачество на переломе истории. – М., 1990, с. 116-118.

⁵⁴ Олсуфьев Ю.А. Опись крестов Троице-Сергиевой Лавры до XIX века и наиболее типичных XIX века. – Сергиев Посад, 1921, с. 50; Надписи Троицкой Сергиевой Лавры, собранные архимандритом Леонидом. – СПб., 1881, с. 50, № 183; Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. – М., 1987, с. 119.

⁵⁵ Эскин Ю.М. Очерки истории местничества в России XVI – XVII вв. – М., 2009, c. 153, 272-273, 394.

⁵⁶ Дворцовые разряды. Т. I. 1612-1628 гг. –  СПб., 1850, стб. 629.

⁵⁷ «В 1625 году мая с 29 числа, были в Тобольску воеводы, Боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, да Мирон Андреевич Вельяминов». См.: Записки, к Сибирской истории служащие. // Древняя Российская Вивлиофика. Ч. III, – М., 1788, с. 142.

⁵⁸ Забелин И.Е. Минин и Пожарский. Прямые и кривые в Смутное время. – М., 1901, с. 116-117.

⁵⁹ Трубецкая Е. Э. Сказания о роде князей Трубецких. – М., 1891, с. 98.

⁶⁰ Ешевский С.В. Сочинения по русской истории. – СПб., 1900, с. 381.

 А. Ю. Послыхалин. При использовании материала обязательна ссылка на trojza.blogspot.com