Покинув Россию после
Октябрьской революции 1917 года, один из представителей известной династии подмосковных
фабрикантов Рабенеков
в 1960 – 1966 годах в парижском журнале «Возрождение» опубликовал цикл воспоминаний, касающихся истории дореволюционной хлопчатобумажной
индустрии. До 1918 года Рабенеки владели крупнейшими
текстильными предприятиями в северной части Богородского
уезда. Стоит упомянуть, к примеру, что в 1887 году ежегодная прибыль Товарищества
мануфактур «Л. Рабенек» превышала прибыль известной
Компании Богородско-Глуховской мануфактуры Морозовых.
Производства Т-ва «Л. Рабенек»
располагались на территории нынешнего города Щёлково.
Среди статей Льва Львовича Рабенека встречаются упоминания их родовых Соболевских
фабрик (Щёлково). Выдержки из публикаций, непосредственно касающиеся истории Щёлкова даны с нашими примечаниями.
Рабенек Л. Л.
Из статьи «Хлопчатобумажные Мануфактуры Москвы и Подмосковья времени до Первой мировой войны»
Отрывок
из статьи, опубликованной в журнале
«Возрождение» (Lе
Renaissance). Вып. 162. – Париж, июнь 1965, с. 110-113.
…Родовым
делом семьи Рабенек была фабрика в Соболеве*. [*
Нынешний район г. Щёлково «Соболевка».] Она была основана в 1832 году моим
прадедом и начала свое производство с крашения пряжи в пунцовый цвет, а затем
перешла также на крашение и печатание по миткалю.
Лев
Андреевич, как звали моего прадеда, был первым промышленником, который начал
выработку пунцового товара* в России. [* Пунцовым товаром называли в России кумач -
хлопчатобумажную ткань, окрашенную в ярко-красный цвет.]
В те
времена вся крестьянская Россия еще одевалась в кумач и пунцовые ситцы, поэтому нет ничего удивительного,
что после почина сделанного моим прадедом в фабрикации этого товара, многие
другие фабриканты начали также его производить.
Мой прадед
был удачлив в выработке пунцового товара и уже в середине прошлого столетия
стал получать награды за свой товар, сначала на русских выставках 1835, 1839,
1849 и 1861 годов, а затем также и на Парижской выставке 1867 года.
Крашение
пунцового товара в ту пору производилось при помощи растительного красителя
краппа, но с 1870 года применялся новоизобретенный краситель ализарин. Как
большинство химических продуктов, он производился в Германии, но это
обстоятельство не остановило Льва Львовича, старшего сына основателя, ставшего
во главе дела после смерти своего отца*, [* Людвиг (Лев) Андреевич скончался в 1862
году.] от постройки своего завода для выработки ализарина.
Этот
ализариновый завод был построен и пущен в ход в 1874 году. При проектировании
завода расчеты были следующие: предполагали, что завод будет снабжать
ализарином не только наши бумаго-красильную и ситце-набивную фабрики, но также
другие фабрики, вырабатывавшие пунцовый товар.
На самом же
деле этот расчет не оправдался, так как фабриканты, работавшие пунцовый товар,
не хотели покупать ализарин у своего конкурента и предпочитали выписывать его
из Германии.
Лев Львович
был очень энергичным и предприимчивым человеком и нелегко сдавался при
неудачах, поэтому построенный им завод продолжал вырабатывать ализарин только
для нашей собственной потребности.
В 1878 году
в пунцовое крашение было введено ализариновое масло, что значительно удешевило
выработку товара, а в 1890 году был введен способ щелочного вытравления
пунцового ситца, имевший громадное значение, в силу совершенной прочности
щелочных красок. За это важное усовершенствование Рабенековская
Мануфактура получила на Средне-Азиатской выставке в
Москве в 1891 году большую золотую медаль.
Общая выработка пунцового товара во времена его расцвета, то
есть в последнем пятидесятилетии
прошлого столетия [XIX века], равнялась примерно 4.000.000 кусков в год, по 60
аршин* [*1 аршин равен 0,7 м.] каждый, при чем фабрики,
вырабатывавшие этот пунцовый товар, были наше Товаришество
Мануфактур Людвиг Рабенек, Товарищество Богородско-Глуховской мануфактуры, Товарищество Зуевской
Мануфактуры Зимина, Товарищество на паях Мануфактур Барановых, Товарищество
Соколовской мануфактуры Асафа Баранова и Павлов
в городе Александрове.
Когда же с годами вкусы деревни изменились и отошли от пунцового
ситца и кумача к более современным и модным русским номерным ситцам, то
выработка пунцового товара сократилась до 2.000.000 кусков в год, при чем это
количество уже вырабатывалось только тремя фабриками, нашим товариществом,
Товариществом Барановых и Товариществом Соколовской мануфактуры, рынок сбыта
также изменился, уйдя от русской деревни в направление Туркестана,
Ближнего Востока и Персии.
Примечательно,
что все фабрики, работавшие этот пунцовый товар, были расположены по той же
самой реке Клязьме.
Явление
это, конечно, не было случайным, и причина тому лежала в том, что вода реки Клязьмы была особенно пригодна для крашения пунцового
товара.
Главным
врагом этого крашения было присутствие в той или иной форме железа. Всякое
прикосновение товара при его фабрикации к железу давало на нем сине-лиловые
пятна, а с такими пятнами товар, естественно, шел в брак. Поэтому вся
аппаратура при выработке пунцового товара была сделана из меди.
В 1896
году, когда делом нашего товарищества управлял Лев Артурович, мой отец и его
брат Эдуард Артурович, было решено продать наш ализариновый завод со всеми его
секретами производства немецкой фирме Рудольфа Ведекинда
на Рейне. По условию продажи Ведекинд
должен был у себя производить для нас ализарин и для успеха этого перемещения
производства, мы переуступили Ведекинду нашего
заведующего производством, русского химика Михаила Александровича Ильинского*. [*
М.А. Ильинский (1856 – 1941) – химик-органик, специалист в области химической
технологии и синтетических красителей. Почётный член
АН СССР с 1 июня 1935 г. Организатор отечественной промышленности синтетических
красителей.]
Решение
продать это производство, которое с успехом проработало у нас в России 22 года,
было вызвано тем, что по очень неудачному торговому договору с Германией,
таможенное обложение ввозимого в Россию готового продукта как ализарин, было
установлено ниже, чем для полупродукта антрахинона, из которого ализарин
вырабатывался.
В силу
этого ализарин сработанный у нас в России выходил по
цене значительно дороже, чем ввозимый немецкий ализарин, а это в свою очередь
делало стоимость нашего пунцового товара дороже стоимости товара конкуренции.
При передаче же производства ализарина Ведекинду
в Германию, мы получали наш же ализарин, но по цене дешевле, чем был немецкий,
ввозимый в Россию*. [* М.А. Ильинский, отправившийся вскоре
работать в Германию на завод Ведекинда, говорит в
своих воспоминаниях, что производство ализарина на фабрике Рабенек было намеренно задушено германскими
производителями в целях ликвидации конкурента.]
В 1905 году
наше Товарищество приобрело у Константина Митрофановича Мазурина* Реутовскую Мануфактуру, одну из самых старых русских
прядилен [* Бывший владелец Реутовской мануфактуры К.М.
Мазурин (1866 – 1927) был также широко известен как русский музыковед,
литературовед, врач, историк и поэт.]. Владелец Реутовской
Мануфактуры, Мазурин, лично не занимался ведением дела, он по образованию и
профессии был врачом. Когда был жив старик Герасимов*, он вел
дело Реутовской мануфактуры, но когда Герасимов умер,
в деле не нашлось человека, который мог бы с успехом продолжать его вести и оно
мало-по-малу пришло в упадок и перестало давать
Мазурину доход на вложенный в это дело капитал [* Мануфактур-советник
Григорий Сергеевич Герасимов был директором Правления «Товарищества Реутовская мануфактура».] Тогда Мазурин
решил продать Реутовскую Мануфактуру и вполне
естественно обратился с этим предложением
к нам. Наше Товарищество, из года в год, покупало у Реутовской
Мануфактуры крупные партии ее пряжи для
окраски в пунцовый цвет на нашей бумагокрасильной
фабрике и для продажи для крестьянского самоткачества.
Так
образовалось объединение двух мануфактур в одно крупное промышленное дело,
которое выпускало ежегодно на рынок 200.000 пудов суровой пряжи, 150.000 пудов
крашеной пряжи, 1.000.000 кусков готового товара по 60 аршин каждый, из которых
около половины отправлялось в Персию.
Наша Рабенековская Мануфактура была самой крупной по экспорту
продукции в Персию и числилась Поставщиком Двора Его Величества Шаха
Персидского.
Благодаря
этой подсобной торговой деятельности русских мануфактур, нашему посольству в
Тегеране легче было добиваться расширения русского политического и экономического
влияния в Персии. Можно сказать, что в последние годы до Первой
Мировой войны сфера продажи русской мануфактуры была растянута по всей Северной
Персии, начиная от Тавриза, через Решт
до Мазандарану на Шахруд и Мешед и дальше на юг до старой персидской столицы Исфагань.
В этих
областях Персии мы могли легко конкурировать на базаре с иностранной привозной
мануфактурой.
На этом
кончаю мою статью о Московской хлопчатобумажной промышленности и надеюсь, что
это мое повествование не было слишком скучным для читателя непосвященного в эту
область русского промышленного творчества, писать же об этом меня побуждает
чувство любви к нашему прошлому, за которое, как мне кажется, нам краснеть не
приходится.
Рабенек Л.Л.
Из статьи «Хлопачтобумажная
Промышленность Старой Москвы 1914 года».
Отрывок
из статьи, опубликованной в журнале «Возрождение» (Lе Renaissance). Вып. 172. – Париж, 1966, с.100-101.
Снова
берусь за перо и продолжаю рассказ о нашей русской хлопчатобумажной
промышленности. Пишу эти строки с целью не только показать, что было создано в
этой области в старое царское время, но и помянуть добрым словом тех людей кои
были творцами этой промышленности.
Большевики
меняют старые названия наших Мануфактур и этим освобождают себя от истории
прошлого. Подрастающие поколения русских людей, не зная истины, невольно могут
думать, будто вся хлопчатобумажная промышленность в России – дело промышленного
творчества большевиков.
Поэтому я и
продолжаю свои статьи в «Возрождении», зная, что едва ли теперь найдется человек
в этой области достаточно сведущий, который мог бы
дать в кратких рассказах обзор наших когда-то знаменитых Мануфактур.
Все
они походили одна на другую по форме
своей организации, и разница между ними заключалась в сортах ими изготовляемого
товара и в именах семей, которым эти предприятия принадлежали.
Кроме
основной деятельности по производству, наши Мануфактуры выполняли ряд
обязанностей побочного порядка: под этим я разумею
устройство на фабрике школ, врачебной помощи в виде больниц, родильных приютов,
яслей для маленьких детей, устройство жилищ для служащих и рабочих, устройство
фабричной харчевой лавки, –
словом, создание целого ряда учреждений гуманитарного порядка, которыми могли
пользоваться все лица, живущие на фабрике.
В силу такого построения, наши Мануфактуры резко отличались от
таких же предприятий заграницей, и в то время как последние были исключительно
заняты своей промышленной работой, наши Мануфактуры, на местах, где находились
фабрики, делались не только центрами того или иного промышленного производства,
но становились в то же время рассадниками грамотности и просвещения.
Если, к
примеру, взять нашу Рабенековскую Мануфактуру, в
Соболеве, при станции Щелково по Московско-Ярославской железной дороге, то в
деле обучения детей служащих и рабочих она имела свое фабрично-земское
двухклассное училище при 6 учителях,
с пятилетним курсом обучения. Кроме этой своей фабричной школы наше
Товарищество содержало школы и в соседних селах Жегалове
и Амереве, а также и в самом Щелкове.
Учреждения
врачебно-больничного характера состояли из главного здания больницы на 50
постоянных кроватей, с хорошо оборудованным операционным театром, из отдельного
здания родильного приюта и двух бараков для заразных болезней. Медицинский персонал включал в себя
двух врачей, двух фельдшеров, трех фельдшериц и нянек, а родильный приют был в
руках главной заведующей акушерки со своим штатом и
тут же имелась аптека для приготовления необходимых лекарств.
Служащие и
рабочие со своими семьями, примерно числом в 12.000 человек, жили в помещениях,
принадлежащих фабрике, сдаваемых им бесплатно с отоплением и освещением. Свое
продовольствие они закупали в фабричной харчевой лавке, где все продукты были
лучше и значительно дешевле, чем в деревне Щелкове: фабрика закупала свои
продукты на местах из первых рук и продавала их своим потребителям по своей
цене без начисления какого либо барыша. Так, например, Черкасский скот для убоя
покупался на юге России и привозился вагонами в сопровождении специального
вожатого. По прибытии этот скот отправлялся на болото фабрики, где
откармливался, и только после этого его привозили на фабрику на убой.
Рабенек Л.Л.
Из статьи «Москва времени до первой мировой войны»
Отрывок
из статьи, опубликованной в журнале «Возрождение» (Lе Renaissance). Вып.
107. – Париж, ноябрь 1960, с. 105-106.
Стариков, т. е. отца с матерью и дядю [Родители автора: Людвиг Артурович Рабенек (1856 – 1928), Александра Михайловна Рабенек (урожд. Вебер; 1854 – 1951), дядя – Эдуард Артурович Рабенек (1858 – 1937).] с семьей мы отправили из Москвы в Финляндию, в
сохранность, когда можно было это еще делать, а сами, я, как старший, с двумя
братьями [Братья автора:
Артемий (1884 – 1966), Андрей (1884 – 1928) и Николай
(1894 – 1983).] и двоюродным братом [Карл
Эдуардович Рабенек (1888 – ?)
занимался делами Реутовской мануфактуры Тов-ва «Л. Рабенек». См.: Сергеев Е. К. Реутов. Летопись в
лицах, документах и фотографиях. – М., 2005, с. 33-34.], остались в Москве в деле. В то
время, а именно в начале 1919 года мы еще по-прежнему были директорами
Правления наших Товариществ, но работали мы уже под надзором Рабочей
Контрольной Комиссии [так]. Вид это имело такой: в прежнем отцовском кабинете я
сидел за его столом у окна, а вдоль противоположной стены стоял длинный стол,
за которым сидела Рабочая Контрольная Комиссия в числе 19 человек с
председателем во главе. Каждое письмо, чек или документ, подписанные мною,
должны были быть контрассигнованы [Контрасигновать (от фр. contre signer) – удостоверить подпись.] Контрольной Комиссией.
Каждый день между мною, т. е. Правлением, и Контрольной Комиссией происходили
споры, и, если я не соглашался с мнением Контрольной Комиссии, то я не давал
своей подписи, а без подписи директора Правления документ считался
недействительным. Это злило председателя Контрольной Комиссии, но он ничего с
этим поделать не мог. К сведению, я должен сказать, что в
Донецком бассейне у нас был свой антрацитовый рудник, который работал под
фирмой Товарищество Южно-Должанского Антрацита и
поставлял топливо на наши обе фабрики спор между мной и Контрольной Комиссией
зашел из-за того, что я выписал чек товариществу Южно-Должанского
Антрацита в уплату за его последнюю доставку топлива. Председатель
Контрольной Комиссии нашел, что в этом моем действии кроется контр-революционный акт, так как
деньги посылались в область, оккупированную белыми армиями. Я же оспаривал его
точку зрения и говорил. Что деньги посылаются для оплаты
рабочих на руднике, что это самая обыкновенная коммерческая операция, по
которой полученный товар оплачивается по счету деньгами, и что если оплата за
полученный антрацит [Антрацит – высшая разновидность угля,
твердого горючего полезного ископаемого высокой плотности и электропроводности,
использующийся как топливо в энергетике.] не будет сделана, то рассчитывать
на следующие доставки его не придется. В таком случае наши фабрики могут
остановить свое производство из-за недостатка топлива, и возможно, что
подымется тогда обвинение в саботаже, и в этом случае ответственным лицом
явится не правление, а Контрольная Комиссия. Это изъяснение моего мнения очень
не понравилось председателю Контрольной Комиссии, и он решил на сей раз воздействовать
на меня при помощи Чеки [так; ВЧК]. Он встал, извинился, что на минутку должен
выйти, пошел в коридор к телефонной будке и стал звонить в Чеку, прося прислать
немедленно отряд для ареста члена Правления, не желающего подчиниться решению
Контрольной Комиссии.
Иван Петрович [Автор
приводит вымышленное имя и отчество, опасаясь за жизнь своего бывшего
служащего. В начале приведенного
отрывка статьи Л.Л. Рабенек пишет: «…его имя я здесь
не называю, ибо не знаю, был ли он доволен, если он еще жив, что его имя
появляется на страницах эмигрантской печати, поэтому буду говорить о нем, называя его хотя бы Иван Петровичем. Все, о чем я пишу
сейчас, имеет только интерес исторический, и личность Ивана Петровича я привожу
как пример тех: порядочность, верности и преданности, которыми были проникнуты
старые служащие подворий в отношении своих хозяев, которые в то время, из-за
большевистской революции, фактически. Уже перестали быть их хозяевами». Ibid, с.
105.] случайно проходил мимо этой телефонной будки, дверь которой не
была закрыта, и услыхал весь разговор председателя Контрольной Комиссии с
Чекой. Когда председатель Контрольной Комиссии вернулся обратно, вошел в
комнату также и Иван Петрович, который громогласно, обращаясь ко мне, заявил:
«Лев Львович. К нам в Правление только что звонили из Центротекстиля
и просили вас немедленно приехать за получением чека по ассигновке».
Я встал,
думая, что Иван Петрович говорит правду, извинился перед Контрольной комиссией,
что должен покинуть заседание, и с Иван Петровичем
вышел из комнаты. Спускаясь со мной по лестнице, он объявил мне, что мой вызов
в Центротекстиль – его выдумка, и была им сделана
только для того, чтобы высвободить меня из заседания Контрольной Комиссии, и
тут же рассказал про слышанный им разговор по телефону председателя Контрольной
Комиссии с Чекой. Он посоветовал мне и брату немедленно же покинуть Правление,
что мы и выполнили.
Чека была
очень точна и приехала через 10 минут после нашего ухода. Узнав, что нас нет,
она сделала вид, будто приехала проверять вещи, находящиеся в наших несгораемых
шкафах.
На
следующее утро мы явились в Правление как ни в чем не
бывало, и снова занялись разбором дела Южно-Должанского
Антрацита. Чтобы покончить разногласие. Я предложил председателю и нескольким
членам Контрольной Комиссии пройти со мной вместе с Центротекстиль
и получить от него директивы, как нам надлежит поступить в этом случае. Лицо, к
которому нам нужно было обратиться в Центротекстиле,
выслушав наше разногласие, встало на мою точку зрения и отчитало «товарищей»,
говоря, что они такими ненужными спорами только тормозят нормальную работу
предприятия.
Общий список статей Л. Л. Рабенека
в журнале «Возрождение»:
1. Рабенек Л. Москва и ее «хозяева» (времени до
Первой мировой войны 1914 г.).
«Возрождение» № 105, сентябрь 1960 г. Париж., с.
101-104.
2. Рабенек Л. Москва времени до первой
мировой войны. «Возрождение» № 107,
ноябрь 1960. Париж, с. 101-112.
3. Рабенек Л. Московская хлопчатобумажная промышленность (воспоминания). «Возрождение» № 135, март 1963 г., Париж,
с. 67-74.
4. Рабенек Л. Незабываемое прошлое. «Возрождение» № 149,1964 г. Париж, с.100-103.
5,6.
Рабенек Л. Хлопачто-бумажные
Мануфактуры Москвы и Подмосковья времени до Первой мировой войны. Начало «Возрождение» № 161,
май 1965 г. Париж, с. 95-102; окончание –
№ 162, июнь 1965 г. Париж, с. 104-113. Источник: Рабенек Л. Хлопчато-бумажные
Мануфактуры Москвы и Подмосковья времени до Первой мировой войны
/ж. Возрождение (Lе Renaissance).
Вып. 164. – Париж, 1965,
с.110-113.
7. Рабенек Л. Из статьи «Хлопачто-бумажная
Промышленность Старой Москвы 1914 года». «Возрождение»
№ 172, апрель 1966 г. Париж, с. 100-101.Интернет-журнал «Подмосковный краевед», 2017 г.
При репосте обязательна ссылка на museum-schel.ru и trojza.blogspot.com.
